Ковчег Марка - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне бы машину для начала отчистить, – сказал Антон. – Её всю снегом завалило!
– Не вопрос, поможем! Зоя Петровна, а больше нету яишенки-то?
– Съели.
Алла налила себе чаю – таёжный, вкусный, – глотнула и обожглась. Кузьмич, скрестив длинные ноги, стоял, привалившись к каменной кладке печи, и смотрел ей в затылок – оттого и обожглась.
В кухню вошел Петечка, заспанный, лохматый и недовольный.
– Кто мои записки стырил? – спросил он с порога. – Не, а чего это происходит? Я сижу, пишу! Мне надо писать! А потом кто хочешь будет их тырить?
– Какие записки, Петечка? – спросила Женька, тараща темные блестящие глаза. Это было очень красиво – тёмные глаза и белые волосы. – Те, что ты вчера писал? Про наше путешествие?
Петечка нехотя кивнул и плюхнулся на своё место. Теперь у каждого их них было «своё» место в необыкновенной кухне, и «чужие» они старались не занимать.
– А что, яичницы нету?
– Съели.
– Не, ну кашу я не хочу!
– Раньше вставать надо, – упрекнула Марина, и Володя посмотрел сердито – он должен был это сказать, а она его опередила.
– Ой, а было так интересно, – затараторила Женька. – Я правда совсем-совсем чуточку успела прочитать! Я же не знала, что Петечка у нас писатель!
– Ты писатель? – спросил Степан у парня.
– Всё про нас написано, да, Петечка?
– Я не понял, – подал голос Кузьмич, – ты какие-то заметки писал, а они пропали, что ли?..
– О чем я и говорю! А нельзя пожарить?
– Чего пожарить?
– Яичницу.
Зоя Петровна загремела сковородой.
– Тогда уж и на мою долю, – льстивым голосом попросил Сергей Васильевич. – Я такой яишенки, как ваша, сроду не едал!
– И на мою! – поддержал Диман.
– А когда пропали твои заметки? – спросил Кузьмич.
– Вчера вечером, – буркнул Петечка. – Когда я руку того… короче, когда мы тут все в кухне собрались. Я вернулся, на столе только чистая бумага, а заметок нет. Я искал, искал, не нашел ничего. А потом баня была, я и забыл, а сейчас вспомнил. Ну, кто взял?..
Марина переглянулась с Володей, Алла с Женькой, Степан с Сергеем Васильевичем, а Диман ни с кем переглядываться не стал.
– Кому они нужны, записки твои? – спросил он миролюбиво. – Небось сам сунул куда-нибудь и забыл.
– Никуда я не совал. А только если сперли, чтоб за свои выдать и в инет выложить, при всех говорю – вычислю гада! И везде запостю, что воровство и плагиат.
– Правильно! – согласился Сергей Васильевич и потянул носом. Яичница на метровой сковороде шкворчала и пахла изумительно. – И нечего!.. А я тебе могу из охотничьей жизни рассказать. Слышь? У меня много историй!
– Ты несёшь какую-то ахинею, Петь, – сказала Марина, морщась. Ей не нравилась вонь от яичницы. – Кто это будет в сеть выкладывать?
Кузьмич подцепил поленом чугунную дверцу печки, подбросил его в огонь и вышел. Алла, которая всё время почему-то видела, что именно он делает, проводила его взглядом, подумала и тоже поднялась.
Он оказался в комнате, где все по очереди читали «Бравого солдата Швейка». Сидел на корточках перед «голландкой» и заглядывал внутрь.
– Здесь сожгли, – мельком глянув на Аллу, сообщил он. – Вон пепел остался. Бумажный пепел приметный.
– Может, Петя сам сжег? Как Гоголь вторую часть «Мертвых душ»?
– Про Гоголя не знаю, а Пете зачем? И еще комедию перед нами ломать!..
Алла подошла и тоже заглянула в печь.
– Кто-то что-то прочитал в этих заметках, – сказала она задумчиво. – Что-то опасное. Что опасного мог написать Петечка?..
– С чего он вообще взялся писать? Писатель, что ль, на самом деле?
– Он блогер, Павел. То и дело пишет что-то в Интернете. Ему нравится.
– Этот блогер из… твоей команды?
Алла отрицательно покачала головой.
– А может, он еще и фотограф?
Алла пожала плечами.
– Навязались вы на мою голову! – в сердцах сказал Павел. – Не было у бабы забот, купила баба порося! Олимпиада на носу, а я?! Чего я делаю?! О чем думаю?!
Он поднялся с корточек, зачем-то отряхнул штаны, подошел, взял у Аллы из рук кружку и глотнул.
– В две тысячи двенадцатом немцы подкупили одного чеха, журналиста. Он к своим спортсменам-соотечественникам прямой доступ имел, аккредитован был, где можно и где нельзя. Он за ними таскался, интервью брал, фотографировал на тренировках, на стрельбищах, где винтовки пристреливают, в подсобках, где тренеры лыжи готовят, да везде. А потом всю информацию немцам слил. Чехи в тот сезон в Рупольдинге ни одной медали не взяли, а у них сильная команда.
– Ты хочешь сказать, что кто-то из наших такой же подкупленный журналист?
– Пойдём со мной.
За руку, как маленькую, он вытащил её в коридор, протащил за собой, втолкнул в «оружейную» и захлопнул за собой дверь. Загремел замками и распахнул высокий железный ящик.
– Чей это нож? Погляди, погляди хорошенько!..
Алла поставила кружку на железную стойку, подошла и посмотрела. Этот нож она отлично знала.
– Где ты его взял, Павел?
– Здесь.
– Что значит – здесь?
– Тебе полочку показать, на которой он лежал? Во-он та. Это не наш и не Антохи. У Игорька никаких ножей сроду не было. Выходит, кто-то из ваших его здесь оставил. Ну?
– Сергея Васильевича нож, – покорившись, ответила Алла. – Только, Павел, клянусь, он ни при чем! Он не мог никого убить.
– Почему? Потому что он твой дружбан?
– Он не мог убить, – повторила Алла. – Я тебе точно говорю. Не трать время зря.
– А как он здесь оказался, твой Сергей Васильевич? Что он тут забыл? Зачем полез-то сюда?
Алла начала злиться. Он разговаривал с ней, как следователь с подозреваемой в дурном кино.
– Если ты не хочешь, чтобы мы куда-то заходили, запирай к чертовой матери двери! Вешай на них замки! Тебе везде мерещатся шпионы! Диму напугал, когда он в комнату с лыжами заглянул, теперь Василича подозреваешь! Хорошо, допустим, он сюда заглянул, и что?!
– Да нечего ему было тут делать, вот и всё! А он ведь здесь что-то делал! Такое, что даже нож свой позабыл. Что он делал?
– В окно смотрел!
– Алла, – начал Павел грозно, – ты меня из терпения не выводи. У меня оно не бесконечное! Один от нечего делать здесь нож забывает, другой какие-то записки пишет, потому что он, видите ли, блогер, а записки в печке сжигают, третий фотоаппарат в дрова пристроил! Чего он на него снимал, когда, зачем?! А у меня…
– Знаю, – перебила Алла. – У тебя олимпиада на носу!
– Ты мне всё время врёшь! – выговорил он брезгливо. Марк Ледогоров говорил о том, что ему всё время врёт Женька совсем по-другому. – А я при этом должен верить каждому твоему слову, как своему собственному, да?!
– Да не верь, – храбро сказала Алла.
Её удивляла сила его гнева. Она совсем его не боялась, как будто наблюдала со стороны, из партера. Однажды она уже испытала такое чувство, и сейчас ей почему-то страшно важным казалось вспомнить, когда это было – она смотрела, а перед ней как будто актёры на сцене выступали.
– Зачем ты сюда пришла? И людей привела?
– Я не приводила людей, Павел. Это вышло случайно. Володя на самом деле провалился в ручей, сломал лыжу и растянул ногу. И метель нас застала по-настоящему.
– Кто ты такая?
Алла посмотрела ему в лицо. Почему-то она не могла ему заявить – разбирайся сам, как недавно сказала Марку. Она точно знала, что сейчас должна говорить правду и от этого зависит… что?
…Как это бывает? Как это бывает, когда один простой разговор может изменить всю жизнь? Ничто уже не может её изменить, она сложилась так, как сложилась, говори, не говори. «Лесной человек» не имеет к её жизни никакого отношения и не будет иметь никогда. Те времена, когда можно было поговорить, объяснить, растолковать – и мир сразу добрел, становился простым и понятным, давно минули. Тогда было ясно – все беды происходят от недопонимания, ведь все люди вокруг добры и честны, просто иногда непонятливы.
…Как она станет ему объяснять? Что именно следует объяснить, особенно если учесть, что три дня назад она ничего не знала о существовании кордона «полста-три» и его обитателей?
– Павел, – решилась Алла и приткнулась на продавленное кресло, накрытое неопределенной шкурой. – Я… это длинная история. Ты готов меня слушать?
Он сел на пол, скрестив длинные ноги.
– Готов.
Снаружи загрохотало так, как будто обвалился потолок. Они секунду прислушивались, а потом одновременно бросились в коридор.
Из кухни выскочил Сергей Васильевич, за ним показался Володя.
– Где это?!
Из сеней ввалился Антон без куртки, в одном свитере.
– Что случилось?!
Снова загрохотало, и Павел, расталкивая людей, кинулся в комнату со снаряжением.
Там были хаос и разрушения, как будто бомба попала. Высокий, под потолок, стеллаж, снизу доверху заставленный металлическими банками с мазями, парафинами, мастиками, заваленный железками и инструментами, обрушился на середину комнаты, повалил лыжи и стулья. Под обломками ничком без движения лежал человек.