Собрание сочинений - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только если любишь эту Землю с несгибаемой страстью, можно освободиться от печали, — сказал дон Хуан. — Воин всегда весел, потому что его любовь неизменна. И его возлюбленная — Земля — обнимает его и осыпает его невообразимыми дарами. Печаль — удел лишь тех, кто ненавидит эту Землю, дающую укрытие всем живым существам.
Дон Хуан опять с нежностью погладил землю.
— Это милое существо, которое является живым до самой последней пылинки и понимает каждое чувство, успокоило меня. Оно излечило мою боль, и, наконец, когда я полностью понял мою любовь к нему, оно научило меня свободе.
Он сделал паузу. Тишина вокруг нас была пугающей. Мягко свистел ветер, а затем я услышал далекий лай одинокой собаки.
— Прислушайтесь к этому лаю, — сказал дон Хуан. — Именно так моя любимая земля помогает мне привести вас к этой последней точке. Этот лай — самая печальная вещь, которую может услышать человек.
С минуту мы молчали. Лай одинокой собаки был настолько печален, а тишина вокруг настолько интенсивной, что я ощутил щемящую боль. Она заставила меня думать о моей собственной жизни и о моей собственной печали, о моем собственном незнании, куда идти и что делать.
— Лай этой собаки — это ночной голос человека, — сказал дон Хуан. Он слышится из дома в той долине внизу. Человек кричит через свою собаку, поскольку они являются компаньонами по рабству на всю жизнь, выкрикивая свою печаль и свою запутанность. Он молит свою смерть прийти и освободить его от тусклых и унылых цепей его жизни.
Слова дона Хуана затронули во мне самую беспокойную струну. Я почувствовал, что он говорит, обращаясь прямо ко мне.
— Этот лай и то одиночество, которое он создает, говорят о чувствах всех людей, — продолжал он. — Людей, для которых вся жизнь была как один воскресный вечер. Вечер, который не был абсолютно жалким, но довольно душным, унылым и неуютным. Они потели, суетились. Они не знали, куда пойти и что делать. Этот вечер оставил им воспоминания только о мелочном раздражении и скуке. А затем все внезапно кончилось, уже наступила ночь.
Он пересказал историю, которую я когда-то рассказывал ему о семидесятидвухлетнем старике, который жаловался, что его жизнь была слишком короткой. Ему казалось, что всего день назад он был еще мальчиком. Этот человек сказал мне:
— Я помню ту пижамку, которую я обычно носил, когда мне было десять лет от роду. Кажется, прошел всего один день. Куда ушло время?
— Противоядие, которое убивает этот яд, здесь, — сказал дон Хуан, лаская землю. — Объяснение магов совершенно не может освободить дух. Взгляните на вас двоих. Вы добрались до объяснения магов, но что вам от того, что вы знаете его? Вы более одиноки, чем когда-либо, потому что без неизменной любви к тому существу, которое дает нам укрытие, уединенность является одиночеством. Только любовь к этому великолепному существу может дать свободу духу воина. А свобода — это радость, эффективность и отрешенность перед лицом любых препятствий. Это последний урок. Его всегда оставляют на самый последний момент, на момент полного уединения, когда человек остается лицом к лицу со своей смертью и своим одиночеством. Только тогда имеет смысл делать это.
Дон Хуан и дон Хенаро поднялись и потянулись, как будто от сидения их тела онемели. У меня лихорадочно забилось сердце. Они заставили меня и Паблито встать.
— Закат — это трещина между мирами, — сказал дон Хуан. — Это дверь в неизвестное.
Широким движением руки он указал на столообразную вершину, где мы стояли.
— Это плато находится перед дверью.
Он указал на северный край вершины.
— Это дверь. За ней — бездна, а за бездной — неизвестность.
Затем дон Хуан и дон Хенаро повернулись к Паблито и попрощались с ним. Глаза Паблито были расширенными и застывшими, по щекам текли слезы.
Я услышал голос дона Хенаро, прощавшегося со мной, но не слышал голоса дона Хуана.
Дон Хуан и дон Хенаро подошли к Паблито и что-то коротко прошептали ему на ухо. Затем они подошли ко мне. Но еще до того, как они успели начать, я ощутил знакомое чувство расщепленности.
— Мы теперь будем как пыль на дороге, — сказал дон Хенаро. — Может, когда-нибудь она снова попадет и на твои глаза.
Дон Хуан и дон Хенаро ступили в сторону и, казалось, слились с темнотой. Паблито взял меня за руку, и мы попрощались друг с другом. Затем странный порыв силы заставил меня бежать вместе с ним к северному краю плато. Я ощутил его руку в своей, когда мы прыгнули, а затем я был один.
Второе кольцо Силы
Все права зарезервированы, включая право на полное или частичное воспроизведение в какой бы то ни было форме.
Печатается с разрешения Simon & Shuster Inc.
The Second Ring of Power by Carlos Castaneda
© 1977 by Carlos Castaneda
© ООО Издательство «София», 2005
Предисловие
Местом моей последней встречи с доном Хуаном, доном Хенаро и еще двумя их учениками, Паблито и Нестором, стала плоская безжизненная вершина горы на западных склонах Сьерра-Мадре в Центральной Мексике. Торжественность и масштабы происшедшего там не оставляли сомнений, что мое ученичество подошло к концу и что я действительно видел дона Хуана и дона Хенаро в последний раз. Встреча завершилась тем, что мы все попрощались друг с другом, а затем мы с Паблито вместе прыгнули с вершины горы в пропасть.
Дон Хуан дал мне общие пояснения для предстоящих во время прыжка событий. Прыгнув в пропасть, я должен был стать чистым восприятием и двигаться вперед и назад между тоналем и нагвалем, двумя внутренне присущими всем существам состояниями.
Во время прыжка мое восприятие семнадцать раз перескакивало от тоналя к нагвалю и обратно. При переходах в нагваль возникало ощущение распада тела. Мыслить и чувствовать связно я не мог, хотя что-то думал и как-то чувствовал. При возвращении в тональ восстанавливалось единство. Я опять был целостным, и восприятие обретало связность. У меня были упорядоченные видения. Их интенсивность становилась столь сильной, живость — такой реальной, что не было способа удовлетворительно объяснить их природу. Сказать, что они были видениями, живыми грезами или даже галлюцинациями, — значит не сказать ничего.
После самого тщательного и внимательного исследования и анализа своих ощущений,