С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке - Мэлор Стуруа

Черную работу будут делать парни в черных перчатках. Ну хотя бы вот эти, что окружают помост, на котором кликушествует Пирс. Я пытаюсь рассмотреть их лица, проникнуть в их мысли. Почему они пришли на Инфант-сквер? И как дошли до фашизма?

В самом центре цепи коричневорубашечников, под самой сенью микрофона и плаката со свастикой, стоят два худощавых паренька. Откровенно говоря, я не верил, что такие фашисты действительно существовали или существуют. Мне казалось, что они порождение плохой кинематографии, гомерически упрощающей врага, упрощающей до карикатурного неправдоподобия. Но эти волчата словно сошли с экрана. Они скрежещут зубами в пароксизме какой-то иррациональной злобы. Вены на лбу угрожающе вздулись. По лицам то и дело пробегает судорога. Когда толпа, собравшаяся вокруг них, начинает шикать на оратора, парни принимают исходную позицию каратэ, сжимают кулаки и начинают дрожать, как гончие на стойке. Они обливаются потом и брызжут слюной. Из их впалых грудных клеток время от времени вырываются какие-то нечленораздельные звуки. Даже прохаживающийся по рядам коричневорубашечников чубатый детина с опаской косится на них, хлопает их по плечу, вытирает с их перекошенных лиц пот и слюни, шепчет им на ухо нечто успокоительное. На мгновение парни стихают и начинают бессмысленно озираться. Но еще через мгновение отдаются новому приступу бешенства. Фанатики? Безусловно. Но что их сделало такими? Физическая неполноценность, не позволявшая давать сдачи своим более сильным одноклассникам и вытекающая отсюда страсть к револьверу, уравнивающему хилых и мускулистых? Чтение комиксов и «Майн кампф»? Неудачная попытка поступить в колледж? Желание одним махом стать «хозяевами жизни?? Кто знает. Их прыщавые лица выдают половую незрелость. Но сами они уже созрели для проповедей доктора Пирса.

Слева от волчат мужчина лет пятидесяти. Лицо и руки рабочего. Усталое, землистое лицо. Большие, натруженные руки. Можно побиться об заклад, что ни при какой погоде он не читал ни гитлеровскую «Майн кампф», ни «Заратустру» Ницше. Он просто боится и ненавидит «ниггеров». Не потому, что они черные, а потому, что они могут отнять у него место у станка или в кабинке бульдозера. «Ниггеры» — выгодная рабочая сила, дешевая и неорганизованная. Все «ниггеры» скэбы, и их надо давить к ногтю. Скэбы и нахалы. Навязываются в соседи, а это хуже кражи со взломом. Всю жизнь копишь деньгу ка собственное гнездо. Наконец покупаешь его. Радуешься: и крыша есть и недвижимость. Но вот налетают эти вороны, и недвижимость падает в цене, а крыша начинает протекать. Ну как не стать фашистом, когда видишь день-деньской черную харю в белом «кадиллаке»? Нажил, наверное, кучу долларов, скармливая наркотики моим детям и детям моих друзей. У кого просить на него управы? У президента, у босса, у лендлорда? Они сами дерут с тебя твою белую шкуру. Последняя надежда — доктор Пирс. Авось доктор Пирс поможет. Ну и здорово же он кроет всю эту шайку — капиталистов и черномазых, администрацию и зажравшихся интеллигентов.

Стоит рабочий, грустный и грузный. В груди заботы, а на груди фашистский значок. Он не владеет никакими приемами каратэ, как эти сосунки справа, но может скрутить их обоих одной рукой, той самой, на которой сейчас надета повязка со свастикой. Он стал членом «национал-социалистской партии белых людей» потому, что хозяева Америки обращаются с ним как с черной костью. Белый? Да какой он вам белый! Вы получше вглядитесь в его лицо, землистое от забот и черное от угольной пыли…

А вот еще один фашист. Взгляд исподлобья. Усики под Гитлера. Этот для меня не загадка. Не потому, что я какой-то особенный физиономист. Просто лицо его мне хорошо знакомо. Он держит небольшую книжную лавчонку в Арлингтоне и уже несколько раз объявлял себя банкротом. Этот ненавидит евреев — корень всех его бед и злоключений. Это они задавили его своей конкуренцией. Это они довели его до банкротства. Да разве только одного его? Всю страну! Он знает наизусть фамилии всех министров и сенаторов, у которых жены еврейки. Разбудите его посреди ночи, и он перечислит вам без запинки все банки и страховые компании с еврейским капиталом, пересчитает каждый клочок земли на благословенных побережьях Калифорнии и Флориды, который был скуплен в то или иное время уходящими на покой потомками еврея Зюса.

Да, этот для меня не загадка. Мелкий буржуа, разыгрывающий из себя крупную политическую фигуру, выдающий свое бешенство за мудрый зов крови, свою слепоту — на расовую прозорливость. Пущенный по миру большим капиталом, он хочет в отмщение пустить по ветру весь мир, по ветру, несущему радиоактивный пепел и пепел человеческий из душегубок. Нет на свете страшнее и беспощаднее псаря, чем загнанный нуждой лавочник!

Тем временем мистер Пирс отвечает на полдюжины «почему», перечисленных в фашистской листовке. Он начинает с вьетнамской войны, покрывшей позором Америку. Именно позором. Разве назовешь иначе тот факт, что солдаты, представлявшие белую цивилизацию и вооруженные по последнему слову техники, не могли в точение целых десяти лет расправиться с бандами неполноценных и невооруженных вьетнамских крестьян? Почему не сбросили водородные бомбы на их хижины? Потому, что в Вашингтоне засели изменники. К стенке парламентариев, связавших по рукам и ногам президента! Впрочем, последний тоже хорош: его солдат убивали в дельте Меконга, а он, главнокомандующий, терпел антивоенные демонстрации дома?

— Каждый, кто попустительствует этим прокоммунистическим сборищам, предатель своей расы! — орет «доктор физики». Стриженные ежиком волосы угрожающе топорщатся на его узкой черепной коробке.

А что творится дома, в самой Америке, охваченной расовым и моральным декадансом? Негры, которые только на три пятых человеческие существа (будучи ученым, Пирс часто прибегает к цифрам), захватывают один за другим крупнейшие американские города. Мэр Кливленда — негр, мэр Ньюарка — негр, даже мэр Вашингтона, столицы Соединенных Штатов, и тот — негр, да еще по фамилии Вашингтон! Разве это не издевательство?! Белые мужчины работают на черных предпринимателей. Белые женщины рожают детей от черных насильников. Люди, вооружайтесь! Пусть у каждого из вас под подушкой ли, на кухонной плите или в машине лежит заряженный револьвер! Рак не лечат таблетками аспирина. Рак бомбардируют кобальтовой пушкой и вырезают хирургическим ножом. Ответ на коммунистическую, негритянскую и семитскую опасность может быть только один — радикальная социальная хирургия! Или мы вырежем опухоль, которая расползлась по телу Америки, или мы перестанем существовать как страна, как народ, как раса!

Фашисты, замершие перед помостом в классических позах своих гитлеровских предтеч, словно по команде оживают. Они бешено аплодируют апокалипсическому бреду Пирса, их нового фюрера, сменившего Джорджа Рокуэлла, которого пристрелил, как собаку, один из его же единомышленников.

Вокруг помоста начинает собираться толпа. Толпа растет с неимоверной быстротой. Сегодня в Вашингтоне особенно людно. Полным-полно туристов. Вчера отмечался День независимости — гигантское шоу под названием «Чти Америку», поставленное в четыре руки — евангелическим проповедником Билли Грэхемом и голливудским шутом Бобом Хоупом. Шоу одинаково позвало на берега Потомака и «молчаливое большинство» из провинциальных заводей, и радикальную молодежь из центров урбанизма. Первые прибыли в Вашингтон, чтобы почтить Америку, вторые — чтобы выразить свое глубокое непочтение к ней. Сегодня и те и другие отдыхают после жарких схваток. Одни развалились пикниками на зеленой траве парков, в тени деревьев; другие бродят по музеям и галереям столицы, щелкают фотокамерами, едят мороженое, глушат прохладительные напитки.

Но нет мира под вашингтонскими оливами, тем более мира социального. Фашистское сборище притягивает к себе, как магнит, участников вчерашнего шоу «Чти Америку». Некоторое время люди молча слушают оратора, пытаются разобраться в его словах и мыслях, а заодно и в своих собственных. Но вот постепенно начинается «поляризация» аудитории. Первыми приходят в себя хиппи, занявшие передние места и прижатые напирающей сзади толпой почти нос к носу к фашистам.

— Наци, убирайтесь вон из Америки!

— Мясиики! Кровопийцы! Сукины сыны!

— Зиг хайль, фашистские свиньи, зиг хайль!

Какой-то хиппенок, мальчишка лет двенадцати-тринадцати, засунул в рот свисток, выбросил вперед правую руку на манер нацистского приветствия и гусиным шагом дефилирует мимо коричневорубашечников. Последние готовы растерзать дерзкого мальчишку. Особенно хорохорятся волчата в центре. Они становятся и стойку каратэ, грозят вашингтонскому Гаврошу кулаками в черных перчатках. Но ударить его так, и не решаются. Боязно.

Хиппи, что постарше, образуют живую цепь и предлагают включиться в нее всем неграм и евреям, стоящим в толпе. Вскоре цепь становится интернациональной и многорасовой,