Мусорщики 'Параллели' VI - Георгий Сидоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шепард подумал, что уже никого не увидит, но в комнату вошли двенадцать высоких фигур, закутанные в длинные тёмно-зелёные мантии. Их сопровождала Трезия Абелия в своей обычной рабочей одежде.
Головы пришельцев были повязаны платками, а лица скрывали плоские деревянные маски, драпированные зелёной тканью с крохотными отверстиями для глаз и рта. При этом платья и маски были украшены серебряными узорами в форме вьющихся цветов. По тому, какой поднялся ропот, Дэвид понял, что не только он не ожидал увидеть прибывших незнакомок. В прочем, он почти сразу догадался, кем были эти незнакомцы. Сёстры!
Девушки, войдя в зал, ненадолго замерли на месте, но затем одна из них глубоко вздохнула и засеменила вслед за Трезией. Другие переглянулись и последовали за самой смелой из Сестёр.
Госпожа Яирам подойдя вплотную к гостям, поклонилась им, а затем, пройдя мимо них, села в своё кресло. Сложив руки, она продолжила молча рассматривать людей. Сёстры, чуть ранее, по указаниям официанта, уселись за свободные столики. Риши, не смотря ни на кого, сел по правую руку, а Чуви по левую руку от госпожи. За всем этим никто не заметил, как вслед за сёстрами в зал вошёл Гарибальди. Он бочком, пока прочие садились на свои места, прошёл вдоль стены, явно не возражая против того, что его игнорировали, и сел за свой столик.
Госпожа Яирам ещё с несколько секунд молча осматривала гостей, а потом заговорила, испуская серебро:
— Мои дорогие друзья, коллеги и близкие, я понимаю, что вы удивлены сменой места праздника, и вас интересуют наши гостьи, как и само предвкушение праздника, но я прошу вас подождать ещё чуть-чуть. Нам осталось дождаться последних наших гостей. Они близко.
Люди вновь вопросительно переглянулись, а Дэвид, между тем, пересчитал свободные места. Не занятыми остались десять мест. Трезия и Гарибальди сидели за отдельными столиками, которые Дэвид до этого не приметил. На сцене ожидали музыканты в числе шести человек. Он предположил, что они тоже присоединятся к трапезе, и вот действительно: артисты, весело переговариваясь, спустились со сцены и заняли места за тремя столами. Теперь свободными оставались лишь четыре места.
«Но кто должен их занять?»
Прошла минута, три, пять минут. Люди начали чувствовать себя неловко, но никто и не думал возмутиться или пожаловаться на задержку. На седьмой минуте ожидания Дэвид услышал уверенные шаги. Затем дверь открылась и в проёме появилась Нефертати, уперев руки в бока.
На девушке сегодня было лёгкое белое платье до колен с красной окантовкой. На её шее висело ожерелье из спускающихся до груди золотых пластин, украшенных самоцветами, а в ушах блестели серьги в форме скарабеев. Неф смотрела на присутствующих свысока, не скрывая презрения. Потом она хмыкнула, злобно улыбнулась и, оглянувшись, сказал:
— Дзю-Дзю! А ты был прав, они ещё не начали, — она вновь повернулась к гостям, но теперь смотрела лишь на госпожу Яирам. Сделав несколько шагов вперёд, тем самым дав пройти своим напарникам, Неф стала на одно колено, положила правую руку на сердце, склонила голову и заговорила мягким голосом. — Госпожа, простите, что заставляем ваш ждать, но я не знала, что вы будете присутствовать на сегодняшнем торжественном ужине. Если бы моему глупому братцу не стало резко плохо, и мы не вернулись раньше срока, то мы так и не узнали от отца Дзюбэя об этом, как и о том, что торжество перенесли в другое место. Приношу свои извинения.
— Тебе не зачем извиняться, Неф, дорогая, — ласково заговорила Яирам. — Я рада, что вы успели на торжество. Тогда садитесь за свои места, и мы приступаем.
Нефертати встала и с гордо поднятой головой и прямой, как стрела, спиной направилась к последнему незанятому столу. За ней, сильно согнувшись, зашагал Эхнатон с болезненным выражением на лице. Он был одет в белую рубашку, опоясанную позолоченными пластинами до груди, и белую юбку до земли. Как и у сестры, одежда была украшена красными линиями по краям.
За ними шёл Дзюбэй с полным безразличием на лице вперемешку с недосыпом, в белом фраке с красным жилетом, и Дайана Беретта в белом платье, также с вкраплением красного. Сегодня, благодаря более открытой одежде, лёгкому макияжу и более опрятно уложенным волосам, Дайана куда больше походила на девушку.
Когда все расселись, госпожа Яирам расцвела ещё более светлой улыбкой и, расправив свои красивые руки, торжественно возвестила:
— Мои друзья и коллеги, данная традиция — устраивать торжественный ужин в последний день года, связана не столько с завершением самого года, а по причине того, что семьдесят три года назад завершилась Вторая Башенная война. Тяжёлое бремя тогда легло на все народы по обе стороны фронта, но главное: нового Коллапса нам удалось избежать. Спустя семьдесят три года у меня лишь одно пожелание ко всем вам. Все мы совершаем ошибки, но если мы их совершаем, то не надо искать виновных или заниматься самобичеванием. Нужно их исправлять, пока не поздно, и учиться на собственных согрешениях. Сейчас мы вновь стоим на завершающей стадии другой войны, тихой и почти бескровной. Нам вновь удалось избежать худшего, но даже если всё закончиться благополучно, ни я, ни кто другой из нас, не должны расслабляться до тех пор, пока мы не убедимся в том, что не осталось того, что вновь приведёт мир на грань разрушения. Ну а пока, давайте ужинать, веселится, петь и танцевать. С днём мира и с наступающим новым годом. За мир!
— За мир! — раздалось одновременно множество десятков голосов и в воздух поднялось десятки рук с бокалами, наполненных вином. Дэвид, чуть пригубив напиток и не притронувшись к еде, задумался, медленно обводя взглядом людей.
«Все мы совершаем ошибки, значит… и должны, обязаны их исправлять. Что она хотела этим сказать?»
— Надо же! Госпожа пропускала столько подобных вечеров из-за недомоганий, но речь у неё неизменна. Словно молитва, — протянула Анхель, искоса наблюдая за Дэвидом. — Хотя я считаю эти слова хорошими. Мы должны всё время это себе напоминать, что всем мы ошибаемся, но если мы допустили что-то подобное, то не должны падать духом и исправлять то, что наделали. А ещё учиться на них. Разве она не права?
— Довольно простая и старая мораль, —
