Рассказы - Матэ Залка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столица показалась Кудряшову вымершей. Только около вокзалов теснилась голодная, обтрепанная толпа. В ней преобладал серый шинельный цвет.
На Курском вокзале Кудряшов встретил приятеля. Тот тоже пробирался на юг. На следующий день им удалось устроиться в штабном вагоне какого-то сборного поезда. К вечеру они тронулись в путь.
Дорога от Москвы до Харькова длилась шесть дней. Для того времени ехали быстро.
Харьков поразил друзей. Это был настоящий рай. Смуглолицые украинки нанесли к поезду столько продуктов, что Кудряшов, которому в то время ржавая селедка казалась самым завидным лакомством, совершенно растерялся.
— Сто карбованцев!
— Двести карбованцев! — нараспев зазывали торговки.
В полевой сумке Кудряшова нетронутым лежало восьмимесячное жалованье — в желтых тысячерублевках.
Расположившись на каменных ступеньках вокзала, они с товарищем, не сходя с места, уничтожили по три порции жареного барашка и, чтобы достойно завершить пир, разрезали красномясый арбуз. Как говорится: «Ели, пили и морду мыли».
— Ну, погоди, Врангель! — сказал Кудряшов, поднимаясь и оправляя на боку наган. — Погоди ж!
С вокзала приятели прямиком направились в штаб Южного фронта, чтобы получить назначение на передовые линии.
Кудряшов приехал в Харьков как раз в ту пору, когда Фрунзе, герой Уфы, вступил в командование врангелевским фронтом.
В штабе был порядок, как в аптеке. Алеша очень удивился, когда ему дали две длинные анкеты, каждая в тридцать четыре вопроса. Без заполнения этих анкет даже по стали смотреть его документов.
Сдав анкеты и документы, он пошел разыскивать товарища. Тот уже получил назначение. Его часть находилась в вагонах на путях, недалеко от вокзала.
Он предложил Алеше заночевать у него.
Вечером в городском красноармейском клубе перед ком — и политсоставом гарнизона должен был выступить командующий фронтом с большим докладом о значении врангелевского фронта и необходимости его ликвидации.
Выйдя из штаба, Кудряшов отправился осматривать город. К восьми часам он уже был на Рымарской улице у входа в театр. Молча показав дежурному красную обложку своего партийного билета, он одним из первых вошел в зал.
Вместо занавеса во всю ширину висела гигантская карта РСФСР. Москва на ней была обозначена красной звездой, Харьков — многоцветными кругами с красным флажком посредине.
Усевшись в середине первого ряда, Кудряшов впился в карту.
Крым мертвенно-белым пятном простирался от прореза Сиваша, и только у самого перешейка трехцветными царскими флажками были отмечены укрепления белых. В Севастополе пестрели французские и английские боевые флажки, указывая на присутствие иностранных судов. От Крыма на север, далеко в глубь Екатеринославщины и Донбасса, простирались границы фронта Врангеля.
«Ишь ты, куда полез! — подумал Алеша. — Всю Таврию, Екатеринославщину до Синельникова отхватил, с другой стороны Мариуполь при Азове, и к Донбассу подбирается. Это не шутка, черт подери!»
Зал быстро наполнялся. Углубившись в изучение карты. Кудряшов не заметил появления Фрунзе. Его привел в себя гром аплодисментов, приветствовавших командующего. Михаил Васильевич стоял на авансцене. Он несколько раз провел ладонью по усам, потом поднял руку и, неловко улыбаясь, сказал:
— Ну, будет, товарищи дорогие. Давайте к делу.
Фрунзе был в красноармейской форме защитного цвета. Сбоку висел револьвер. Его мужественная фигура выделялась на фоне карты.
Аплодисменты стихли. Фрунзе положил на столик несколько тетрадей. Из-за боковой кулисы протянулась чья-то рука с длинным шестом. Фрунзе взял его и без предисловия начал доклад.
У командующего был высокий приятный голос. Вначале он звучал приглушенно и замедленно, но чем дальше, тем звук становился сильнее и глубже, захватывая слушателей.
Кудряшов сам был неплохим оратором и оценил всю силу обаяния речи комфронта.
Фрунзе изложил причины возникновения врангелевского фронта, покритиковал наше командование, не придавшее должного значения Крыму. Зимой, при отступлении деникинской армии, маленький Крым можно было легко очистить от врага. Но это дело почему-то отложили до весны, что дало белым возможность собрать свои разрозненные силы и создать новый фронт.
Фрунзе обрисовал важнейшие этапы фронта с весны до ранней осени, объяснил причины относительного успеха Врангеля с военной и экономической точек зрения и раскрыл стоящие перед вновь образованным штабом Южного фронта задачи. Он подчеркнул, что его выдвинула на пост командующего партия и лично товарищ Ленин, дав задание ликвидировать во что бы то ни стало Врангеля: до наступления холодов.
— Нельзя допустить еще одной зимней кампании. Измученная, доведенная до изнеможения страна не перенесет ее. Врангель — та Архимедова точка, от которой внутренняя и заграничная контрреволюция еще раз попытается вывести из равновесия страну пролетарской диктатуры. Это должен понять каждый коммунар, каждый командир и каждый красноармеец. Поэтому командование Южного фронта сегодня объявляет быстрый и решительный поход против последнего из генералов и его союзников, — так закончил Фрунзе свою речь.
— Уничтожить вконец баронское отродье! — выкрикнул комиссар, стоя и вместе со всем залом аплодируя командующему.
В Кудряшове все клокотало.
«Ну, покажем же мы тебе, Врангель! На фронт! Завтра же на фронт!»
У вокзала еще толпились торговки. Повсюду сновали военные. Кудряшов разыскал свой вагон и лег спать. Завтра с утра он пойдет в штаб за назначением. С севера должны прийти новые пополнения, и, может быть, сформируется какой-нибудь бронепоезд.
«Если бы у меня сейчас была моя братва восемнадцатого года!.. Показал бы я этому Врангелю с его танками, что такое матросская атака. Это, доложу я вам, номер!»
С этими мыслями Кудряшов погрузился в сон.
На следующее утро, захватив с собой вещевой мешок и распрощавшись с товарищем, Кудряшов вышел из вагона. На вокзальной площади его окружили торговки. На этот раз он купил жаркое у бойкой старушки с живыми веселыми глазами. Жаркое оказалось еще вкуснее вчерашнего. Кудряшов ел стоя. Старушка заметила:
— Смотри, сынок, подавишься.
— Тороплюсь, мать, у меня спешное дело.
— Ужли так рано утром и уже спешное?
— Спешное, я тебе говорю. Мне надо Врангелю сегодня же всыпать горячих. Если не поспешу, могу опоздать.
— Когда же это кончится, батюшка мой? Когда вы людей убивать перестанете?
— Разве они люди? — спросил Кудряшов серьезно.
— А то кто же?
— Белогвардейцы! — рявкнул матрос и скорчил такую страшную рожу, что старушка присела, закрывая лицо поделом юбки.
В штабе Кудряшов разыскал вчерашнего сотрудника и спросил, как обстоит дело с его назначением.
— Агитационный отдел, второй этаж, двадцать первая комната, — ответил тот коротко.
Кудряшов бросился наверх, шагая через три ступеньки. По вдруг остановился и прижал руку к бешено бьющемуся сердцу.
— У, паршивое, — вздохнул он сердито. — Как ослабело. А ну-ка, подтянись, ведь мы на фронт едем. — И уже медленно стал подниматься на второй этаж.
В двадцать первой комнате было большое оживление. Вот и нужный стол. Сотрудник, пожилой человек в потертой кожанке, переспросил:
— Кудряшовв Алексей Никитич?.. Вот ваши документы.
— А назначение?!
— Тут указано, — и, подняв на лоб очки, посмотрел на матроса. — Задание очень важное, требует большой осмотрительности. Мы тут о тебе долго рядили и назначили тебя, дорогой товарищ Кудряшов, комиссаром одной из отправляющихся на фронт актерских трупп, иначе говоря — театра. Задачка, я тебе скажу, не легкая. Культуры требует. Под твоим началом будет почти одна интеллигенция. Так-то.
Кудряшов не верил своим ушам. У него пересохло в горле. Товарищ, вероятно, шутит? Труппа, театр… и он — комиссар? Как же это так?
Но старик не улыбался, а наоборот, серьезно, даже азартно пустился в пространные объяснения: труппа — это очень большое культурное дело. Кудряшова ждет ответственная задача, роль агитации имеет решающее значение в подготовке к бою…
У Кудряшова больно сжалось сердце.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил он еле слышно.
И вдруг заорал:
— Что это?! Издевка или глупая шутка?!
В агитационно-пропагандистском отделе политуправления штаба фронта уже привыкли к подобным скандалам, но на матросский рев народ сбежался со всех концов, и кто его знает, чем бы все окончилось, если бы не помешала физическая слабость Кудряшова.
Веснушки снова заняли свое место на мертвенно побледневшем лице. В глазах у комиссара потемнело, и он, как стоял, слегка опершись на стол, — так и упал на него всем телом. Когда ему подали воды, он уже пришел в себя. У него был готов ответ: