Шаг в профессию - Борис Голубовский

Для справедливости нужно отметить, что в ЗО-е годы некоторые режиссеры под влиянием Мейерхольда (как они его понимали) не отставали от выдумок Евреинова. В Нижнем Новгороде (тогда - Горьком) на портале была установлена арка с развешенными плетьми и кандалами, стояли будки с часовыми, жандармы получали взятки от купцов на глазах у всех. Городничий проезжал по городу, разгоняя всех жителей. В Баку "Горе от ума" шло в осовремененном варианте. На реплику: "Что нового покажет мне Москва?" - крутился круг, на котором Чацкому и зрителям демонстрировались ужасы самодержавия: продажа детей, порка населения, наказание солдата, прогоняемого через строй, шпицрутенами. А встреча Чацкого и Молчалина проходила на огромных весах: "который же из двух" решалось наглядно. Бедному Мейерхольду пришлось выступать с докладом "Мейерхольд против мейерхольдовщины". Ничего нет страшнее, чем оголтелые и неумные последователи таланта.

Финал "Ревизора" имеет свою бурную историю. Грандиозный финал Мейерхольда - манекены вместо чиновников, но стоящие в мизансцене, нарисованной автором - самим Гоголем.

"Ревизор" в Национальном театре в Хельсинки внес свою лепту в решения. В зале, где Городничий в финале собрал всех чиновников с женами, висел огромный, в человеческий рост, портрет императора Николая I. Когда все чиновники застыли в хрестоматийной общей мизансцене, император развел руками и произнес историческую фразу, написанную им на экземпляре пьесы: "Всем попало, а мне больше всех!"

Будучи студентом, мне посчастливилось попасть в Театр им. Евг. Вахтангова на репетиции "Ревизора", которого ставил Борис Евгеньевич Захава, а Городничего должен был играть один из лучших русских актеров Борис Васильевич Щукин. Смерть помешала ему закончить работу. Финал Захава осуществил точно по рисунку Гоголя: "Общий вид последней картины". Щукин не возражал, только попросил Захаву задержать закрытие занавеса до его знака. Итак, общая картина. Щукин застыл в полной неподвижности, но через несколько секунд он, единственный в группе, оживает, поворачивается спиной ко всем и лицом к зрителям, вынимает из кармана мундира бумажник и начинает пересчитывать купюры. Затем шепнул Захаве: "Занавес". Опять - жизнь продолжается!

Через много лет, в 1983 году, опубликовали сценарий по "Ревизору", написанный Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, предназначенный для Киевской киностудии. Булгаков и Щукин пошли по одному пути. Городничий и чиновники бросились к коляскам и направились в гостиницу, где остановился настоящий ревизор. "У двери пятого номера гостиницы, где остановился новый ревизор, появился Городничий, осторожно постучав, скрылся за дверью, и, сразу же из-за двери послышался сильнейший начальственный разнос.

Потом все смолкло. Из номера выскользнул Антон Антонович, облегченно вздохнул, перекрестился и сказал:

- Взял" [24] .

Очень известный и, безусловно, талантливый ленинградский режиссер И. Терентьев придумал финал "Ревизора", одобренный самим Мейерхольдом, и признанный некоторыми компетентными деятелями гениальным. Жандарм объявил о приезде из Петербурга чиновника - настоящего ревизора. Местные чиновники, как и полагается… застыли на месте, и в доме Городничего появляется… тот же Хлестаков, проходит мимо окаменевшей группы. Такой финал вызвал ожесточенные споры. Как жаль, что Игорь Терентьев погиб в кровавые годы и не успел создать больше ничего.

Следуя все более "популярным" законам криминального мира, режиссер, рассказывающий мне о замысле "Ревизора", решил развить находки Щукина и Булгакова с подкупом нового ревизора, устроив в финале на сцене воровской общак: все чиновники раскошеливаются и бросают в сумку (а, может быть, по-новому - в кейс) деньги, кто-то снял с жены ожерелье и серьги - и туда же!

Евгений Симонов кардинально пересмотрел традиции постановки "Горе от ума" в Малом театре. Свой замысел он воплотил в прологе и эпилоге. С открытием занавеса вступает мужской хор, звучащий трагически, настраивая зрителей на события драматического характера. На фоне задника, изображающего пейзаж в манере когда-то известного художника Клевера, установлен помост, на котором стоит группа военных и штатских, молодых людей, объединенных общими интересами, их взоры устремлены вдаль, они готовы к совместной борьбе. Мы понимаем, что это декабристы. Они медленно, но уверенно идут на зрителя. Такова заявка на спектакль.

В финале, после заключительных слов Фамусова, на заднике вновь высвечивается группа декабристов. Евгений Симонов стал "большим роялистом, чем сам король", и присоединил Чацкого к группе бунтовщиков - очевидно, декабристов, которых должны повесить на Сенатской площади. Такая пауза завершала спектакль.

Не будем дискутировать с режиссером, это не наша задача. Трагедия времени, которую он стремился воплотить в новой редакции "Горя от ума", не подкреплялась внутри спектакля. Может быть, у Грибоедова были такие мысли, но написал он другую пьесу. Зритель не поддержал замысел Симонова.

Комедия "Горе от ума", может быть, не так богата ошеломляющими финалами. Некоторой неожиданностью, впрочем, оправданной, был обморок Чацкого в БДТ у Товстоногова.

Очень логичным и убедительным представился мне финал грибое-довской комедии, поставленной где-то в 60-х годах в Праге. После известных слов: "Что станет говорить княгиня…" в вестибюле, где проходила финальная сцена, слуги стали гасить свет, и я начал собираться уходить, но переводчик, сопровождавший меня, остановил: "Подождите, еще не кончено". Я сел на место. В вестибюле стало совсем темно, но вот в глубине коридора появился слабый огонек. В полной тишине кто-то шел со свечей в руке на первый план, где сбоку находилась комната Софьи, уже заявленная ранее. Этот кто-то, читающийся пока лишь силуэтом, тихо постучался в дверь. Тишина, никто не отвечает. Еще раз постучал. Нет ответа. Тогда он нажал ручку двери - она открылась, и свет из комнаты раскрыл таинственного незнакомца. Какой же это незнакомец - Молчалин! Он гасит свечу, входит в комнату. Звук запираемой двери. Вот теперь уже все… "Молчалины блаженствуют на свете!" Прекрасно по мысли, решено не назойливо, но точно и жестко.

Кружится в финале "Последней жертвы" А. Островского в Театре им. Гоголя сад, объединяющий все картины, подчинив все городским джунглям, как мы определяли его образ. Здесь прогуливаются по аллеям, рассаживаются на скамейки, рассматривая критически гуляющих, здесь охотятся за добычей и трудно уйти от цепких лап хищников. Здесь все повязаны друг с другом, все знают все друг о друге. Вот новые пары - Флор Федулыч с Юлией Павловной, Вадим Григорьевич Дульчин с уже бывшей вдовой, а теперь его спутницей Пивокуровой, шулера "ждут Вадима, пора приниматься за работу, а над всеми Наблюдатель", очевидно, сам Островский - здесь его герои, его сюжеты, он все знает наперед. Крутится сад, крутится жизнь…

Мейерхольд еще в 1910 году в Александрийском театре ввел режиссерские паузы в "Дон Жуана" Мольера: "Спектакль начинался с того, что маленькие арапчата в красных расшитых камзолах выбегали на сцену и зажигали свечи, звонили в колокольчики, созывая публику. Потом торжественно проходили в свои будочки суфлеры в париках, держа под мышкой тяжелые фолианты. Арапчата выполняли на сцене множество разных важных дел - следили за курильницами, поправляли парики и костюмы актерам, приносили и уносили шпаги, шляпы, объявляли о перерыве, меняли декорации - гобелены Головина, изображавшие улочки старинного городка, комнату Дон Жуана, лес и т. д." [25] .

Через спектакли Мейерхольда, "Принцессу Турандот" Вахтангова, "Аристократов" Охлопкова, через изучение традиций восточного театра по сей день, в разных вариантах, современный театр обогащает свой арсенал выразительных средств. Проходившая в Москве в 2001 году Международная театральная олимпиада наглядно это продемонстрировала.

Следует отметить самое важное: рядовой зритель оказывается более чутким к восприятию нового - или старого, если говорить о традиции. В "Декамероне" одна из новелл проходит ночью на кладбище. Здесь сталкиваются две группы бандитов - охотников за драгоценностями, находящимися в могиле у видного священнослужителя. И я, ничтоже сумняшеся, взял в свою новеллу прием китайского театра, когда ночные сцены играются при ярком свете. На приеме спектакля - в те годы было еще это испытание на прочность - разразился скандал. Меня обозвали эстетом, формалистом, который не понимает советских зрителей, и вообще - это идиотизм - играть ночную сцену при полном свете и говорить, как сейчас темно. В общем, о моих умственных качествах и профессиональных данных сложилось крайне отрицательное мнение. С кровью я отстоял свой вариант, при условии, что будет просмотр на публике, и тогда все убедятся в моем непонимании театра и будут торжествовать при провале. Каково же было удивление, растерянность "представителей инстанций", когда на первую фразу: "Темная ночь… Не видно не зги…" и на движения актеров так, словно они ходят в полной темноте, нащупывая палками дорогу, чудом не сталкиваясь с другими, блуждающими во тьме, раздался гром аплодисментов, сопровождавший всю сцену. Я скромно радовался. Начальство ушло, не попрощавшись, - обиделись, что проиграли.