Сафари для победителей - Артем Каменистый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прогресс сожрал тысячи жизней и превратил простых трудяг в нищих.
В краю ткачей резко упал сбор подушной подати – не с кого стало брать. Но Маррвела это не огорчило – доход от мануфактур многократно перекрывал потери. Несколько лендлордов, прибравших к рукам все пастбища, тоже ничуть не жаловались на уменьшение населения. Дворяне, не успевшие нахапать побольше пастбищ, без дела не остались – перебрались в города, на королевскую службу. Стремительно развивающаяся страна нуждалась в чиновниках и офицерах.
Шарка на мануфактуру не взяли. Желающих и без него хватало – управляющему не хотелось допускать к машинам несостоявшегося саботажника.
С каторги Шарк вернулся другим человеком. И этот новый человек относился к законам не столь уважительно, как старый. А еще точнее – он ненавидел законы, позволившие его безнаказанно ограбить.
Раз закон бессилен, то надо брать дело в свои руки.
Шарк сколотил ватагу из таких же отчаянных парней, как сам, и понеслось. Горели усадьбы лендлордов, вырезались овечьи отары, на мануфактурах пришлось увеличить число охранников из-за постоянных угроз диверсий. Маррвел вызвал из города роту солдат, и те сумели прижать разбойников, ополовинив шайку, но уже через месяц она разрослась вдвое больше прежнего.
Тех, кому нечего было терять, сейчас хватало, и многие из них были не прочь пойти под руку Шарка. А те, кто не готов был к такому, охотно предоставляли бунтовщикам убежище.
Растолстевший Маррвел трясся в окружении охраны и слуг, опасаясь налета на свой родовой замок. Он ежедневно требовал прислать солдат, но город отмалчивался: вся армия на войне, а «шарков» на острове развелось слишком много. Жалкому гарнизону везде не поспеть.
Но беда к Маррвелу подкралась не со стороны Шарка.
Беду принесла машина.
Лопнувшая доска станины толкнула в бедро подростка – потеряв равновесие, он неудачно взмахнул рукой. Миг – и кисть попала меж шестеренок, еще миг – и мальчуган остался калекой.
Мастер, услышав крик и заметив, что машина остановилась, прибежал на место происшествия одним из первых. Он не стал разбираться в случившемся, тут же обрушившись с криком на пострадавшего паренька, обвиняя его в порче машины. Это была его первая ошибка. Вторая ошибка – он осмелился замахнуться, с явным намерением отвесить покалеченному оплеуху. Третья ошибка – он не обратил внимания на то, что среди рабочих, хлопотавших над подростком, были его мать и два старших брата. Ну а четвертая – слишком близко стоял к другой машине, продолжавшей работать. Мастер просто дорожил своим местом – ему тоже надо было кормить семью, а без работы это невозможно. Вот и перестарался…
Крики мастера, перемалываемого равнодушными шестернями, еще не успели затихнуть, как к ним присоединился целый хор – под сукновальный пресс отправился второй мастер, в топку паровой машины угодили два стражника, третьего повесили в воротах. Остальные, осознав, что пятисотенную толпу разъяренных пролетариев им не удержать, побросали свои примитивные мушкеты и резво разбежались кто куда. Благодаря этому толпа без помех разорвала в клочья управляющего, выбравшегося на крыльцо конторы посмотреть на источник шума, после чего весь полученный материал отправила в утробу прядильной машины.
Через четыре часа толпа, разросшаяся до тысячи человек, вооруженная мушкетами охраны, дубинами и обломками машин, добралась до второй мануфактуры, вобрав в себя ее рабочих. Еще через час бунтовщики разгромили склады у пристани, утопили две баржи и подожгли пароход.
Вечером толпа наконец добралась до замка Маррвела. Лорд горько пожалел о том, что, следуя новым веяниям, снес древние стены, сменив их на ажурные сооружения. С эстетической точки зрения замена великолепная, но вот отсидеться за этой мишурой не получилось.
Толстяка облили дегтем, обваляли в шерсти, подвесили в воротах на цепи и подожгли. По соседству пристроили его избитых родственников и изнасилованных родственниц.
К вечеру следующего дня бунт охватил весь край.
К полудню третьего дня бунтовщики ворвались в город, вооружились винтовками, захваченными на оружейной мануфактуре, разогнали роту солдат и сожгли губернатора в пароходной топке. После чего наступил миг, когда толпа вдруг задумалась: а что же делать дальше?
До этого момента толпа в руководстве не нуждалась. Люди делали то, что хотели делать, – их желания были одинаковы и в корректировке не нуждались. Стихийных вожаков хватало лишь на одно – указывать направление, в котором надо продвигаться. Но теперь они разгромили в округе все мануфактуры, перевешали всех лордов во главе с губернатором, разогнали всех солдат и стражу. Бунт не имел возможности для дальнейшего развития – непонятно, куда идти дальше.
Что делать? На этот вопрос без руководства ответить было трудно…
Вот тут-то из своего убежища выбрался Шарк. Момент был как никогда удачным: толпа нуждалась в герое, способном повести ее дальше. Романтический ореол мученика, пострадавшего за народ, слава борца с машинами и лордами, организаторские способности, природная смекалка и врожденная наглость – все это пришлось весьма кстати.
Первым делом Шарк остановил разрушение оружейных мануфактур – поставил народ к машинам: делать винтовки и пулеметы уже для себя.
Через пять дней бунт охватил весь остров.
Еще через неделю пароходы, набитые бунтовщиками, переправились через пролив. Взбунтовавшаяся чернь, вооруженная винтовками Энжера (у которых в спешке даже приклады не успели начисто обстругать), двинулась на штурм артиллерийских мастерских.
К вечеру у бунтовщиков появилась своя современная артиллерия – две четырехдюймовые гаубицы (без снарядов).
К следующему вечеру у них появились снаряды.
Чернь, неисповедимыми путями узнав о бунте Шарка, начала волноваться чуть ли не повсюду. И пусть ситуацию пока что удавалось сдерживать, власти запаниковали, почуяв приближение не просто бунта, а БУНТА.
Давить бунтовщиков было нечем – все мало-мальски серьезные силы были отправлены на штурм вражеского логова. Логово-то они разгромили, но утихомирить разбушевавшуюся чернь с такого расстояния армия, естественно, не могла.
В штаб Коалиции Светлых Сил нескончаемым потоком полетели депеши с требованием немедленно в кратчайшие сроки вернуть солдат назад. Темная Династия повержена – не стоит держать на ее руинах столь огромные силы.
Радиограмма Грация, требовавшего прислать в его распоряжение пехотную бригаду и кавалерийский полк, на этом фоне смотрелась нехорошо. Советнику всего-то и надо – убить загнанного в угол мальчишку и отобрать у мастера меча его магический посох. Сил для этого у альбиноса-садиста вполне достаточно, а если и недостаточно, пусть выкручивается самостоятельно: сейчас каждый солдат на счету.
Глава 9
В голени Ххота торчал гвоздь.
Необычный – в полпяди длиной, без шляпки, но зато с четырьмя крошечными лепестками на тупом конце. Вырвавшись из контейнера, он, пролетев полторы сотни метров, не нашел ничего лучшего, чем ужалить омра в ногу, вонзившись в кость. Ххот и без того был в плохом настроении, а после этого оно у него не улучшилось:
– Святой навоз! Ну почему из всех вас страдаю один лишь я?! В той драке, когда солдат перерезали, руку зацепило мою – ведь больше никого не задело! Сейчас все целы и невредимы, лишь я заработал в ногу подарочек от Энжера! И ведь как обидно – это ведь я заметил, что они наводят картечницы, и предупредил всех! И что? Картечь меня нашла даже за толстым деревом! Вот никого не нашла, а меня – пожалуйста!
– Наверное, от камня срикошетила и вбок ушла, – предположил Амидис.
– Да мне накласть на то, через какую задницу она прилетела! Почему встряла именно в меня?!
– Откуда мне знать – у нее спроси. Прошу тебя, не дергайся: будет немного больно.
Донис сейчас выступал в роли хирурга – пытался зажать в расщеп палки стержень оперенной картечины. Рядом присел раттак, сжимая в лапках котелок со своим сомнительным лекарством, – когда на убежище беглецов напал танк, он как раз приготовил очередную порцию.
Мальчик во время обстрела вел себя молодцом – сумел уйти на своих ногах, несмотря на изнуренность. Сейчас, присев возле старика, он, прижавшись к нему, уныло наблюдал за «операцией». Было отчего приуныть: для маленького отряда одного больного было более чем достаточно, и раненый им был нужен столь же сильно, как птице якорь.
Ххот взвыл, дернулся, оттолкнул дониса от себя. Тот, завалившись на спину, торжествующе выдохнул:
– Есть! Вытащил!
– Парень, да ты, похоже, этот гвоздь с куском кости вытащил!!!
– Неправда – острие чистое. Да и воткнулось неглубоко – не думаю, что рана серьезная.
– Да если тебе половину этой боли устроить, ты бы уже давно штаны обделал!
Амидис не обижался на резкие слова разъяренного спутника:
– Ххот, ты сможешь идти или будешь дальше прыгать на одной ноге?