Белла чао (1943) - Николай Соболев

Крагуевац, попытка ареста ареста двух членов комитета на улице, оказали сопротивление, ранены четыре агента сербской полиции… ну и черт с ними… оба бандита убиты!!! Тупые сербские ублюдки! Зачем было создавать «специальную полицию», если она работает так же плохо, как и обычная?

Так, аресты… ага, вот, это должно быть финалом разработки. Взяли связного Белградского комитета и за неделю в Главняче сумели выбить из него место встречи с секретарем этого самого комитета…

Группа захвата… уничтожена??? Засада??? Этот сдохший на допросе стервец завел их в засаду??? Отлично работавший метод псу под хвост??? Черт, черт, черт! Теперь что, на аресты посылать роту автоматчиков?

Клопф шваркнул пачку листов о стол, часть белым снегом разлетелась по комнате. Снова изнутри поднялась черная волна злобы. Нет, нет, держать себя в руках!

Юрген вскочил и сделал несколько резких движений, а потом собрал бумаги, наклоняясь за каждым листочком. Потом выдернул ящик стола, схватил пузырек с пилюлями, высыпал несколько на ладонь и, не считая, закинул в рот. Налил из графина половину стакана, постукивая стеклом о стекло, и запил теплой водой горечь во рту.

Он снова с ненавистью поглядел на сводки — снизу это не так заметно, но вот отсюда, с позиции директора, видно, что сопротивление растет месяц за месяцем. С каждым днем все сложнее работать и никакие «контрпартизанские операции» ничего не меняют. Даже итальянцы действуют успешнее!

Не в последнюю очередь потому, что сумели перетянуть на свою сторону остатки четников. А в Сербии их разгромили и зачистили, и теперь командование пожинает плоды необдуманной мести за Гиммлера — население отвернулось, с бандитам и коммунистами приходится бороться практически в одиночестве, сербская стража не в счет. Еще неплохо показывает себя Русский охранный корпус, но Клопфу их боевые качества никак не помогают, у него другое поле деятельности.

Что хуже, местная агентура сообщает, что уцелевшие четники присоединяются к партизанами, а симпатизанты четников начинают поддерживать коммунистов! Силы бандитов растут!

Мягко вошедший референт не перебил мысль, а только изменил ее направление.

— Дивизии! — воскликнул Клопф. — Дивизии, Карл!

— Прошу прощения?

— У бандитов теперь дивизии с артиллерией и даже танки. Неровен час появится авиация и флот.

Зная, что в такие момент шефу лучше не перечить и вообще не встревать в разговор, референт поклонился, положил очередную кучу сводок и ретировался.

Что там? Командующий в Сербии генерал Пауль Бадер издал указание об ответных мерах — за убитого немецкого или болгарского солдата расстреливать пятьдесят заложников, за раненого — двадцать пять; за убитых сербских государственных служащих, офицеров стражи и добровольческого корпуса расстреливать по десять и пять соответственно. За нападение на объекты — до ста заложников, в зависимости от тяжести случая.

Жаль, что не сто и пятьдесят, как было раньше, но хорошо, что сербам точно указали их место: даже их министры стоят впятеро меньше, чем любой немец! За это стоило выпить коньяку, но не сразу же после пилюль, так никакого здоровья не хватит! А здоровье ему крайне необходимо, впереди еще много бессонных ночей — растет не только число и упертость бандитов, но и конспиративное мастерство, будто их какой Сабуров научил.

Стоило вспомнить Того-кого-нельзя-называть, как заныли зубы — не при чем тут Сабуров, не при чем! Обычный удачливый боевик, а вовсе не контрразведчик! Нет, срочно выбросить из головы, забыть, забыть, забыть!

Чтобы успокоится, Клопф снова выхватил бережно сохраненный номер «Фелькишер беобахтер» со Сталинградской речью доктора Геббельса. Ужас, который он переживал вместе со всей нацией после кошмарного поражения на Волге — и, главное, от кого? от тех, кого считали недочеловеками! — развеялся после этой спокойной, взвешенной, рассудительной речи.

Доктор разложил все по полочкам — нам предстоит тотальная война! Да, тяжелое поражение. Да, мы недооценили противника. Но мы сделали выводы и теперь все должны работать в полную силу!

Полная мобилизация!

Клопф вздохнул — сам Геббельс наверняка понимает, что одними бумагами тут не отделаться, но придурки в Берлине усилят поток указаний и циркуляров. А ловить будет Клопф. Он недовольно встряхнул загнувшийся газетный лист и вернулся к чтению.

Строгая экономия, все ресурсы на войну!

И тут не все гладко — наверняка какой-нибудь умник решит выслужиться и урежет оперативные расходы. Только-только удалось создать нормальную сеть, плотную и с перекрытиями, но для ее полноценной работы нужны деньги, деньги и еще раз деньги. А ювелиры в Белграде заканчиваются.

Клопф перешел к любимому место в речи министра пропаганды — высшие классы обязаны отказаться от привилегий и дорогостоящих привычек! Правильно, вся эта заносчивая аристократия мнит себя солью нации, но только растрачивает ее силу. Отменить бы вообще к черту эти заплесневелые титулы, конфисковать их собственность — пусть живут, как все! В конце концов, не так уж и неправ был Рем!

Дальше доктор Геббельс потребовал лишений и от среднего класса. Настоящий немецкий патриот не шляется в кино или кабаки, а работает на победу — ее приближает каждый лишний час труда! Если это действительно так, то Юрген трижды патриот — он так и не смог вспомнить, когда последний раз смотрел фильм, а вместо развлечений у него поездки на расстрелы.

Окончание речи фельдполицайдиректору не очень нравилось, но он собрал арийскую волю в кулак и дочитал до конца.

Противник не унтерменш, не недочеловек, не животное!

Противник очень опасен. Времена недооценки неприятеля прошли. Мы столкнулись с гигантской угрозой и пришло время сосредоточить все силы на борьбе с ней!

Как обычно, Юрген с сарказмом подумал, что он и так сосредоточил все силы и работает, не покладая рук, днем и ночью. Но потом, несмотря на то, что слушал трансляцию речи и перечитывал ее неоднократно, внезапно пришла мысль, что если противник не унтерменш, то этот тезис рушит всю систему ценностей и это хуже всего. Клопф был готов принять фольксдойче Сабурова за равного противника, но если враг такой же, то Сабуровых может быть много! МНОГО!!!

Юрген заметался по кабинету, дергая тугой узел форменного галстука — стоило только представить десятки и сотни Тех-кого-нельзя-называть,