Аннапурна - Морис Эрцог

Смело траверсируя вправо, Лионель доходит до трещины и забивает два крюка. Привязавшись к ним, повиснув над ледовой бездной, он страхует меня. Мы в тени, и холод пробирает до костей. В свою очередь страхую Террая, продолжающего траверс вправо и огибающего целый скальный массив. Место опасное, а холод еще более затрудняет лазание.

Через несколько минут мы снова вместе, на этот раз под лучами солнца. Однако наше положение весьма неприятно и ненадежно. Под действием солнца твердый фирн превратился в предательский снег. Подъем продолжается. Преодолев несколько трудных участков чистого льда, выходим на гребень, на высоте около 6000 метров. Погода разгулялась, и я пользуюсь случаем, чтобы поснимать. Отсюда Аннапурна кажется очень близкой.

Ребро, на котором мы находимся, тянется к вершине, однако разорванный участок ледового гребня, напоминающий цветную капусту, от нас сейчас так же далек, как и в начале подъема по ребру; приходится вспомнить о прозрачности воздуха, сильно искажающей расстояния. Рассматривая видимые нам отсюда технически сложные участки, мы с Лионелем приходим к выводу, что даже при взятом нами темпе пришлось бы лезть несколько дней, чтобы добраться до конца ребра. Природа оказалась сильнее нас. Препятствия, созданные ею, несоизмеримы с нашими возможностями. Не вдаваясь в бесполезные рассуждения, мы решаем отступить. Даже если нам не встретится какое-либо непреодолимое препятствие (возможно, в гребне есть невидимый отсюда провал), было бы безумием направить экспедицию по этому маршруту. Ни на одном восхождении в Альпах я не встречал такого нагромождения технических трудностей. Никогда прежде в Гималаях людям не приходилось заниматься подобной акробатикой. В глубине души я мечтаю о том, чтобы ледник Аннапурны открыл свою тайну Ляшеналю и Ребюффа. Отсюда он кажется проходимым. Хорошо видно плато, на которое они должны выйти. Если им придется отступить, рухнет последняя надежда. Неужели же все наши труды, все наши усилия приведут лишь к второстепенным результатам? Это было бы для всех нас огромным разочарованием.

Не задерживаясь, мы начинаем спуск. Идем поочередно, тщательно страхуя друг друга через крючья, так как скалы непрочны. На солнце – нестерпимая жара, в тени – адский холод. После траверса подходим к ледяному гребню. Совершенно раскисший снег теперь уже не держит, предпочитаем спускаться по чистому льду. Первым уходит Террай, я страхую его, но крючьев немного, их приходится в большинстве случаев выбивать, и я вынужден спускаться без страховки. Террай настороженно следит за мной, хорошо понимая, что в случае срыва я неминуемо увлеку и его. Он спускается лицом от склона, тщательно рассчитывая каждое движение, чтобы не нарушить равновесия. Впоследствии он признался, что дважды начинал скользить и только чудом сумел задержаться. Я применяю другую технику: спускаюсь лицом к склону, используя не только ноги, но и руки. Правой ногой я не глядя нахожу на льду подходящую зацепку; левая, несмотря на рыхлый снег, держится на двух передних зубьях кошки. Левой рукой я приминаю мокрый снег ко льду и опираюсь на него, правой вбиваю клюв ледоруба в твердый как камень лед. Когда правая нога находит уступ и я вновь обретаю три точки опоры (опоры довольно сомнительные!), левая нога в свою очередь повторяет операцию; это невероятное ползание – сплошная эквилибристика. Спускаюсь медленно, осторожно, без единого резкого движения.

– Э-эй!.. Э-эй!

Это голос Шаца, идущего на подмогу. Террай, находящийся сейчас к нему ближе, кричит, что мы спускаемся.

– Эй, Шац! Снимай палатку, спускаемся в базовый лагерь!

Шац услышал и издали наблюдает за нашим спуском. Теперь мы окружены облаками. Все вокруг тонет в сплошном сероватом тумане. Мы забиваем крючья, прикидываем расстояние, которое нам предстоит пройти, и вешаем веревку. Террай спускается дюльфером[77], в то время как я наблюдаю за поведением крюка. При каждом рывке он сгибается, но затем возвращается в исходное положение. Лед настолько тверд, что никаких опасений не внушает. Все будет в порядке. В свою очередь по всем правилам альпинистской науки обвожу вокруг себя веревку и быстро спускаюсь к Терраю, уже вырубившему небольшую площадку для моего «приземления». Вытягиваю за один конец веревку, и вскоре мы добираемся до скал. С нескрываемой радостью «разуваемся»[78] и через секунду уже мчимся по скальному гребню с таким энтузиазмом и с таким горячим желанием ночевать сегодня возможно ниже, что путь, занявший утром полчаса, пробегаем за несколько минут.

Мчимся наперегонки со временем: галопом проходим участки нетрудных скал, съезжаем по каминам, скатываемся вниз по кулуарам. Вскоре, несмотря на резкий холод, мы покрываемся потом. В рекордном темпе добираемся до оставленного утром лагеря, где сваливаемся на голову Шацу и Саркэ, складывающим палатки. Глотая говядину в томате и нугу, прихлебывая приготовленный Терраем превосходный чай, мы обсуждаем результаты разведки. Эти возбуждающие, полные энтузиазма часы утомительной работы привели лишь к бесполезной победе над бесполезным ребром. И тем не менее, как впоследствии говорил Террай ничто не может сравниться с этой отчаянной борьбой, в которую были вложены все наше мужество, сила и воля.

Над нами низкая облачность, но мы надеемся, что погода установится. Добираемся до участка, где навешен репшнур.

Друг за другом спускаемся в бездну и собираемся на узкой площадке, где за два дня до того мы с Ребюффа провели ночь. Мы мчимся по опасному и трудному месту, неся вчетвером два полных комплекта лагерного оборудования. Саркэ сначала приходит в ужас от быстроты спуска, но вскоре включается в общий ритм. Ребро сильно заснежено, и необходима большая осторожность, но как только сложные места пройдены, бешеная гонка возобновляется. Возбуждение охватывает всех. Знакомый нам уже травянистый холм приближается на глазах. Пройдены последние скалы, и вот мы уже мчимся по травянистым склонам, присыпанный свежим снегом. Вскоре мы достигаем передового лагеря установленного в начале подъема на ребро. За несколько часов мы пробежали путь, занявший при подъеме двое суток. Отсюда хорошо виден базовый лагерь, установленный в глубине ущелья, на морене; желтые пятна палаток резко выделяются на общем сером фоне окружающих осыпей Сильный дождь или, вернее, мокрый снег, падавший несколько минут назад, сменился мелкой изморосью. Мы с Терраем понимаем друг друга с первого взгляда: в два счета забираем из установленных здесь палаток снаряжение, набиваем до отказа рюкзаки и устремляемся вниз по склону; Шац и Саркэ стараются не отставать, но мы мчимся со скоростью метеора, несмотря на тяжелые рюкзаки, нарушающие равновесие. Прыгая по травянистым кочкам, используя малейшие неровности склона, контролируем скорость движения. Страверсировав влево, выходим на снежный "язык", спускающийся по дну кулуара, и не колеблясь начинаем глиссировать, выписывая великолепные повороты. Таким изящным и быстрым способом мы за несколько минут добираемся до морены.