Отторжение - Инна Тронина

В сопровождении охранника Димы мы вошли в холл. В вольере бегали два туркменских волкодава. Но я не испугалась — ведь ничего предосудительного не замышляла. Мне нужно было как можно скорее приступить к тренировкам. Только тут я почувствовала, что такое рваться в бой. Дайана Косарева нас не встречала — ей было запрещено появляться во дворе. Та, чью роль мне предстояло сыграть, ждала нас в мансарде.

19 сентября. Я дома, на Звенигородском. Стою перед большим зеркалом. Его повесил папа, когда меня водили на балет. Потом тем же самым хотела заняться Липка — и тоже неудачно. Я раздумываю о причудливых прихотях судьбы. Это надо, чтобы два таких разных человека, как мы с Дайаной Косаревой, имели практически одно лицо!

Чтобы сойти за сестрёнку Эдуарда Косарева, я должна, как она, полюбить всех — особенно ту половину человечества, которая в брюках. И допускать их до себя беспрекословно, ибо все люди — братья и сестры. Я не сделала ни одного аборта, а Дайана — уже три. Но убийством подобные операции она не считает, а просто издержками сексуальной свободы.

Убив своих троих детей, Дайана на полном серьёзе уговаривала меня простить убийц матери, да и вообще — всех врагов. Я едва не плюнула ей в лицо и не отказалась участвовать в операции, но положение спас Прохор Гай. Он поговорил со мной и с Дайаной. Приказал обеим не касаться посторонних тем, а только лишь готовиться к «погружению». Никто нас не просит иметь одинаковое мнение по поводу политических событий, но сейчас надо отодвинуть всё это в сторону. Ведь вряд ли потом мы с Дайаной встретимся.

Прохор Прохорович, когда мы вдвоём пили кофе, предупредил, чтобы я и не думала баловаться с пистолетом. На указательном пальце появится мозоль от спускового крючка, и я могу быть раскрыта. По такой мозоли определяют террористов в международных аэропортах.

Я заинтересовалась и спросила, как можно в толпе узнать террориста. Гай ответил, что существуют такие методики. Сначала должен не понравиться внешний вид человека — напряжённая походка, бегающий или, наоборот, остановившийся взгляд. Потом ищут те самые мозоли, пусть даже самые маленькие. Они остаются после тренировок по стрельбе. Могут навести на определённые мысли и синяки. Например, на плече — от приклада, царапины. Даже ноги у преступников, оказывается, потеют особым образом — от тренировок в тяжёлых ботинках.

Но мой вид должен быть как можно более мирным. Я обязана стать пофигисткой, которой всё равно, где она, и что с ней. Шмаль, трах и разговоры о Боге — на этих трёх китах должно стоять моё мироощущение. Я обязана превратиться в милую, равнодушную и ласковую сучку.

Дома никого нет — понедельник. Братья в школе, Липка гуляет с Отой. Саша уже в Питере. Позвонил вчера вечером и шутливо сообщил, что Брагин его по дороге не прикончил. Хорошо Саше — он на больничном, а мне нужно работать.

Несмотря на предупреждения Гая, я взяла в руки маленький пневматический пистолет. Перед этим надела дамский бронежилет с вытачками и специальные пуленепробиваемые трусики. Для прикола обулась в чёрные полусапожки «Марко Пицци» и туго зашнуровала их. Стоя на высоченных каблуках, я прицелилась в зеркало. Левой рукой взъерошила пышную рыжую шевелюру. Пришлось несколько раз менять насадки фена. Нет, роды меня ничуть не испортили. Талия тонкая, ноги — от плеч.

Итак, я должна понравиться «брату» настолько, чтобы ездить с ним вслед за Ковьяром. И сообщать о группировке всё, что сумею выяснить. А уж Гай определит, какая информация ценная, а какая — не очень.

Но долго думать не пришлось. Щёлкнули замки, и ввалилось всё семейство. Братьев Липка поймала у коммерческих киосков и привела домой, награждая подзатыльниками. С Откой во дворе оставалась наша соседка, потому что с мальчишками и коляской Липка подняться никак не могла.

И снова началась моя уютная, хлопотная жизнь дома. Но четвёртого октября вечером я распрощаюсь с ней — надолго, а то и навсегда. Думать об этом неохота. Пока ещё остаётся пятнадцать дней. Я жива, здорова, счастлива. Я — глава большой семьи, сама уже мать. На мне — дом, ответственность за дочку, братьев, сестру. Я не имею права раскисать сейчас.

Дети ни о чём не должны знать. А то начнутся слёзы, нытьё, просьбы остаться дома. А я, сказал Гай, ни на секунду не должна усомниться в правильности своего поступка и удачного исхода дела. Конечно, я вернусь — иначе и быть не может. Я не могу предать младших, бросить их одних.

Быстро спрятав оружие в сейф, я накинула халат и поспешила в прихожую. Липка сказала, что нужно сбегать за коляской, а мальчишки пусть пока посидят в прихожей и подумают о своём безобразном поведении. Ведь, как оказалось, в ларьках они хотели купить сигареты…

21 сентября, среда. Год назад, во вторник, начался этот кошмар. Мама прибежала ко мне на пятый этаж «Белого Дома» со своего, двенадцатого. Обняла, поцеловала и заплакала: «Верховный Совет распустили. Я боюсь, что будет… Маленькие в квартире одни. Беги, донюшка, пока тихо!»

Учёные люди, депутаты тогда ещё на что-то надеялись. А простая моя мамочка-буфетчица, хлебопёк по образованию, через десять минут после зачтения Указа № 1400 уже всё понимала. Я сказала, что уйду только вместе с ней, и мы обе остались. Выживи тогда мамочка, ни за что не отпустила бы меня сейчас. Да, наверное, и отпускать никуда бы не пришлось…

А поскольку Фортуна не хочет улыбаться мне, и лишь изредка поддразнивает, я с головой ухожу в подготовку к «погружению». Например, засушиваю грудь. И вот это — мука адова! Я туго бинтуюсь, подкладываю марлевые подушечки. У меня было много молока. Никогда не подумывала бы, что придётся, говоря научным языком, прерывать лактацию.

Занимаемся мы с Гаем по полной программе. Отоньку я почти не вижу — оставляю её с Липкой и мальчишками. Гай, с моей точки зрения, душечка. У него педагогический талант и потрясающий объём знаний. Он учит меня запоминать какое угодно количество информации, пытается привить навыки скорочтения. Ладно ещё, что меня посылают не за границу. И Дайана Косарева никаких языков толком не знает, а то бы пришлось учить английский или французский под гипнозом. Я ещё вспомнила одну девчонку, из детского сада, которую потом в китайский интернат отдали. Вот было бы стрёмно!

Гай применяет новую методику обучения для спецслужб. Она специально создана для подготовки агентов. Нескольких подполковник уже умудрился натаскать. Никакой зубрёжки — обучение проходит на подсознательном уровне. Десять дней мне придётся вплотную сидеть перед видаком. Уже сегодня допоздна таращилась на «двадцать пятые кадры». Это улучшает память и помогает научиться уже упомянутому скорочтению. Норма — шестьсот страниц текста за час.

Но вместо этого перед глазами поплыли картины годичной давности. Сразу после того, как был зачитан тот самый Указ, словно потускнели яркие люстры «Белого Дома». А тьма за окном стала мутной, призрачной. Депутаты не расходились, опасаясь, что обратно их уже не пустят. Ну и мы, обслуга, согласились на сверхурочную работу.

Было холодно. В сторону Дорогомилова неслись тучи. Со скрипом качались деревья в парке у стадиона «Асмарал». Странно, почему всё это вспоминается? Гай программирует меня на тоску и печаль? Но я должна стать Дайаной Косаревой, с которой ничего подобного не было. Надо отрешиться от прошлого — хотя бы на время, чтобы ненароком чего-то не сболтнуть.

Постепенно я стала втягиваться. Дайана много курит, и мне тоже всё чаще хочется взять сигарету. От водки и коньяка меня всегда тошнило. А перед видаком с кассетами Гая вдруг захотелось выпить чего-то крепкого. С каждой минутой я приобретаю уверенность, что родственники и друзья Дайаны — мои родственники и друзья. Так недолго и в «дурку» попасть с раздвоением личности. В результате кодирования я на весь день забыла о дочери, сестре и братьях, словно никогда их не имела.

— Надеюсь. Что генетическую экспертизу Косарев проводить не станет, — заметил Гай.

Но, на всякий случай, проверил наши с Дайаной группы крови. Самое интересное, что оказалась одна и та же — первая, с отрицательным резусом. Прохор Прохорович посмеялся и сказал, что мы, наверное, родственницы, только не знаем об этом. Дайана запротестовала, и я её поддержала. Семья Бабенко жила всё время в Донбассе, а Згирские — в Киеве. Косаревы и Рыбины, от которых происходит Дайана, если и бывали на Украине, то только в Крыму*.

— Будем надеяться, что пронесёт!

Прохор Прохорович не любил действовать на «авось», но здесь ему ничего не оставалось делать.

— Для этого тебя, Оксана, нужно заподозрить. А ты не давай повода. Да, придётся тебе пирсинг сделать — никуда не денешься…

Я не ничего против не имела. Строгая тонкогубая косметичка проколола нежную кожицу около пупка, вставила серьгу. В мочке каждого уха Дайана носила по три серьги-гвоздика. Ничего, рожать больнее. Между прочим, все эти серёжки выглядят довольно пикантно.