Войны Суздальской Руси - Михаил Елисеев

Узнав об этом, Изяслав Давыдович понял, что ни Долгорукий, ни Святослав Ольгович не успеют прийти к нему на помощь. Выбора у него не было, и он отправил людей к князю Глебу Юрьевичу, который с половецкой ордой отступал от Переяславля. Глеб быстро сообразил, какие заманчивые перспективы открывает перед ним предложение Изяслава. Наступил момент, когда он с помощью половецких сабель и черниговских полков мог добыть отцу златой киевский стол. Изяславу Давыдовичу сейчас было не до Киева, ему бы Чернигов за собой удержать. Взвесив все за и против, Глеб выступил на помощь. Стояла зима, реки встали, и ничто не задерживало стремительного продвижения орды.

Теперь судьбу киевского княжения Юрия решал не он сам и не его полки. Это делали другие люди и совершенно по другому поводу.

Когда Ростислав узнал, что к Изяславу Давыдовичу идет на подмогу князь Глеб с половецкой конницей, воинский пыл у киевского князя изрядно поубавился. Как полководец, он не шёл ни в какое сравнение со своим старшим братом и поэтому всегда предпочитал решать дела миром. Вот и в этот раз он затеял пересылку посольствами с черниговским князем. Ростислав требовал, чтобы черниговский князь подтвердил своё желание жить с ним в мире и целовал на этом крест. Но Изяслав на это вполне резонно ответил, что «я и ныне никакой противности не учинил и мира не нарушал. Того ради крест мне целовать нет причины» (В.Н. Татищев). Битва стала неизбежной.

Когда Глеб с половцами подошёл к Чернигову, то Изяслав не стал медлить. Вместе с новоявленным союзником он выступил против Ростислава и встретился с вражескими полками у Боловеса. Противников разделяла замерзшая река, но Глеб не рискнул её переходить, а просто выдвинул вперед половецких конных лучников, которые разъезжали вдоль берега и стреляли по киевским дозорным. Ростислав отправил к речке своих стрелков, и вскоре между противниками завязалась яростная перестрелка.

Но здесь произошло неожиданное — видя, что враг превосходит его войска числом, Ростислав снова затеял переговоры с Изяславом. Причем создается такое впечатление, что киевский князь был совершенно не уверен ни в себе, ни в своих войсках. Иначе ничем другим не объяснишь, что он в буквальном смысле слова решился на капитуляцию перед Изяславом Давыдовичем и Глебом: «Мира прося поча даяти ему подъ собою Киевъ, а подо Мъстиславомъ Переяславлъ» (Ипатьевская летопись). Но в Переяславле в это время княжит племянник Ростислава Мстислав, посаженный на этот стол отцом Изяславом! Для него решение дядей явилось такой пощечиной, что Мстислав Изяславич вскипел и, в гневе бросив старшему родичу: «Да ни мне будет Переяславля, ни тобе Киева» (Ипатьевская летопись), поднял свою дружину и пошёл прочь к Днепру. Оставив своего многоумного дядюшку с малочисленным войском перед лицом грозного врага.

Вот тут Глеб Юрьевич и блеснул ратным мастерством. Получив весть о том, часть вражеских полков покидает боевой стан, он велел половецкой орде переходить реку. Конная лавина устремилась на противоположный берег и пошла на врага. Часть половцев окружила воинство Ростислава, а другая ринулась вдогонку за Мстиславом. Грозно покачивались на ветру половецкие бунчуки, снежная пыль летела из-под копыт коней, несущих в битву степных всадников. Тысячи половцев закружились вокруг полков Ростислава, привстав на стременах, конные лучники одну за другой посылали стрелы в густые ряды киевлян. Русские ратники поднимали большие щиты, чтобы укрыться от этого смертоносного дождя, но стрелы летели со всех сторон, и спасения от них не было. Ростислав послал в бой воинов с луками, однако ситуацию это не переломило, поскольку половцы, как ветер, носились вокруг русских полков, поражая противника с разных направлений, оставаясь при этом неуязвимыми.

Видя, что полки Ростислава зажаты крепко, Глеб поскакал за отступающей дружиной Мстислава. Половцы уже вели дальний бой с младшими дружинниками переяславского князя, но их было значительно больше, и сраженные стрелами гридни один за другим валились на истоптанный копытами снег. Мстислав понимал, что в этом бою ему не выстоять, а потому хлестнул коня и бросился наутек. За ним побежала дружина, а степняки, как стая волков, ринулись их преследовать. Гридни рассеялись в разные стороны, но половцы не отставали и долго вылавливали их по окрестностям. Сам Мстислав прибежал в Переяславль, быстро забрал оттуда свою семью и ушёл сначала в Луцк, а затем во Владимир-Волынский. Остальным его соратникам повезло меньше.

Ростислав сопротивлялся два дня. Снег стал красным от крови киевлян, убитых и раненых было великое множество. Осознав, что если он так и продолжит стоять на месте, то всех его ратников просто перестреляют, киевский князь велел отступать. Но едва киевляне нарушили строй и стали уходить к Днепру, как половцы взяли их в сабли. В первой же схватке под Ростиславом убили коня, и не избежать бы киевскому князю пленения, если бы не его сын Святослав. Спрыгнув с лошади, он отдал её отцу, а телохранители окружили Ростислава плотным кольцом, и князь покинул поле битвы. Ему удалось прорваться и уйти за Днепр, а Святослав Ростиславич позже также сумел выбраться из этой бойни и убежать в Переяславль. Что же касается Святослава Всеволодовича, то он далеко не ушел, поскольку во время бегства его заарканили половцы.

Разгром был полный и безоговорочный. Ростислав Мстиславич укрылся в Смоленске. Зато победители торжествовали. По этому поводу несвойственную ему щедрость проявил Изяслав Давыдович, который выкупил у степняков не только своего родича Святослава Всеволодовича, но многих киевлян. Впрочем, он уже примеривался к златому киевскому столу, а потому и посчитал необходимым облагодетельствовать своих будущих подданных. И хоть киевляне очень не хотели принимать к себе черниговского князя, но здесь лучшим аргументом в его пользу выступила половецкая орда. Изяслав Давидович вступил в Киев, Чернигов отдал Святославу Ольговичу, а Переяславль — своему союзнику Глебу. Именно новое княжество Глеба Юрьевича больше всего пострадало в этой междоусобице, поскольку во время боевых действий половцы сожгли даже церковь Бориса и Глеба на реке Альте.

Зато Святослав Ольгович проявил мудрость. Он сразу же отказался от Чернигова, пояснив Изяславу Давидовичу, что вскоре в Киеве появиться Юрий с полками. Пусть лучше Изяслав идёт к себе домой и наслаждается миром. Но тот не внял благоразумному совету родственника и решил оставить всё как есть.

Всё это время Долгорукий находился в Суздальской земле. В этом году у него родился сын Всеволод, и счастливый отец праздновал его рождение. Однако события в Южной Руси снова отвлекли внимание князя. Прознав про смерть Изяслава Мстиславича, он стал собирать войска и готовиться к новой войне. Утверждение на златом столе Ростислава, смерть Вячеслава, битва у Боловеса и вступление в Киев Изяслава Давидовича происходили с калейдоскопической быстротой, и Юрий пребывал в неведении относительно этих событий. Но тем не менее у него создалось впечатление, что о нём, последнем сыне Мономаха, все забыли. Что ж, он о себе напомнит!

Снова ростовские и суздальские полки выступили в поход. Подойдя к границам Смоленского княжества, Долгорукий узнал, что навстречу ему выступил с полками Ростислав Мстиславич. В данный момент битва совсем не была нужна Юрию, поскольку он только что узнал о сражении у Боловеса. О том, что ему предшествовало, и о том, к каким это привело последствиям. Но тем не менее он изготовился к бою. Однако племянник не стал доводить дело до вооружённого столкновения, а бил дяде челом и признавал его старшинство. Ответ Юрия был очень примечателен: «Со Изяславом я не мог никак в мире быть, а тебе, не помня зла братова, все оставляю и буду тебя иметь как брата и племянника» (В.Н. Татищев). Вот и всё. Как оказалось, для Долгорукого проблема разрешалась очень просто: есть Изяслав Мстиславич — есть проблема, нет Изяслава — нет проблемы. Поэтому и был суздальский князь столь снисходителен к Ростиславу, невзирая на то что тот пытался утвердиться на киевском столе. Заключив мир, князья расстались — Ростислав ушел в Смоленск, а Юрий пошел на Киев.

По пути к нему присоединился старый союзник Святослав Ольгович с полками, а у Стародуба прибыл ещё один Святослав — Всеволодович. Князь каялся перед Юрием в том, что был вынужден воевать против него, да и Ольгович заступился за племянника. Юрий простил перебежчика и продолжил наступательное движение на Киев. Во время похода Святослав Ольгович дважды отправлял своих людей к Изяславу Давыдовичу, пытаясь уговорить того оставить столицу добровольно, но все было тщетно. Изяслав упорно не слушал советов двоюродного брата, поскольку «зане улюбилъ бы Киевъ ему» (Ипатьевская летопись).