Меч президента - Игорь Бунич

В итоге Анпилов, забыв главную заповедь вождя о том, что трудовой народ никогда не должен лицезреть своего фюрера иначе, как на трибуне, напился с «активом» до такого состояния, что был обнаружен только через сутки избитым и в состоянии глубочайшей похмелюги. От нового вождя мирового пролетариата несло, как от ликеро-водочного завода.

Анпилов пытался отделаться от «актива» водкой, а выделенные для них средства, триста тысяч рублей, положить себе в карман, поскольку у вождя всегда больше трат, чем у народа.

Когда-то это удавалось. Но, как указывал еще Ленин, сознательность пролетариата очень быстро растет в условиях революционной борьбы. «Актив», не отказавшись от халявной выпивки, забыв, что им была оказана великая честь пить вместе с вождем, потребовал и «бабок». А поскольку вождь попытался возражать, то быстро получил «в глаз», был обобран и выброшен на улицу протрезвиться.

Поскольку неявка Анпилова на митинг была замечена всей страной и могла только сравниться с неявкой Андропова на ноябрьские торжества 1983 года, все ждали объяснений. Андропов, как известно, умирал (и вскоре умер), поэтому многие решили, что только смерть могла помешать Анпилову явиться на митинг. Было также замечено, что и многие «активисты» «Трудовой Москвы» равным образом проигнорировали мероприятие, которое, руководимое нерешительным Тереховым, прошло на редкость скучно и тихо.

Анпилову пришлось срочно сочинять легенду, которая для выпускника факультета журналистики МГУ выглядела жалкой и примитивной. Впрочем, знавшие Анпилова по журналистской работе утверждали, что все публикации вождя всегда отличались примитивизмом и были шиты белыми нитками.

По версии Анпилова, когда он вышел из городской прокуратуры, имея при себе триста тысяч партийных денег (якобы членских взносов рабочих, состоявших в «Трудовой Москве»), сразу же обнаружил за собой слежку. Поэтому, чтобы сбить «хвост», он, Анпилов, направился с Пушкинской улицы в центре Москвы, где располагалась прокуратура, петлять по столичным переулкам и, в итоге, оказался аж в Бутово — на дальней и весьма подозрительной окраине, которую и Москвой-то нельзя было назвать. Бутово известно как район наиболее кишащий бомжами.

По версии Анпилова, именно в Бутове его и схватили неизвестные, одетые в «камуфляж» без знаков различия. Ему сунули в рот кляп, надели наручники, завязали глаза и повезли куда-то «в подмосковный лес».

Там вождя мирового пролетариата, по его словам «профессионально избили». Избить профессионально — это значит не оставить на теле избиваемого никаких следов. «Партийный актив», разумеется, подобным искусством не владел, а разбитый лик вождя и огромный лиловый фонарь под глазом говорили совершенно обратное — били от души, но не профессионально. Затем в Анпилова «силой влили бутылку водки», отняли триста тысяч партвзносов и выкинули из машины в какую-то канаву, как и положено коварным классовым врагам.

Был у Анпилова очень тяжелый разговор с «куратором», полковником Воробьевым. Врал и извивался, но в итоге все рассказал, как на духу.

Полковник посочувствовал: «Тяжелая у тебя работа, Виктор Иванович, с таким контингентом надо всегда ухо держать востро. Еще хорошо отделался, могли убить запросто. Я эту публику знаю».

Вместе придумывали версию, дабы обвинить во всем «оккупационное правительство». Версию кое-как состряпали, но долго не могли придумать: на кой ляд это все понадобилось «клике Ельцина»?

Порешили так: власти-де решили, что похищение Анпилова «спровоцирует массовые столкновения трудового народа с ОМОНом, которые перейдут в бойню с объявлением по всей стране чрезвычайного положения и установления кровавой диктатуры Ельцина».

Подобные слова, правда, сам Анпилов сказать не решился. Сложновато. Так что произнести их пришлось лично товарищу Зюганову на пленуме ЦК своих, по словам Анпилова, «дерьмовых оппортунистов». Благо, что «куратор» был общий.

От себя Зюганов добавил, что власти вообще задумали убийство Анпилова, и это ужасное злодеяние было сорвано только мощной «трехсоттысячной демонстрацией рабочей Москвы», которой, естественно, никогда не было. Но коммунисты уж таковы: они считают, что навеки себя опозорят, если хоть раз скажут правду…

Несмотря на полную нелепость анпиловской версии, а, может быть, именно благодаря этой нелепости, соратники Анпилова решили превратить его майские приключения в пролетарский подвиг, очень, кстати говоря, напоминающий «подвиг» Хорста Весселя с той лишь разницей, что Вессель все-таки погиб в пьяной драке, а Виктор Иванович уцелел.

Сажи Умалатова, единственный оставшийся в стране человек, имеющий право присваивать звание Героя Советского Союза, предложила удостоить этим званием Анпилова по представлению «трудового народа».

Пока сообщники Анпилова собирали подписи для представления, события в стране развивались столь стремительно, что вскоре забылись почти все анпиловские подвиги, а галопирующая инфляция превратила 300 тысяч пропавших партийных рублей в сумму, о которой даже было стыдно вспоминать…

Неблагодарных бомжей в «Трудовой Москве» несколько разбавили пенсионерами и ветеранами, считая, что они окажут благодетельное влияние друг на друга. Набрать их было нетрудно, ибо гайдаровские реформы больнее всего ударили именно по пенсионерам, фактически уполовинив всем реальный жизненный уровень и превратив в пыль те накопления, которые люди собирали всю жизнь в надежде на обеспеченную старость.

Выступая перед сбитыми с толку и выбитыми из привычной жизни стариками, Анпилов, с проникновенным лицом, говорил мягким голосом: «Как у нас было в старые времена, товарищи? И хлеба горбушку — и ту пополам… Справедливо было». Старики молча слушали и кивали.

Хитрил коммунист Анпилов, а прекрасно знал, что если бы покойная КПСС не стала на народной крови столь неуемно жадной, которая не то что «пополам», а и тысячной долей не желала делиться с населением и сбежала, обобрав это население до нитки, вызвав сегодняшний кризис, то процарствовала бы родная партия еще тысячу лет, держа Виктора Ивановича в мелких провокаторах.

А ныне перед его воспаленным взором открывалась дорога чуть ли не в вожди. Хотя те, кто направлял Виктора Ивановича, посмеивались над его амбициями, поскольку по варианту одного из планов (в случае его удачной реализации) самого Анпилова предусматривалось ликвидировать с целью превращения его образа в воспитательную легенду по образцу Павлика Морозова.

Но пока его «армия» была нужна. И не только для дестабилизации обстановки в Москве (за пределами столицы «трудороссы», как их иногда называли, были практически неизвестны. Даже «Трудовой Ленинград» в подметки не годился московскому, поскольку там не связывались с бродягами, а пытались навербовать людей на заводах. Это было ошибкой, поскольку между настоящим рабочим и люмпеном — бездонная пропасть). Главной же задачей, неизвестной даже самому Анпилову до конца, было стремление подставить его «армию» под пули потерявшего терпение правительства, и тем самым подтвердить тезис о кровавости и бесчеловечности.

Если бы этого, удалось добиться, то, при известных обстоятельствах, в этом можно было обвинить либо власти, либо самого Анпилова, либо их вместе, но в любом случае подобное событие могло дать в нынешней нестабильной ситуации хорошие политические дивиденды всем, кто привык их высасывать вместе с кровью…

Едва узнав об указе президента и получив дружеское напутствие: «Давай, Витя, не подкачай!», — Анпилов стал собирать «актив». К его удивлению, «актив» встретил это известие без всякого энтузиазма. Жизнь в экстремальных условиях, а другими словами — нечеловеческая жизнь воспитала у бродяг шестое чувство, своего рода инстинкт, показывающий им предел, ту самую «красную черту», которую лучше не переступать.

Даже «ветераны» осады «Останкино», почуяв неладное, отказывались, отнекивались, требуя повышенной оплаты, обещая подойти позднее, но по их глазам Анпилов видел, что к Белому Дому они не пойдут, по крайней мере, сегодня ни за какие деньги. Поэтому вместо огромной толпы, которая по плану должна была запрудить центральные улицы столицы, Анпилов подошел к зданию Верховного Совета примерно с сотней сторонников, половину которых составляли пенсионеры.

Наоравшись с балкона и прослушав скандирование старческими голосами: «Савецкий Саюз! Савецкий Саюз!», Анпилов прошел в здание и направился в столовую. Во-первых, нужно было перекусить. Он выскочил из дома сразу после речи президента, и уже проголодался. А во-вторых, он знал, что в чрезвычайной сессии объявлен перерыв, и большинство депутатов находятся в столовой.

Однако, войдя в столовую, где нардепы, сидя по двое, трое за столиками, что-то оживленно обсуждали, жуя «таганские» сосиски и ковыряясь вилками в тарелках со шпротами, Анпилов решил не стоять в буфетной очереди, а сразу перейти к делу.