Бродяга - Алексей Курганов

С тех пор и хранит Леонид Дмитриевич небольшой рукописный отрывок, не вошедший по каким-то причинам в книгу. Первоначально, по замыслу писателя, он должен был составить часть главы «Древняя песня». Кстати, отрывок начинается и заканчивается, текстом, сохраненным в романе. В этом нетрудно убедиться.

ДО недавнего времени рукопись эта была для Калашникова лишь дорогой памятью. Но в последние годы Леонид Дмитриевич, к своему великому удивлению, стал встречать факты и даже идеи, приведенные и высказанные в романе в научных работах и популярных журналах! Поначалу он воспринял это как простое совпадение, курьез, но вскоре эту мысль пришлось отбросить: слишком явной была связь. И Толстой, и современные историки опирались на одни и те же древние тексты и археологические находки, их теории были похожи как близнецы: различались только названия стран и народов.

Поразительно, сказал тогда Калашников, как смог он в те далекие года увидеть и понять нечто, остававшееся скрытым от ученых еще более полувека. Разве что Толстой имел доступ к каким-то неизвестным или погибшим позднее материалам? Не знаю, насколько справедливо это предположение, не хочу гадать впустую. Пусть на этот вопрос отвечают другие. Моя роль в данной истории уже сыграна: третий рассказ Аэлиты перед вами…[1]

Иха, затопив очаг, сложенный из крупных, позеленевших от времени камней, молча поклонилась и выскользнула в золотую дверцу — ушла к крылатой лодке.

Лось стоял, скрестив руки на груди, и оцепенелым взглядом смотрел на языки пламени, бросающие на стены смутные корчащиеся тени.

«Нужно завтра же лететь в город, помочь Гусеву», — пронеслось у него в голове и тут же пропало — на плечи легли маленькие руки Аэлиты.

Лось порывисто обернулся и встретился взглядом с огромными зрачками пепельных глав. В их влажной глубине дрожали отблески огня. Бледно-голубоватое лицо с резкими тенями смягчилось в оранжевых отсветах пламени.

— Пойдем, — тихо, одними губами, произнесла Аэлита, и ее маленькая сухая рука потянула его за собой.

Аэлита и Лось сидели на краю бездны. Солнце уходило за острые вершины. Резкие длинные тени потянулись от гор, ломались в прорывах ущелий. Мрачно, бесплодно, дико было в этом краю, где некогда с спасались от людей древние Аолы.

— Когда-то горы были покрыты растительностью, — сказала Аэлита, — здесь паслись стада хашей, и в ущельях шумели водопады. Тума умирает. Смыкается круг долгих тысячелетий. Быть может, мы — последние: уйдем, и Тума опустеет.

Она замолчала Солнце закатилось невдалеке за драконий хребет скал. Яростная кровь заката полилась в высоту, в лиловую тьму.

— Но сердце говорит мне иное, — Аэлита поднялась и пошла вдоль обрыва, поднимая клочки сухого мха, веточки.

Собрав их в край плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры светильник и, опустившись на колени, подожгла хворост. Змеиный хвост дыма взвился кверху. Где-то среди теряющихся в темноте скал раздался пронзительный крик, с утеса сорвалась крупная тень. Лось вздрогнул.

— Не бойся, Сын Неба, — это всего лишь испуганный ихи, — успокоила его Аэлита. — Он не причинит нам вреда.

Лось машинально проследил в черном небе силуэт хищной птицы и тяжело вздохнул.

— Тебе плохо, Сын Неба, — прошептала Аэлита. — Почему? Скажи мне.

Лось не ответил, завороженно глядя на встающую над блестящими льдом остриями скал мрачную красноватую звезду. Ее недобрый взгляд будил в нем смутное беспокойство, Аэлита опустилась перед, ним на колени. Ее грудь, взволнованно дышала под черными складками платья, бледное лицо чуть подрагивало, слегка приподнятый нос, и мягкий рот были по-детски нежны. Огромные, полные печали глаза искали ответа, манили, тянули в свою глубину.

Прошли долгие минуты. Потом, очнувшись, Аэлита заговорила.

— Я должна рассказать тебе… — голос ее прервался, — прежде, чем ты покинешь меня. Ты уйдешь, я знаю, но, может быть, до того, как нас разлучат…

— Кто?! — воскликнул Лось.

— Не сразу, — ответила Аэлита, — сейчас отец занят тем, что убивает в городе рабочих, которыми руководит Сын Неба. Он яростен и могуч, но он не устоит: сила всей Тумы в руках Тускуба, Затем он вспомнит и обо мне. На мне запрет, я посвящена царице Магр… По древнему обычаю, страшному закону Магр, женщину, преступившую обет, бросают в лабиринт, в колодец. Ты видел его… Но я не могу противиться любви, Сын Неба…

— Не бойся, — Лось успокаивающе погладил Аэлиту по руке. — Не бойся. Если ты опасаешься, что Тусхуб найдет нас здесь, завтра же переберемся в другое место. Пустых домов у вас много, а теперь будет еще больше. Улетим за горы. А вернется Гусев, то и вовсе к нам на Землю. Только бы с Алексеем Ивановичем ничего не случилось. Нужно обождать еще день.

Лось замолчал. В его голове пронеслись картины восставшего города, возбужденные лица, Гусев с маузером, потный, скалящий зубы, шумно, хлопающий по плечам окруживших его марсиан. Видения пронеслись и исчезли, оттесненные одурманивающей тишиной ночи, блеском костра и близостью Аэлиты. Держа Лося за руку, она пристально, с каким-то странным выражением смотрела на него.

— Полюби меня, Сын Неба, — тихо произнесла Аэлита, голос со дрожал, страсть и отчаянье слились в нем, — я хочу узнать любовь — единственное счастье, отмеренное женщине. Наши мужчины не умеют любить, взгляд их туманится от дыма хавры, и груз тысячелетий отнимает желание и силы жизни. Только ты можешь сделать меня счастливой.

Голос Аэлиты прервался, приникнув к груди Лося, она обхватила егоза плечи. Лось молча прижал к себе её дрожащее тело, стал гладить по спине, волосам. Через минуту, уняв дрожь, Аэлита отстранилась и сказала:

— Прежде я должна рассказать тебе… Это будет мой третий и последний рассказ, — она так твердой отрешенно произнесла слово «последний», что пронзительная тоска сжала сердце Лося, губы его дернулись, но он промолчал, пораженный непререкаемой силой ее голоса.

— Магацитлы не были единственными пришельцами, посетившими древнюю Туму.

Прошли тысячелетия с тех пор, как умер последний Магацитл, и след их остался лишь в памяти поколений, в гигантских цирках и голубой коже, Лишь ничтожная часть знаний использовалась потомками Аолов, главное же, заключенное в книгах, укрытых в тайниках последними мудрецами, было забыто. Только из селения в селение ходили бродячие певцы с маленькой уллой и волновали странными и несбыточными сказаниями сердца и умы Аолов.

Но вот однажды в небе прочертила след яркая звезда. Она упала за Лизиазирой, там, где теперь развалины Лизанды — столицы страны по ту сторону гор. Там упал и твой аппарат, Сын Неба.