Мой желанный убийца - Михаил Рогожин

«Очумел! Абажур от дыма пожелтеет!»

Мужчина лениво махнул рукой, разгоняя клубящийся над головой дым.

Женщина выхватила из его рта сигарету и выбросила в форточку. Лимон успел податься в сторону и чуть не загремел вместе с лестницей вниз. Когда он краем глаза снова приник к стеклу, женщина сидела на кровати и мазала кремом лицо.

Халат еще был на ней, но уже не скрывал полные продолговатые, как мячи для регби, груди с крупными сосками и большими розовыми кругами вокруг. Груди выглядели на удивление молодыми, холеными и сладострастными. Отделенные халатом от остального тела, они царственно покачивались.

«Надо же…» — отметил про себя Лимон и с трудом перевел взгляд на лицо женщины. Оно контрастировало с дородными формами фигуры своим истерично-измученным выражением. Узкий вздернутый носик, припухлые веки под болезненно изогнутыми тонкими бровями, непонятного цвета глаза и странно перекошенный рот. По наблюдениям Лимона, такой бывает обычно у женщин, когда они устраивают истерики или кончают. Лимон вспомнил, что пора доставать видеокамеру. Зажав арбалет между ног, он приступил к съемке. Рука лежащего Стаса подобралась из подмышки мажущейся женщины к ее грудям и принялась заигрывать с ними, подкидывая эти тяжелые мячи вверх. Какое-то время каждый занимался своим делом. Увлекшись игрой, Стас, видать, переусердствовал. Его партнерша взвизгнула от боли и демонстративно отвернулась. Но Стас далее ждать не желал. Со словами: «Светик, имей совесть, яйцо свело», — он, подавляя ее сопротивление, стянул махровый халат, как кожуру с банана. Вернее — с баобаба.

Больше Светик не сопротивлялась. Она упала на спину и с готовностью согнула ноги в коленях. Лимон видел лишь одну согнутую ногу, которая, соприкасаясь с бедром, перекрывала все. Чем там за ней занимался Стасик, объектив уловить не мог. Только иногда в сторону отваливалась правая грудь Светика с набрякшим соском. Вздохи и стоны напоминали урчание хищников в клетке. Несколько раз Светик командовала: «Тихо! Маринку разбудишь! Или очумел?» Лимон балансировал на ступеньке в надежде схватить лица. Но ничего, кроме растопыренных пальцев задранных ног и огромных грязных пяток Светика в объектив не лезло. Лимон совершенно забыл, что присутствует при интимном акте прелюбодеяния. Ему так и хотелось крикнуть: «Да погляди же ты в объектив, стерва!» Нет! Они пыхтели тело в тело, не поднимая голов. Лимон от злости перестал снимать. Тут, к его радости, Стасик спрыгнул на пол. Светик перевалилась на живот и встала на четвереньки. Когда Стае пристроился сзади. Лимону показалось, что мужик уселся за стол заседаний. Раздумывать дальше было неразумно. Он продолжил съемку.

Сначала общий план и задранный профиль Светика. После — ее висящую, колышущуюся в такт движениям грудь. Дальше — складки отвисшего еще ниже живота. Потом — необъятную полузадницу и воцарившегося над ней, как памятник, Стасика. Все.

Лимон сделал свое дело. Он не стал дожидаться, когда любовники сольются в экстазе. Вытащив зажатый между ногами арбалет, осторожно спустился вниз.

Положив на место лестницу. Лимон прошел мимо лежащего Блэка. Тот с трудом приподнялся, тявкнул, но на большее сил не хватило.

Лимон ехал по освещенной луной зимней неразъезженной дороге.

Чистый бледно-искрящийся снег, задумчивые сонные деревья, черные избы, припавшие белыми шапками к белой земле, легко и быстро стирали недавние видения дачного эдема.

Федор Иванович Хромой в своих кругах слыл человеком надежным. Одно время даже держал общаг — был главным казначеем. Отдел отошел без скандалов и хвостов. Поэтому его появление никого не раздражало и не напрягало. Со своей вечной клюкой, внутри которой был спрятан двадцатипятисантиметровый обоюдоострый клинок, он обошел несколько явочных мест и за рюмкой коньяку получил некоторые скудные сведения о Лимоне. Мужик крутой. Ни с кем в контакт не вступает. Работает в одиночку. Удачлив. Хотели однажды загнать на разборку.

Долго преследовали по Варшавскому шоссе, почти до Подольска. Стреляли. В ответ он бросил гранату, и машину преследователей разнесло вдребезги. После этого оставили в покое. А нынче многие паханы хотели бы иметь с ним дело. Капиталы свои держит на Западе, наезжать на него не имеет смысла. Не отдает ни цента. К тому же никому не мешает. Бомбит по очень крупным верхам, наверняка имеет надежное прикрытие в министерстве безопасности. Говорят, из бывших военных.

Воевал где-то в Африке. Хромой наматывал на ус информацию. Успокоился только тогда, когда достал ксерокопию анкеты, заполненной рукой Лимона, и четыре его фотографии из личного дела. Это хранилось в архиве Министерства обороны. Там пришлось раскошелиться. Теперь анкетные данные Лимона — в миру Владимира Борисовича Тарасова, из Саратова, 1957 года рождения — перекочевали в карман Хромого. Федор Иванович серьезно обмозговывал предложение Юрика. Эка, куда махнул мелкий сводники прощелыга! Такого удачливого рэкетира сдать ментам.

Годами выработанное правило — большой карась на мелкий крючок попадается — на сей раз могло сработать против Лимона. Федор Иванович не мог устоять перед желанием встрять в эту игру. Спинным мозгом чувствовал, что лучше гулять дома по балкону, а голова не хотела с этим мириться. В ней уже крутились варианты.

Первым делом следовало познакомиться с самой девкой и отцом придушенной. Повод Для визита подсказал Юрик при второй встрече с Хромым. Квартира принадлежала покойной. Значит, сейчас они проживают на птичьих правах…

Первый раз за последние дни меня будит звонок в дверь. Кого несет в такую рань? За окном, как обычно, — серо-тошно. Звонок издевательски продолжает звонить. Почему Пат не открывает? Ушел или пьяный? Какую хренотень он вчера нес. Мерзкий звонок! Мне бы лежать, зажав уши, а я иду открывать.

Любопытно. На ходу набрасываю Наташкин халатик. В кармане все еще лежит ее записная книжка. В ней телефон убийцы. Открываю дверь. На пороге подозрительный старик. Опирается на палку.

— Чего надо?

— Ты, девуля-красуля, и нужна. Говорит вкрадчиво, хотя по физиономии на добренького не похож.

— Я вас не знаю.

— Поговорим — узнаешь. Вопрос деликатный, квартирный…

Прикол! Подкашиваются ноги. Из ЖЭКа! Быстро объявились. Что делать? Хамить ему — мне же во вред. Когда-то же это должно было произойти.

Пытаюсь губами скорчить нечто вроде улыбочки.

— Заходите. Я сейчас, — сама бегу в комнату к Пату. Он спит в кресле-качалке. Нет, не спит. Глаза открыты.

— Пат, там из ЖЭКа пришли. Поговори с ними, ты же отец.

Не отвечает. Умер? Дышит, значит — притворяется.

— Вставай, Пат, — трясу его за плечо. Оказывается, он совершенно пьяный. Шевелит губами. Вместо слов одни пузыри. Придется выкручиваться самой.

Старик по-хозяйски расселся на диване. Хорошо, что убрала Наташкину постель.

— Слушаю вас.

— Меня зовут Иван Христофорович, — соврал Федор Иванович на всякий случай. — Квартира эта на сегодняшний день является свободной. Мне предложили ее купить. Такие пироги, девуля-красуля. Тебя Ольгой кличут?

Спрашивает и при этом слащаво улыбается.

— Ну… — что дальше говорить, и сама не знаю.

— Тогда давай осмотрим квартиру, — напирает старый хрен. Прется прямо в мою комнату. Неудобно, там постель разбросана, и вообще непорядок.

Ходит со своей клюкой, все осматривает. Зачем-то стучит кулаком по стенам.

Лучше бы себе по голове. Ко всему, уселся прямо на простыни. Наглец! Но не успеваю заорать на него, как он прищурился и поманил пальцем. Неужто приставать начнет? Лучше с квартиры съеду, чем с ним. Но покорно подсаживаюсь.

— Ходят слухи, что у тебя богатый дружок имеется, — шепчет он мне.

Пожимаю плечами.

— Не отнекивайся. Мне известно. Если меня сведешь с ним, квартиркой и в дальнейшем пользоваться будешь… — подмигивает и хлопает по моей вылезшей из-под халата коленке.

Старый хрен! Убей, не понимаю, кого он мне приписывает.

— Вы… Как вас?

— Иван Христофорович.

— Да-да. Вы меня с кем-то пугаете. Мы живем скромно. Пат, ну, отец значит, дочку похоронил. Квартира ее, поэтому он здесь по праву.

— Ошибаешься, девуля-красуля. Он не прописан. Завещания не имеется. Жилплощадь не приватизирована. Получается, оба вы временные. А про дружка можешь признаться. Я к нему интерес имею.

Вот пристал. О ком спрашивает? Богатый… Наверняка видел меня с Вадимом Борисовичем… Тогда понятно.

— Какие у вас дела к Вадиму Борисовичу?

— Не Вадим, а Владимир Борисович.

Достал, старый хрен. Я всю ночь с этим Вадимом трахалась, а он мне рассказывает, как его зовут! Стараюсь Держаться не нагло. Повторяю:

— Его зовут Вадим Борисович.

Старик отрицательно машет головой. Потом вдруг соглашается:

— Может быть… А какой он из себя?

Нехотя описываю: