Дикие персы - Вадим Панов

Ардоло достал пару коротких ножей, идеально подходящих для нанесения несмертельных резаных ран, и улыбнулся: то, что нужно. Прицепил ножны к поясу, захлопнул крышку, поднялся, сделал пару шагов к окну, но остановился и посмотрел на откинувшегося в инвалидном кресле Кега.

— Приятных снов, напарник.

Альфред не ответил.

Ардоло вновь улыбнулся, поправил сбившийся плед, задержав ладонь на неподвижных ногах калеки, вздохнул, повернулся, вышел через приоткрытую дверь на декоративный незастеклённый балкон, осторожно взобрался на угол перил, чуть присел, примеряясь, затем мощно оттолкнулся и без труда допрыгнул до решётки верхнего балкона.

— Я люблю смотреть на спокойный залив, — негромко произнёс Пётр, доливая в кружку Саши глинтвейн. — В любую погоду: когда ясно, когда ходят тучи, под дождём, даже под снегом — всё равно. Главное, чтобы он не бесился.

— Все любят смотреть на залив, — улыбнулась молодая женщина. — Когда я была маленькой, папа часто брал меня на футбол, и я обожала бродить по берегу Крестовского. Кормить чаек… Смеяться… Я до сих пор улыбаюсь, когда вижу чаек.

— А меня возили в Петергоф. Я часами играл в парке и смотрел на залив, представляя себя капитаном крейсера.

— Родители возили?

— Няня. Мама умерла, когда мне было три года, а отец много работал.

Они сидели на террасе небольшого, но очень уютного дома, сидели в соседних креслах, сидели, касаясь друг друга локтями, смотрели на залив и пили глинтвейн, готовить который Петя оказался большим мастаком. Аромат горячего вина и пряностей плавно смешался с солёным запахом холодного моря, сформировав причудливый, кружащий голову туман, и Саша вдруг подумала, что именно так должно пахнуть счастье.

— Потом у отца появился катер, и мы стали каждое воскресенье выходить в залив. Иногда на рыбалку, но чаще просто катались. А потом почему-то перестали…

— Ты вырос?

— Я вырос, а у него появились дела по воскресеньям. — Петя чуть передёрнул плечами. — Обидно… У многих моих знакомых есть традиция воскресных семейных обедов, а у нас была замечательная традиция путешествий по заливу. Только я и он… Жаль, что всё закончилось.

— И ты остался совсем один?

— Как ты узнала?

— Я живу отдельно с девятнадцати лет и без труда отличаю самостоятельных людей от маменькиных сынков, — объяснила Саша.

— Поругалась с родителями?

— Решила, что мне нужно больше свободы.

— Получила её?

— Да. Но потом случилась авиакатастрофа, и моя свобода обернулась одиночеством. — Женщина помолчала, погрела руки о горячую кружку и добавила: — Они летели тем рейсом из Анапы…

Рейсом, который не пришёл.

— Мне жаль, — тихо произнёс парень.

— Это было давно, и я уже выплакала всё, что должна была выплакать, — вздохнула Саша. — Я уже справилась.

— А я никогда не испытывал настоящих чувств. Ни дружеских, ни… ни к женщине, — неожиданно сказал Петя. — Единственный человек, который мне небезразличен, — отец. Но теперь, увы, у каждого из нас своя жизнь.

— У него новая семья?

— Нет. — Парень покачал головой. — Любовниц у него полно, но второй жены не будет. Он так сказал.

— И держит слово?

— Да.

— Он молодец.

— Давай забудем о нём? — Петя отставил бокал, выбрался из кресла и присел на корточки рядом с Сашей. — Я вспомнил об отце только для того, чтобы сказать, что ты первый человек за долгое время и первая женщина за всю мою жизнь, к которой я испытываю настоящие чувства. Я понял это не сразу, но тем, наверное, ценнее моё открытие. — Он подался вперёд, и Саша машинально положила руку на его плечо. — Я никогда не переживал ничего подобного и не знал, что это настолько здорово. Ты… ты сводишь меня с ума. Всё, что я хочу, — быть рядом с тобой.

Женщина всхлипнула.

А потом жарко ответила на поцелуй.

— С днюхой, Ленка!

— С днюхой!

— Ура!

Шумная компания напоминала карнавал: смех, крики, шарики, фонарики, дуделки, иногда петарды и шампанское. Пьяными ребята не были, только весёлыми, но шума производили много.

— Ленке — ура!!

— Ура! — неожиданно поддержали гуляк из какого-то распахнутого окна, и дружественный вопль вызвал кучу ответных восклицаний.

— Ура!!

Если вы думаете, что засыпающий город, даже такой крупный, как Санкт-Петербург, кишмя кишит одинокими девушками и женщинами, на которых можно безнаказанно напасть, то вы сильно ошибаетесь. Всё-таки начало апреля, даже настолько тёплое, как в этом году, — не самое лучшее время для романтических прогулок по вечерним каналам и даже просто — для прогулок, а потому вылазка Ардоло затянулась. Воин рассчитывал обернуться минут за сорок, максимум за час, даже с учётом того, что ему придётся таиться от людей и видеокамер, но минуты таяли, становилось темнее, холоднее, а подходящих целей не наблюдалось. Едва же он заприметил припозднившуюся дамочку, цокающую каблучками по набережной Фонтанки, едва подобрался, готовясь к смертоносному выпаду, как появились подвыпившие студенты, бурно чествующие неведомую Ленку, и нападение не состоялось.

— Скоты!

— Ура!!

Процессия удалялась в сторону Невского, одинокая дамочка, которую Ардоло уже считал своей, исчезла, Фонтанка опустела.

— Уроды!! — Сидящий в тёмной арке воин вскочил и со всего размаха ударил ногой по стене. — Сволочи!!

Долгожданный праздник срывался самым подлым образом, нетерпение порождало бешеную ярость, которая, в свою очередь, могла привести к непредсказуемым последствиям. К любым последствиям, поскольку Ардоло стало всё равно на кого нападать.

Он жаждал крови.

— Может, вызвать полицию? — по губам скользнула грозная усмешка.

«А что? Это мысль. Позвонить, сообщить о преступлении, а потом покрошить в капусту патрульных. Неожиданно. Свежо. Кроваво… Но как вызвать? Нужен телефон…»

Полицейские так полицейские — сейчас ему плевать. Он настроился на кровь, и он её получит. Он…

Парочка!

На ней ярко-зелёное пальто, чёрные брючки, ботинки и берет. Откуда берет? Почему? Но немодный убор великолепен на девушке, изысканно завершает стильный образ. На парне же толстая куртка, джинсы с разухабистой надписью по бёдрам и жёлтые ботинки. Он обнимает подругу за талию и чуть придерживает, намекая, что нужно остановиться «посмотреть на воду». Она кладёт руки ему на плечи. Их губы встречаются. Невнятный фонарь не добивает до парочки, не мешает их уединению.

И никто не видит выбравшуюся из арки тень.

Ардоло оглядывается, в последний раз убеждается, что набережная пуста, вытаскивает ножи и бесшумно разбегается, торопясь навстречу празднику…