Горизонты оружия - Григорий Панченко

Так что реально «самострелы» арбалетам проигрывают. И при стрельбе в чистом поле на многие сотни шагов, и при битве за крепость, где порой важнее на пятидесяти метрах пробить осадной щит вместе с тем, кто за ним укрылся. Лукам они проиграют тоже: в том числе и по скорострельности.

Но ведь «прочие» бывают и не равными. Иная среда, более вязкая, чем воздух (хотя бы наша вода — где пластинчатая пружина, распрямляясь, жестоко тормозится, а витая пружина, и тем более упругий тросик, сокращаясь, — нет). Представим себе мир, где воевать приходится главным образом в воде! Там вдобавок придется решать ряд сопутствующих проблем: и стандартная тетива в нем размокает, и дерево набухает, и доспехи нужны с хотя бы нулевой плавучестью.

Мир с очень агрессивной в химическом (или, может быть, магическом?) смысле средой, где недолго выдержит сталь-дерево-рог-связующий клей, зато отлично функционирует некий естественный резинопластик.

Очень холодный мир, где срабатывают все те же факторы. Учтем: оружейная сталь упругой ковки с холодом сражается неумело — даже в наши, земные морозы хрупковаты становятся булатные мечи и… арбалетные дуги! Вот почему в Европе (да, да, не сибирский климат!) «зимние» арбалеты делались из дерева и роговых пластин.

Мир без подходящего дерева и без металла — либо просто «дометаллургической» эпохи — но с резиной, коллагеновыми волокнами и изощренным мастерством их обработки.

Наконец, вполне обычные миры — но необычные обстоятельства. Необходимость «потайной» стрельбы в толпе (случай из «Пути обмана»). Мотивированная сюжетом потребность в стрельбе из узких щелей, малых отверстий, где требующая широкого хода гибкая дуга не применима, а все та же витая цилиндрическая пружина или растяжимый тросик вполне работают. Собственно, у нас «самострелам» на их основе тоже бы нашлось место — но и традиции не было, и… Честно говоря, это все же для совсем близких дистанций. Герои Ютанова стреляют метров с тридцати, со смертоносной точностью и убийственной силой (если бы хоть отравленными дротиками!) — а вот не верю я, между нами, в такие возможности пружинных дротикометов. Особенно — компактных, потайных. А тем более — многозарядных: даже при нынешних технологиях дьявольски трудно и создать, и изладить к стрельбе (в толпе! Тайком! Из-под плаща!) механизм, «рабочее тело» которого способно на несколько таких выстрелов подряд. Да и лязгнет он при выстреле достаточно громко, чтобы хоть соседи обернулись.

Арбалет, надо признать, тоже не вполне бесшумен при стрельбе. И что-то вроде ствола (с боковыми прорезями для тетивы) у некоторых его типов имеется, хотя это скорее охотничья, чем боевая экзотика. И компактен он бывает до изумления. Самые маленькие «баллестрино», пулевые арбалетики XVI в. — размером с дамский пистолет: и в карман их можно спрятать, и даже в эту книгу вложить! Причем арбалетики это сравнительно мощные, со «встроенным» храповиком! На дистанции ютановского самострела из них разве что по воробьям стрелять, но вот на дистанции шпажного выпада такая пулька при попадании в глаз или в висок убить может (как и пулька из дамского пистолетика). Сказал бы, что шпага надежней — но не скажу: при чем тут надежность, ведь не для самообороны и не для терроризма предназначался такой баллестрино, а для тренировочной стрельбы по мелким пташкам и комнатным мишеням.

Если бы Терминатор не имел в распоряжении помпового ружья — ему очень пригодился бы китайский магазинный арбалет с «обоймой» на десять стрел (а в сдвоенном варианте — и на двадцать, выстреливавшихся за те же десять выстрелов!)!

Известны и магазинные арбалеты: да-да, не только современно-спортивные — а старинные, вроде как боевые. Опять-таки Китай, где они применялись вплоть до «Боксерского восстания» включительно. Описывать не буду — взгляните на иллюстрацию; лишь одно уточнение: спускового крючка нет потому, что «качание» ручки обеспечивает сразу все — и натяжение тетивы, и подачу стрелы (иногда — двух стрел одновременно!), и выстрел. Дальность стрельбы, прицельность, пробивная сила — очень малы; а убойный эффект куда выше, чем может показаться, — стрелы почти всегда отравлялись! Но все равно единственный «адресат» такого арбалета — слабоподготовленный новобранец, с близкого расстояния ведущий огонь по густой толпе. Во время многолюдного безобразия, которое в старом Китае принимали за уличный, а порой даже осадный бой, применение этого оружия было самой что ни на есть реальностью; при любых других обстоятельствах — скверно продуманной фантастикой.

Стрела поет

Срезень — тяжелая стрела, у которой вместо заостренного наконечника красуется вогнутое лезвие, формой напоминающее полумесяц. В полете такая стрела гудит наподобие шмеля, и звук этот, для земледельца знаменующий мирное начало лета, воину напоминает о смерти. Срезень с легкостью перерубает руку или ногу, но серповидное лезвие специально изогнуто по форме шеи. Именно в шею и ударила проклятая стрела Шамашкара. Сбоку ударила, так что не помогла даже завитая и умащенная маслом накладная борода.

«Вот он, наконечник-срезень, выемчатая лопатка в четыре пальца шириной, которым бьют неокольчуженного врага или крупного зверя на охоте. Он перекусывает при встрече кость, рубит, а не протыкает внутренности, а попади в плечо или руку — снесет напрочь, оправдывая свое название».

Эк нас обоих на срезни потянуло. У меня — правильней! Во-первых, срубить голову для лучного срезня — перебор по силе удара, а во-вторых — и по направлению: плоская лопатка такой стрелы ориентирована «поперек» земли (иные типы стрел в полете вращаются, как нарезные пули, но срезню — не положено). Вот арбалетный срезень на это способен, а болт с наконечником типа «ласточкин хвост» — тем более; и у них-то лезвие идет параллельно земле, т. е. поперек шеи. НО ЭТО НЕ БОЕВЫЕ СТРЕЛЫ! Во всяком случае, те, что экспонируются в одной из витрин Эрмитажа — откуда они, ей же богу, и перелетели прямиком на страницы «Света в окошке» (замечательный роман!). Охотничьи это стрелы, для стрельбы на близкой дистанции по могучему зверю. Кабана или оленя они валят не хуже жакана: рассекая ребра или лопатку, широко надрубая легкие…

Чтобы не хвастаться, сразу скажу: а) я и сам в этой своей повести малость преувеличил эффективность лучной стрельбы (обычно срезню не до перерубаний — ему бы чиркнуть вдоль тела, нанести длинную обессиливающую рану); б) в этом же конном бою у меня фигурирует вполне шпагообразный меч-кончар — та же ошибка, за которую я в одной из прошлых глав придирался к тому же горячо любимому мной Логинову.

Одна из первых европейских зарисовок… сибирского аборигена: нет, не чукчи — скорее ненца. Могучий сложный лук — и тяжелая стрела с наконечником «обратной стреловидности», промежуточным между срезнем и «ласточкиным хвостом»

Итак, речь — о стрелковых боеприпасах доогнестрельной поры. Стрела — она, как правило, и в Африке стрела, потому любое «отклонение от нормы» сразу привлекает читательское (и писательское) внимание. Легче всего заработать дополнительные очки на нестандартных наконечниках. Ну, срезень. Ну, томар — дробяще-ломающий, притупленный и массивный, как зубило. Зазубрины невозвратных шипов… нет, это уже привычно. Угловатая огранка бронебойного острия… тоже привычно, пожалуй. Хотя — малоизвестная деталь: угол схождения к острию многих из подобных наконечников подобран такой, что твердое препятствие пробивается с наибольшим для него уроном (попади не в броню, а в кость — та треснет страшными брызгами оскольчатого перелома). Сопромат и высшую математику древние кузнецы не изучали — но и не на одной интуиции держались: экспериментального материала, конечно, хватало.

Отравленные стрелы? Заслуживают отдельного подраздела — хотя бы потому, что с ними тоже связано преизрядное количество ошибок. А впрочем, именно поэтому несколько слов о них можно сказать и прямо сейчас:

— Иногда отравляющего эффекта можно достичь и без яда. Например, бронзовый наконечник, оставшись в ране (а иные из них крепились на древке очень слабо, чтобы «сняться» при первой попытке вытаскивания), очень скоро, в тот же день начинает окисляться так, что спасти может или операция, или ампутация. Магия, наверно, тоже может…

— Очень многие авторы как отравливают единожды стрелы своих героев, так и носят их потом (вместе с героями) в таком виде долго-долго: в походно-полевых условиях, да еще, как правило, в открытом колчане… Нет, носить-то их так и в самом деле можно, и рана от такой стрелы, пожалуй, будет заживать хуже, чем от совсем не отравленной. Но вот о сколько-нибудь быстром действии яда, проявляющемся прямо на поле боя, следует забыть. Разве что яд какой-то совсем магический или хотя бы «закреплен» от распада фэнтезийными средствами. Без них даже кураре очень скоро ослабнет. Он, кстати, чрезвычайно чувствителен к влажности — настолько, что в дождливо-туманный день лучше смазывать стрелу не просто перед охотой или боем, но прямо перед выстрелом: разумеется, если вы хотите, чтобы жертва именно свалилась как подкошенная даже от несмертельной раны… А вообще-то яд (и жидкий, и кашицеобразный) в походе надо носить не на наконечниках стрел, а во флаконе с притертой крышкой.