Фанера над Парижем - Людмила Милевская

Роза наклонилась к Марусе, сидящей рядом, и изумленно прошептала:

— Что он делает?

— Молитву медиума читает, — тоном, предназначенным для бестолковых, прошипела Маруся.

— А раньше что ж не читал? — не могла не поинтересоваться я.

— У великого магистра вчера одержание было, — с пафосом сообщила Маруся.

— Что это за недержание? — бестолково переспросила Роза. — Энурез, что ли?

— Одержание, — возмущенно зашипела Маруся, — знать бы пора. Это когда дух выходит из воли медиума и мешает ему общаться с другими духами. Так и до омрачения недалеко…

Невыносимый шепот Маруси заглушал все более и более громкий голос Коровина.

«…Если я поддался искушению как-либо злоупотребить или кичиться способностью, которую Тебе угодно было даровать мне, то я молю тебя, господи, забрать ее у меня…»

Вдруг я почувствовала на себе тяжелый взгляд, повернула голову и наткнулась на глаза Равиля. Взор его был злобен и мутен, но, встретившись с моим, мгновенно превратился в ласковый и просветленный. Меня охватил озноб.

«…Провидением, каково я есть благо всех, и также мое собственное нравственное продвижение», — возвышенно подвывая, закончил, наконец, молиться Коровин.

Равиль отвел от меня свои ласковые глаза и с почтением взглянул на великого магистра. Коровин же сделал многозначительную паузу и буднично сказал:

— Сегодня, милостивые государи и государыни, мы попытаемся вызвать дух императора Петра Великого. Надеюсь, нет возражений? — он обвел окружающих невидящим взглядом.

Возражений не последовало. Коровин назидательно продолжил:

— Однако учитывая, что дух царя Петра — дух мятежный и нетерпимый, каковым был и сам император при жизни, мы будем общаться с этим духом при помощи пневмографии. Прошу запомнить, господа, что для достижения нашей цели следует предельно сосредоточиться.

Я наклонилась к Розе и шепнула:

— Ты умеешь это делать?

— Конечно, — ответила Роза.

— Так сделай это и за меня, — попросила я. Роза изумленно пожала, плечами, выражая сомнение, удастся ли ей справиться с поставленной задачей.

— Я за тебя, — гаркнула Маруся, которую сомнения вообще редко посещают.

Коровин строгим взглядом призвал ее к тишине и театральным жестом тронул плечо Равиля. Тот поднялся со стула и, двигаясь по кругу, раздал сидящим за столом белые плотные листки бумаги и ручки. Лист бумаги и ручка достались и мне вместе с внезапным комплиментом.

— Сегодня вы неотразимы, — шепнул мне на ухо Равиль.

Я вздрогнула от неожиданности, но он уже что-то шептал Марусе.

— Что он сказал тебе? — спросила я, когда Равиль вернулся на свое место.

— Чтобы я ручку не ломала, — буркнула Маруся.

— Она в прошлый раз во время пневмографии ручку поломала, — пояснила Роза и тут же поинтересовалась:

— А тебе он что сказал?

— Что я неотразима, — вынуждена была признаться я.

— Врет, — успокоила меня Маруся.

Коровин тем временем начал делать пасы над головой Равиля, противно подвывая:

— Вызыва-а-а-а-ю-ю…. Вызыва-а-а-а-ю-ю…

Так продолжалось до тех пор, пока Равиль не побледнел, вздрогнул и глухим, с хрипотцой, голосом ответил:

— Пошто звал, холоп?

— Он здесь! — торжественно заявил Коровин. — Пишите свои вопросы.

Все присутствующие деловито бросились писать послания царю Петру. Я последовала их примеру и вывела на своем листочке традиционное «Где он?», на этот раз имея в виду уже Турянского, а не веник.

Когда все вопросы были заданы, Коровин, вновь делая пасы над головой Равиля, возопил:

— Ответь нам, о великий дух!

Бедный Равиль вновь вздрогнул, словно его плетью хлестнули, и, еще больше побледнев (какое мастерство!), произнес:

— Да.

Он как сомнамбула поднялся и пошел вокруг стола, останавливаясь за спиной каждого из сидящих. Его рука на миг застывала над листочком, делая сложные движения. Переходя к следующему клиенту, Равиль переворачивал листок чистой стороной вверх и двигался дальше, пока не обошел всех. Когда же он уселся на свое место, красное свечение исчезло, и люстра вспыхнула слепящим светом, который плавно перешел в обычное мягкое сияние.

— Переверните листки, — приказал Коровин. Все бросились переворачивать, всматриваясь в собственные вопросы, которые ничуть не изменились.

— О великий дух, — возопил Коровин, воздев руки к потолку, — ответь нам, недостойным!

Затем он буднично, расслабленно бросив вниз воздетые руки, сказал:

— Если дух соизволил ответить нам, то вы прочтете его откровения на обратной стороне.

Я мигом, опередив всех присутствующих (вот так реакция!), перевернула свой лист и обнаружила на нем надпись: «В этом доме».

Обычная надпись безо всякой там старославянской грамматики и ятей. Что за фокус?

Я подняла глаза к люстре и поняла.

Нет, не смысл дурацкой фразы на моем листке поняла я, а то, как ее сделали. Это была фотография. На бумажку нанесли известный мне химический состав, который позже и проявился, когда зажгли яркий свет, а до того освещение было красным, и текст был невидим. То же мне, фокусники!

Однако же не все оказались такими умными и образованными, как я. Публика пришла в восторженное оживление. Те обездоленные, которые остались в креслах и не приняли участия в спиритическом действе, ломанулись к столу, жаждая взглянуть на чудо.

Пользуясь суматохой, я незаметно выскользнула из зала, по ступеням спустилась в пустынную приемную и выбежала из дома. Огляделась и никого не обнаружила.

Убедившись, что никто за мной не наблюдает, я поспешно обогнула коровинскую виллу, недобрым словом поминая ее размеры. Дверь, ведущая в бильярдную, оказалась именно там, где я и предполагала. К тому же (о, чудо!) она была не заперта.

Позже я узнала, что это не чудо, а западня, но тогда, радуясь удаче, вошла и…

ГЛАВА 23

Я погрузилась во тьму. Все попытки ощупью обнаружить выключатель потерпели неудачу. Я отважно шагнула вперед и тут же споткнулась, больно врезавшись коленкой в некий «анонимный» предмет.

— Че-ерт!!! — взвыла я, оглядываясь назад в сторону опрометчиво покинутого мною дверного проема.

Обнаружив в кромешной тьме его светлый контур, я поспешила обратно. Прихрамывая, охая и в мыслях страшно ругаясь, я добралась до Марусиного «жигуля», скромно стоящего рядом с роскошными «Мерседесами», «Бентли», «Ролсами» и «Ягуарами», на которых главным образом и ездят поклонники сомнительного таланта Коровина.

Отыскав в бардачке «жигуля» фонарик, я поспешила в бильярдную.

Яркий луч фонаря выхватывал из темноты различные предметы — обстановка явно тяготела к роскоши, но я пришла не на экскурсию.

— Турянский, — прошептала я и прислушалась.

Мне ответила тишина.

— Александр Эдуардович! — чуть громче позвала я, энергично обшаривая фонариком бильярдную. — Это Софья! Мархалева!

Луч выхватил из темноты распахнутую настежь дверь и ведущие вниз ступени.

«Вход в подвал, как я и предполагала», — удовлетворенно подумала я, двигаясь к этой двери.

Признаюсь, мне было страшно. Особенно от мысли, что придется спускаться вниз. И все же я спустилась.

Должна отметить, что подвальчик отличался комфортом, совсем не свойственным помещениям подобного рода: мягкая мебель, журнальный столик, небольшой холодильник и даже бар.

Однако Турянского там не было. Комфортабельная тюрьма оказалась пуста, хотя и носила следы пребывания человека, чашка с присохшими остатками кофе и липкая рюмочка для ликера недвусмысленно это подтверждали. К сожалению, не было никакой уверенности, что эти следы оставил именно Турянский.

Я чертыхнулась и уже собралась вылезать из подвальчика, но до меня донеслись чьи-то шаги. Легкие, крадущиеся, они приближались, отчего становилось неуютно. Я погасила фонарик и притаилась, удобно расположившись в кресле.

— Эй! Кто там? Выходи! — услышала я знакомый мужской голос.

«Щас!» — нервно хихикнула я и сочла за благо не отвечать.

— Выходи! Ты там, я тебя видел! — совсем уже близко прогремел мужской голос.

«Ха! Он меня видел, а как обстоит дело с Розой и Марусей? Ведь это они обещали глаз с меня не спускать!»

— Выходи, или законопачу здесь на всю оставшуюся жизнь, — вновь грозно прогремело сверху.

Больше я молчать не могла. В этом виноваты мои родители — ведь это они меня родили такой неуемной.

— Законопачивай, — оптимистично согласилась я. — Пока милиция приедет, я здесь, в тишине уединения, успею со всеми подругами поболтать. Аккумуляторы в мобильнике заряжены до отказа. Одна беда, со мной рядом остывшее тело Турянского, а я трупов боюсь.

— Остывшее? Уже? — радостно удивился голос, но тут же утратил хорошее настроение. Боже, что я услышала в ответ!

— Вот же сука! — услышала я и была немало возмущена. — Ну я тебе сейчас, — пообещал голос, и раздались звуки шагов.