Смерть не заразна - Ианте Бротиган

Когда я проснулась, на губах у меня играла улыбка. В тот же день после долгого ненастья наконец выглянуло солнце.

— Какой хороший день, — сказала моя дочь, доедая за завтраком свои овсяные хлопья.

РУКИ

Отец не соблюдал правил, положенных сильному полу, которыми руководствуются почти все взрослые люди. Он не бросался вперед, чтобы первым поднять тяжелую сумку. Руки у отца были нежные, белые, всегда притягивавшие взгляд. Подвижные, легкие, они едва не светились — такая светлая у него была кожа — и были будто бы отражением его души, скрытой от посторонних глаз. Движения у них были сложные и очень красивые. Если отец был встревожен или же огорчен, то опускал голову, закрывал руками лицо, и жест этот напоминал быстрый взмах крыльев. Я помню, как он стоит, а руки на бедрах — легко, едва прикасаясь, помню, как он идет и они взмахивают на ходу. Тогда я не замечала, что руки у него молчат, лишь когда он был пьян.

Задумавшись, он запускал руки в волосы. Иногда так делает моя дочь, и мне становится не по себе.

НОЧНЫЕ СТРАХИ

Тревожился отец по любому поводу. Тогда он рассеянно грыз себе ногти, и ногти были обкусаны почти до крови. Вечером, перед тем как ложиться спать, он проверял на плите каждую ручку, убеждаясь еще и еще раз, что газ выключен. Он их трогал рукой, будто не верил глазам. А потом, будто и руке не верил, еще и еще раз заглядывал в кухню, пока наконец не убеждался, что все в порядке. Так же он вел себя, когда запирал замок, — поворачивал ключ, дергал ручку, проверял, заперто или нет, отходил, возвращался, снова отпирал, проходился по коридору, заглядывал в комнаты, снова запирал, проверял, шел к автобусу, опять возвращался и опять проверял.

Когда мы с мужем только что поженились, я лежала без сна, разглядывала тени на стенах, а потом спрашивала, выключили мы газ или нет. Помолчав, мой муж обычно говорил:

— С какой бы стати мы вдруг его не выключили?

— Вдруг недовернули кран, — говорила я, представляя себе черную ручку, что она, немного свернувшись влево, пропускает газ и тот вырывается с легким шипением, наполняет наш дом и к утру мы уже не проснемся.

Прабабушка у моего мужа была исландка, верила в эльфов и, иногда ненадолго уезжая, с фермы, перед дверью оставляла лоскут, чтобы потом точно знать, навестили эльфы дом в ее отсутствие или нет.

— Уф-ф-ф-ф-ф.

Я слышала тихое шлепанье по коридору, а потом мой муж снова нырял в постель.

— Выключили.

Только благодаря этим полузабытым воспоминаниям мой муж всерьез относился к моим страхам и шел в кухню проверять то, что он и так прекрасно знал. Однако эльфы народец мелкий и не могут долго держать в свой власти мужей, уставших после рабочего дня. Молчание после моих вопросов становилось все дольше, и однажды мой муж уснул, так ничего и не ответив. Я оставила его в покое и сама отправлялась на цыпочках в кухню проверять газ. Все краны всегда были закрыты.

ПОСЕЩЕНИЯ

Отец мне является часто. Он приходит неожиданно и, как правило, только если нужна помощь. Поначалу я его боялась. После того как обнаружили тело, несколько дней я умоляла свекра, который у меня врач, дать мне снотворное. Свекор человек умный и снотворного не дал. Отец тогда мне мерещился постоянно, но с помощью свекра я поняла, что на самом деле это всего лишь проекция моих страхов и видения существуют исключительно в воображении. Когда же отец явился по-настоящему, он и виден был по-настоящему, и я заторопилась следом, едва поспевая за его длинными шагами.

Отец повернул ко мне голову на ходу и почти ласково сказал:

— Мне нужно идти. У меня очень много дел.

Я проснулась и долго, при сумрачном свете пустынного осеннего утра, смотрела в потолок.

Когда родилась моя дочь, отец пришел на нее посмотреть. Он ничего не сказал. Лишь протянул руку и коснулся ее тонким пальцем. А в пять лет она мне сообщила, что ей тоже приснился дедушка.

— И чем же вы занимались? — спросила я, стараясь скрыть тревогу.

— Играли, — ответила Элизабет с таким возмущением, будто все прочие предположения были нелепыми. — Я сидела у него на коленях, он дал мне конфету, а потом мы стали играть.

Отец редко говорит что-нибудь важное. Он приходит просто напомнить, что жизнь вовсе не такая серьезная штука, как кажется.

Когда-то я хвостом таскалась за Каденс, которая тогда часто ездила по делам в Аспен, где мы останавливались в пятизвездочном отеле «Крошка Нелл», вместе с самой богатой публикой, и я ужасно переживала из-за того, что надеть. Может, так приличнее, думала я, разглядывая себя в зеркале.

Отец заглянул ко мне в номер — в футболке, волосы спутанные будто от ветра, в руке крупная слива.

— Ианте, кого ты пытаешься обдурить? Плюнь ты на эти тряпки.

— Да, но у них часы дороже, чем весь наш дом, — возразила я.

Отец в ответ лишь пожал плечами.

Я надела джинсы, чистую белую футболку, нацепила на руку старенькие часы «Таймекс» и смело спустилась вниз.

ОБЪЯСНЕНИЯ

Сегодня ночью мне опять снилось, что отец застрелился. Снилось, будто мы с Каденс у него в квартире, Каденс сидит в кухне, а я роюсь в бумагах в поисках предсмертной записки. Я проверяю ящик за ящиком, но там ничего нет. Я проснулась в слезах. До сих пор не понимаю, что это за сон. Означает ли он, будто я подсознательно продолжаю винить себя в его смерти? И если так, значит, он мне еще приснится? Или же сон означает, что я вот-вот что-нибудь наконец пойму?

Элизабет вместе со своей лучшей подружкой сейчас стучат на машинке «Ройял», сочиняют рассказ о призраках. Такую же точно машинку двадцать пять лет назад мне подарил отец. Я вхожу к ним: подружка печатает, Элизабет просматривает странички. Когда я вхожу еще раз, они поменялись ролями. Я не спрашиваю, чем они занимаются, а они не спешат с объяснениями.

ОН ЖИВОЙ

На следующую ночь после этого страшного сна мне приснилось, будто отец живой, и это было так явственно, будто взаправду. Меня захлестывала радость. Я всех обегала, всем об этом сказала. Потом мы сели с ним рядом в огромном доме, где стены были отделаны деревянными панелями, и я принялась возвращать ему его жизнь — фрагмент за фрагментом, страницу за страницей. И чувствовала при этом огромное облегчение. Меня переполняло такое счастье, что, проснувшись, я едва не рассмеялась от радости.

НА КРЫЛЬЦЕ

Мне приснились короткое замыкание и распахнутый холодильник. Снилось, будто я вижу голубые искры, подхожу ближе. Внутри, на пустых белых полках, в холодильнике ничего нет, только лежат две потемневшие коричневые головы. Они похожи на африканские маски. В глазах их, пустых и черных, застыло страдание. Осторожно я отступаю в сторону и оказываюсь в кухне в Монтане. Ночь. В кухне пусто, включены все лампы. Я выхожу на заднее крыльцо, стою, в руке бумажный пакет, где уместилось все мое имущество. Вижу молодое деревце, к которому я когда-то привязывала свою лошадь, и чугунную белую ванну, всегда стоявшую во дворе неизвестно зачем. Чувствую прикосновение ночного чистого воздуха, но я думаю про измятый бумажный пакет в руках — среди вещей не хватает чего-то важного, от чего все могло бы измениться.