От Руси к России. Очерки этнической истории - Лев Гумилёв

Политику Гедимина продолжили его сыновья Ольгерд и Кейстут. Русские летописи много сообщают о первом и почти совсем не упоминают о втором, а хроники крестоносцев, напротив, часто рассказывают о Кейстуте и почти не замечают Ольгерда. Это связано с тем, что братья разделили сферы влияния. Кейстут сидел в Жмуди и боролся с немцами, а Ольгерд, стараясь захватить как можно больше русских земель, воевал с Москвой и татарами. При этом Ольгерд и его племянник Витовт приняли, хотя и формально, православие. Литовские князья женились на русских княжнах и объединяли вокруг себя уцелевших Рюриковичей из Турово-Пинской земли. Так, исподволь, свершалось включение древнерусских земель в состав Великого княжества Литовского.

Ольгерду удалось подчинить себе огромную территорию с границами почти у Черного моря и Дона. В 1363 г. в решающей битве с татарами у Синих Вод (ныне река Синюха, приток Южного Буга) Ольгерд разбил степняков и, овладев таким образом западной частью Великой степи между Днепром и устьем Дуная, вышел к Черному морю.

Но Литва оставалась зажатой между православной Русью и массивом католической Европы. Литовцы активно воевали с немцами – антипапистскими Ливонским и Тевтонским орденами, – и потому их объективными союзниками могли стать сторонники партии гвельфов, прежде всего католики Польши. Вероятно, в связи с этим Гедимин разрешил своим подданным принимать католическую веру. К тому же он, наверное, учитывал, что, кроме идеологического единства, у литовцев была еще одна основа союза с поляками. Литовцы постоянно совершали набеги на Польшу, и прежде всего на Мазовию, откуда привозили польских девушек. Так начался мощный процесс польско-литовской интеграции.

Вспомним чудесную балладу А. Мицкевича, переведенную А.С. Пушкиным: «Три у Будрыса сына, как и он, три литвина…» Старик литвин посылает сыновей на войну: одного – грабить русских в богатом Новгороде, другого – на Балтику против крестоносцев, «проклятых крыжаков», а третьего сына шлет в Польшу:

В Польше мало богатства и блеску,Сабель взять там не худо; но уж верно оттудаПривезет он мне на дом невестку.Нет на свете царицы краше польской девицы.Весела, что котенок у печки,И как роза румяна, а бела, что сметана;Очи светятся, будто две свечки!

Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тожеИ оттуда привез себе женку;Вот и век доживаю, и всегда вспоминаюПро нее, как гляжу в ту сторонку.

Конец баллады таков: все трое сыновей отправились в Польшу и привезли оттуда по невесте.

Предпосылки для развития польско-литовского контакта были. Польша, не задетая пассионарным толчком, находилась в состоянии глубокого кризиса. Мазовия граничила с владениями Ордена, захватившего Пруссию; Малая Польша (историческая область с центром в Кракове) с трудом избавилась от господства чехов, которых выгнал талантливый польский король из династии Пястов – Владислав Локетек.

После прекращения династии Пястов (1370) власть в стране перешла к французу Людовику Анжуйскому, а он в свою очередь передал польскую корону своей дочери Ядвиге. Но когда Ядвига захотела выйти замуж за любимого ею Вильгельма, сына Леопольда Австрийского, вмешались польские магнаты и предложили королеве ради государственных интересов сочетаться с литовским князем Ягайлой, дабы таким образом объединить силы Польши и Литвы и остановить экспансию немцев. В итоге Вильгельм был отправлен назад в Австрию, а Ядвиге пришлось пойти к алтарю с наскоро окрещенным литвином.

Женившись на Ядвиге, Ягайло стал полноправным властителем объединенной Польши и Литвы и как таковой приказал всем нехристианам Литвы принять католичество. Так состоялась Кревская уния (1386). Однако далеко не все встретили такое решение с восторгом. Те литовцы, которые уже связали себя с русскими – потомки Гедимина и соратники Витовта, не хотели принимать католичество. Сам Витовт был сторонником религиозного компромисса, но значительное число ревностных православных в Литве отнюдь не помогало его достижению. Таким образом, литовская пассионарность вследствие пограничного положения Литвы между Польшей и Владимирской Русью оказалась «оттянутой» соседями. Часть литвинов приняла католичество, а другая сочла более приемлемым православие. Таково было следствие пассионарного взрыва.

Церковь и Москва

Усиление влияния католицизма в Литве и ориентации на Литву князя Александра Тверского имели огромные последствия для Москвы. Поскольку Александр заручился поддержкой язычника, литовского князя Гедимина, это сделало его врагом татар, шедших с христианами на компромисс. И потому русская православная церковь высказалась в поддержку Москвы.

Преемник митрополита Петра – грек Феогност – предпочел иметь дело с Москвой, которая показала себя опорой митрополичьего престола, а не с Тверью, ставшей союзницей католиков. Тем временем московское княжение перешло к Ивану Даниловичу Калите, брату погибшего Юрия (1325). Основой политики Калиты стало стремление использовать в интересах Москвы союз с татарами. Кроме того, князь Иван старался покупать у обедневших удельных князей их владения, а тем ничего не оставалось, как продавать свои вотчины: мелкие княжества не могли соперничать с богатой Москвой, которую создал Даниил и унаследовал Иван Калита. За годы своего княжения Иван Калита довольно существенно расширил пределы княжества, в частности, приобрел большой старинный город Ростов.

Но основная заслуга Ивана Калиты, до сих пор, как кажется, не оцененная традиционной историографией, состоит в другом. При Иване Калите получил свое окончательное воплощение новый принцип строительства государства – принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение отдавалось католикам, в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам. Калита и его наследники принимали на службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных литовцев, покидавших простых русских людей, все богатство которых заключалось в коне да сабле. Никаких владений у этих людей не было, и потому они искали службы, то есть государственных военных обязанностей, за выполнение коих от князя московского следовало вознаграждение в виде «корма» с небольшой деревеньки. Силой, связующей всех «новонаходников», в Москве стала православная вера. Ведь обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Креститься необходимо было и для заключения брака. Множество татар – ордынских выходцев – женились на русских красавицах, а татарки выходки замуж за русских.

Так, исподволь, во всей Северо-Восточной земле восторжествовало православие, хотя при этом сохранились и некоторые языческие обычаи.

Усиление христианских традиций в Северо-Восточной Руси XIV в. коснулось прежде всего служилых людей. Как в Киевской Руси после крещения, так и на Руси XIV в. человек мог стать дружинником, гриднем у князя или ближним у боярина, лишь будучи христианином. Поскольку это условие соблюдалось совершенно неукоснительно, для принципиальных противников христианства (пассионариев-язычников) и для принципиальных противников каких-либо принципов (лентяев-субпассионариев) не было возможности делать на Руси карьеру. И тут на помощь русским язычникам пришли татары. Ведь монгольские ханы брали на службу всех, кого угодно. Русские язычники в составе ханских войск шли сначала на Волгу, а затем и на Дальний Восток, в Китай. Так около Пекина возникли русские слободы, жители которых составляли в монгольских войсках отдельные дивизии, ходившие в Индокитай, в Бирму, где сражались и одерживали победы для монгольского хана. Русские поселения в Китае просуществовали до конца XIV в., пока в ходе антимонгольских восстаний не были уничтожены китайцами вместе с их обитателями.

Таким образом, активная антихристианская часть населения Руси просто исчезла в результате миграции, а количество активных христиан в Москве, наоборот, увеличилось из-за притока пассионариев Орды, Литвы и окраинных русских княжеств. Русские православные люди на Москве (общность, сложившаяся из различных субстратов) считали своим главой духовного владыку Руси – митрополита, и потому лейтмотивом, поведенческой доминантой у возникавшей новой этнической целостности стало действенное православие. Сей факт отразился и в названии новой общности. Именно в это время, в XIV столетии, Русь получила название «Святая». Характерный эпитет указывал, что на месте старой Киевской Руси возник совершенно новый этнос – великорусский, со своей этносоциальной системой – Московской Русью.

Поскольку русские владыки и их паства считали своим идеалом соблюдение канона византийского православия, отношения Руси с Константинополем претерпели существенные изменения. Палеологи, захватившие трон василевсов в 1261 г., оказались императорами без империи, владетелями полуразрушенного города, окруженного со всех сторон врагами. Басилевсы, не имевшие ни сил, ни средств, должны были искать союзников, самыми сильными из которых могли быть на Востоке – турки-османы, на Западе – крестоносцы. Поскольку турки наступали на Византию, а крестоносцы покинули Константинополь, то Палеологи попытались заключить договор с папским престолом и получить от Запада необходимую помощь, чтобы оттеснить турок и не дать мусульманам захватить Малую Азию. Но папский престол непременным условием помощи грекам поставил заключение религиозной унии. Это означало, что православная церковь должна подчиниться Риму и принять католический «символ веры», хотя и сохранив основные формы восточных церковных обрядов. В этническом смысле уния означала бы вхождение Византии в западноевропейский суперэтнос со всеми вытекающими отсюда последствиями.