Пока ангелы спят - Анна Литвинова

Может, – тут мне пришла в голову совершенно сумасшедшая идея, – и сгоревшая береза, и поехавшая машина – его, Козлова, рук дело? Может, это часть какого-то секретного эксперимента? Эксперимента, посвященного тому, как, скажем, странные обстоятельства влияют на творческие способности? Мои творческие способности? Ведь ставили же опыты (я не раз читал об этом), как на творческую потенцию влияют те или иные наркотики. Так почему бы искусственно не окружить творца – то есть меня! – действительностью, похожей на наркотический сон? И не посмотреть, что тогда с человеком тонкой душевной организации – то есть со мной! – произойдет?»

Под струями ледяного душа я понял, что моя идея является вполне параноидальной. Вроде тех, коими делятся с ФСБ, редакциями и прокуратурой бедные безумцы с тридцатилетним стажем учета в психоневрологических диспансерах. «Меня облучают из-за стенки соседи… На мне ставит опыты КГБ… На мне испытывают психотронное оружие…» Да. Бредовая идея. Ну что же, раз так – об этом мы никомушеньки говорить не будем и даже в уме развивать сию мысль дальше не станем.

Но факт остается фактом: странные вещи, происходящие вокруг и внутри нашего дома, по меньшей мере совпали по времени с моей новой работой. Они начались после моего визита в издательство с необычным названием «Первая печать».

Значит, имеет смысл наведаться туда еще раз. Наведаться и, может быть, если что-то покажется мне подозрительным, отказаться от дальнейшей работы. И вернуть Ивану Степановичу, человеку с ледяными глазами, мой аванс в пятьсот долларов. Душевное спокойствие дороже.

Итак, решено. Я рывком натянул джинсы, майку, сунул в карман права с техпаспортом, ключи от машины, пять зеленых сотен в конверте и сбежал вниз по лестнице.

Двор на Большой Дмитровке выглядел столь же пустым и оцепенелым, как и в прошлый понедельник, но только в этот раз он показался мне совсем нестрашным. Двое работяг восточной наружности, голые по пояс, вынесли из подъезда номер пять носилки, нагруженные строительным мусором. Отправились к мусорному контейнеру, и без того переполненному. Пока они вываливали туда свою ношу, гортанно переговариваясь на незнакомом наречии, я вошел в прохладную тишину подъезда.

Я уже ожидал, что увижу внутри, поэтому поднимался по ступенькам спокойно, особо не оглядываясь по сторонам. Впрочем, я успел заметить, что кукла без ноги, которая так поразила меня в прошлый раз, лежит в той же позе в той же квартире на третьем этаже.

А вот и четвертый этаж, издательская дверь без вывески, обитая дерматином, домофон… «Вполне может быть, что господина Козлова не окажется на месте, – мелькнула у меня мысль. – Надо было ему сперва позвонить». Но как? У меня даже не имелось телефона издательства – только письмо с его адресом.

И мои воспоминания.

Я отдышался, осмотрел свои штиблеты – они оказались в идеальном порядке – и решительно надавил кнопку переговорного устройства.

– К кому? – лениво откликнулся домофон простонародным говорком с ленивой растяжечкой.

«Вот и охранник появился», – подумал я и внушительно сказал:

– Я к Козлову. Моя фамилия Данилов.

– К кому?! – с нескрываемым удивлением переспросил голос.

– К Козлову. Главному редактору, – терпеливо повторил я. Я уже привык не удивляться бестолковости нынешних частных охранников. Мышцы и пистолеты заменяют им мозги.

Дверь щелкнула и полуотворилась. На пороге стоял молодой румяный охранник в форменной тужурке с галстучком. Он что-то жевал. Страж преграждал мне ход в квартиру и пропускать меня явно не собирался.

– Вы к кому? – еще раз спросил цербер, обшаривая меня взглядом с ног до головы.

– Я к Козлову, Ивану Степановичу. Главному редактору, – с бесконечным смирением молвил я.

– Здесь таких нет, – равнодушно бросил охранник и потянулся закрыть дверь.

Я схватился за косяк и удержал:

– Как это нет?! – Раздражен я был больше, чем удивлен или напуган.

– Нет, и все, – пожал плечами стражник.

– Да я с ним разговаривал! Здесь! Неделю назад!

Охранник еще раз пожал плечами и снова потянул дверь на себя. Я опять удержал ее.

– Это «Первая печать»? – отчаянно спросил я.

– Чего?

– Это издательство?

– Нет, – нетерпеливо сказал страж и сделал еще одну попытку закрыть дверь: он уже прожевал – и у него, кажется, остывал остальной обед.

– Да как же «нет»?! Я был здесь неделю назад! И говорил с издателем!

– Нет здесь никакого издателя! – зло бросил охранник.

– И не было?!

– Откуда мне знать!

– А как ваша фирма называется?

– А тебе-то что, парень? – Цербер в галстучке резким движением вырвал дверь из моей руки и принялся закрывать ее.

Когда в двери оставалась лишь маленькая щелка, я отчаянно выкрикнул:

– А когда вы сюда переехали?!

Дверь захлопнулась, но я успел услышать, как парень из-за нее раздраженно выкрикнул:

– А тебе-то что!

Я остался на лестничной площадке, заляпанной известкой, засыпанной битой штукатуркой. Ошеломленный, разочарованный, испуганный.

«Итак, не было никакого Козлова, – думал я, пока, словно в полусне, рулил по запруженным московским улицам по направлению к себе в Новогиреево. – Не было никакого главного редактора. И никакого издательства тоже не было. Все это мне… Мне – что? Приснилось? Причудилось? Нафантазировалось?.. А как же тысяча долларов – в двух конвертах с Дедами Морозами? Один из них и сейчас у меня, в кармане джинсов!..»

У светофора на Мясницкой, возле «Библио-Глобуса», я нащупал сложенный вдвое конверт, вытащил его из заднего кармана. Он оказался слегка влажным от пота. Развернул его – там по-прежнему лежали доллары. Не исчезли, не испарились. Новенькие сотенные бумажки с большим пучеглазым, щекастым Франклином.

Более того: я был уверен, что дома найду и второй конверт – с остатками премиальных за рассказ, и третий – с письмом от господина Козлова. И вырезку из газеты с приглашением участвовать в конкурсе…

«Но в чем же тогда дело? – думал я, все более и более успокаиваясь (езда за рулем – особливо по столичным пробкам – требовала сосредоточения и обыкновенно умиротворяла меня, не давала эмоциям перехлестывать через край). – Может, издательство, а также лично господин Козлов от кого-то скрываются? Может, сбежали из офиса и не оставили следов? На них наехали кредиторы? Или бандиты? Или они вообще разорились?»

Последняя мысль показалась весьма соблазнительной. Если издательство «Первая печать» крахнулось, а сам господин Козлов исчез неведомо куда, получалось, что я свободен от всяческих перед ним обязательств. И штуку баксов я получил на полную халяву, без последующей отработки! Это было бы очень, очень и очень неплохо!

Однако тут же мне стало жаль, что я, выходит, не напишу свой роман. Не увижу его в яркой обложке с огромными буквами: АЛЕКСЕЙ ДАНИЛОВ. Значит, брошу на полуфразе своих героев. А ведь они стали для меня почти живыми… И я сам толком даже не узнаю, чем там у них кончилось дело…

В этот момент (я проезжал по Китайскому проезду, мимо здания РАО ЕЭС) другая мысль пришла мне в голову: а почему, собственно, я должен бросать свое произведение, оставлять на полпути собственных героев? Почему бы не написать его? Написать и отдать в другое издательство? А оно роман напечатает! А деньги, что я получил от рыбоглазого господина Козлова, останутся у меня! «Браво, господин Козлов! – чуть не воскликнул я вслух. – Прелестная форма благотворительности! Раздать свои деньги – и испариться! Браво!»

Идея дописать роман и выпустить его в другом издательстве – не сошелся же свет клином на никому не известной «Первой печати»! – захватила меня. Поворачивая налево на набережную, я подумал, что раз уж мне заказали роман в одном месте и заплатили за него авансом, считай, штуку баксов, то уж, наверное, я чего-то да стою. И смогу напечатать свое творение где-нибудь еще!

Однако тут, на залитой солнцем Котельнической набережной, мной отчего-то овладело тоскливое предчувствие. «А вдруг, несмотря на все конверты, и письма, и доллары, все это – издательство в полуразрушенном подъезде, квартира-офис, холодноглазый господин Козлов… – все это только привиделось мне? И ничего этого не существует? Не существует нигде – кроме как в моем перегревшемся, воспаленном мозгу?»

Несмотря на жару, меня вдруг прошиб озноб. Откуда-то повеяло холодком – но, может, то просто ветерок с Москвы-реки, врывающийся в распахнутые окна моей машины?

Я подрулил к задам своего дома на Металлозаводской улице и поразился: березы не было.

Приглядевшись, я понял, что ее исчезновение вызвано самыми прозаическими причинами. Возле несчастного обгорелого ствола, уже поваленного на землю, копошились трое или четверо рабочих в зеленой форменной спецодежде служащих коммунального хозяйства. Визжала бензопила. Летели стружки. Рядом с работающими стояла бортовая «Газель», шофер покуривал, привалившись к дверце. Вокруг бродил с озабоченным видом мужик в белой рубашке, вглядывался в землю – видать, старшой.