Меланья и колдун (СИ) - Тома Ди

Лёхи, организовал перевод в Москву в ожоговый центр. Боль и мучения постигли её молодое тело. Постоянный приём обезболивающих и перевязки, две пластические операции, капельницы и приём пищи через трубочку. Она прошла длинный путь испытаний и вот, наконец, вернулась домой.

Не к себе, не в любимую деревню, а в квартиру к отцу. Ей спасли лицо. Хотя, как спасли? На лоб и щёки потребовалась пересадка кожи. Голова покрылась пучками рыжих волос. Врачи говорили, что постепенно волосы вырастут на всей голове, но сейчас на это смотреть было невыносимо.

Милка повязала косынку и отошла от зеркала.

— Дочка, я вернулся, — раздался из прихожей голос отца. — Как сегодня настроение?

«Какое к чёрту настроение? Посмотри на меня, я похожа на монстра из фильма ужасов. Разве у монстров спрашивают про настроение? На них глядя, убегают куда подальше…» — именно так хотелось ответить, выплеснуть накопившееся внутри, дать ближнему прочувствовать хоть кусочек её боли. Но нельзя. Отец ни в чём не виноват. Он делает всё, что может, чтобы облегчить её страдания. Она должна быть ему благодарна.

— Нормально, — ответила она. — Я ужин приготовила, ты голодный?

— Очень голодный, как волк голодный, — шутил Михаил, пытаясь разрядить обстановку.

Он видел, что происходит с дочерью. Видел её внутренние терзания, когда мимика на лице показывает одно, а голос, преодолевая огромную силу сопротивления, отвечает спокойно и без эмоций. Он старался общаться с Меланьей на отвлечённые темы, не касающиеся повреждений её тела. Не настаивал на прогулках, понимая, что ей может быть некомфортно. Но депрессия затягивалась.

— Пап, завтра у тебя выходной? — спросила она, зная наперёд ответ.

Михаил дожевал кусочек говядины из гуляша, не спеша проглотил и ответил:

— Да, ты хотела что-то предложить?

— Я очень хочу в деревню, — практически прошептала Мила, бессмысленно водя вилкой по тарелке, перегоняя макароны из одной стороны в другую.

— Дочь, но ты же понимаешь, что там ты ничего не найдёшь. Я сам был в деревне всего один раз после пожара. Тяжёлое зрелище. Морально ты ещё не восстановилась. Давай мы подождём, я уже выбираю бригаду на разбор дома, они всё почистят, вывезут мусор, и тогда мы съездим туда.

— Нет, — твёрдо сказала Меланья. — Я хочу увидеть это именно в том виде, в котором оно сейчас. Мне нужно это увидеть, понимаешь?

Она подняла на отца свои большие серо-зеленые глаза. Прозрачные озёра слёз застыли в них, желая пролиться, но Мила упорно терпела и не моргала, мешая их планам.

— Хорошо, — не смея перечить, согласился Михаил. — Когда ты хочешь поехать?

— Поедем утром, часов в десять или одиннадцать, мы не будем там долго, обещаю.

— Хорошо, утром, так утром.

Дальше разговор не клеился, закончили ужин, Мила убрала посуду, и разошлись по комнатам.

Ночью зарядил долгий октябрьский дождик. Он сыпал мелкие капли и совершенно не думал заканчиваться.

— Может не поедем в деревню? Погода отвратительная, — попробовал за завтраком отказаться от поездки Михаил.

— Так даже лучше, — загадочно ответила Меланья, — с дождём грустить легче.

* * *

Деревня встретила их мокрыми фасадами и лужами на грунтовке. Листья на деревьях заметно опали, но местами всё же держались за ветви. Сирень возле дома была буро-зелёная. Вот их забор, калитка, а дальше…

Михаил остановил машину на привычном месте и посмотрел на дочь. Она сидела на сиденье и боялась повернуть голову направо, упорно смотря в лобовое стекло.

— С тобой всё в порядке? — спросил он её.

— Да, нормально. Я сейчас соберусь и выйду. Не переживай.

Мила перевела взгляд вниз на колени, потом внимательно осмотрела свои ладони, пошевелила пальцами и, закрыв глаза, повернула голову к правому окну. Глаза она открыла не сразу, примерно через минуту, когда собралась с духом. Увидев обгорелые стены и отсутствующую крышу, она непроизвольно застонала.

Не отрывая взгляда от пепелища, она на ощупь открыла дверь авто, вышла из салона и остановилась возле калитки. Бедный её дом, ей казалось, что она физически ощущает как ему больно. Мокрые обгоревшие брёвна, головешки, разбросанные по участку, провалившееся крыльцо… Мила толкнула единственную разделяющую их преграду и пошла вперёд.

— Мил, может не надо, промокнешь, простудишься, — встав из-за руля, крикнул ей Михаил.

Но девушка его не слушала. Сейчас она вообще ничего вокруг не слышала, она только чувствовала, чувствовала глубокую разрывающую боль тоски. Мила подошла к крыльцу, зайти внутрь дома не представлялось возможным. Посмотрела в одно окно, в другое, рухнувшая крыша закрыла собой весь пол, кое-где возле стен угадывались чёрные скелеты мебели.

Меланья зашла за дом, именно туда выходило окно бабулиной комнаты. Рама была выбита, кругом валялись осколки. Прохрустев по битому стеклу, девушка подошла вплотную к стене. Битый закопченный шифер на полу, а возле стены черный, но не сгоревший бабушкин комод.

— Папа, помоги мне, пожалуйста, — позвала она отца, выйдя к машине. — И захвати пакет, у тебя есть?

— Да, сейчас, — Миша быстро поспешил к дочери, зажав в руке пластиковую сумку. — Чем тебе помочь?

— Пап, видишь комод, — она указала пальцем в проём окна.

— Вижу, — коротко ответил он.

— Помоги мне в окно залезть, там может что-то осталось и не сгорело, — умоляюще смотрела она на отца.

— Но это опасно, ты можешь пораниться, будет больно, — попытался он её отговорить.

— Я уже привыкла к боли, да и что там может случиться? Крыша на полу, на меня сверху ничего не упадёт. А там могут быть важные для меня вещи, я чувствую это.

— А может я? — ещё одна попытка перечить дочери провалилась с треском об её горящий взгляд.

— Просто помоги мне попасть внутрь, — медленно и чётко произнесла она.

— Хорошо, с тобой спорить невозможно.

Измазались в саже они знатно, руки, одежда, пожалели, что не надели что-нибудь, что не жалко. Но Милка попала внутрь комнаты. Шифер под ногами разъезжался и трескался, сапоги скользили по мокрым доскам, но она упорно шла к комоду.

— Заел, никак не открою, пап, принеси из сарая топор, сейчас поддену и получится.

Михаил сходил в сарай и принёс