Мир истории : Россия в XVII столетии - Виктор Иванович Буганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герб Владимира. Из «Титулярника» 1672 года.
Герб Новгорода. Из «Титулярника» 1672 года.
Поскольку граница отодвигалась все дальше на юг, значение Тульского разряда постепенно падало. Центром южной обороны стала Белгородская засечная черта с центром в Белгороде. Здесь в 1663 году возник Белгородский разряд, или Белгородский полк, которому подчинялись несколько десятков городов и уездов. Белгородский воевода должен был «к Белгороду… ведать городы и в них воевод и ратных полковых и осадных всяких чинов людей службою и судом, и денежными и хлебными всякими доходы». Два года спустя власти организовали Севский разряд для защиты юго-западного пограничья, от Крыма и Речи Посполитой.
Охрана западной границы лежала на Смоленском разряде (организован после взятия Смоленска в 1654 году), северо-западной границы — на Новгородском (упоминается в источниках с 1656 года). К концу столетия появляются разряды Московский, Владимирский, Тамбовский, Рязанский, Казанский (с центром в Симбирске); Сибирские: Тобольский, Томский, Енисейский, Ленский (центр — Якутск); главным из них был Тобольский, а сам Тобольск считался «стольным градом» всей Сибири.
Разряды-округа, несмотря на то, что их воеводы имели разную компетенцию, а ряд внутренних округов (Московский и другие) был ликвидирован, сыграли существенную роль в организации пограничной обороны, в улучшении административного управления на местах. По сути дела, разряды подготовили появление петровских губерний — промежуточного звена между центральным и уездным звеньями управления.
Законодательство
Активизировалась после Смуты законодательная деятельность. Это и неудивительно — события начала столетия до того подорвали все учреждения и установления, что с воцарением Михаила Федоровича многое нужно было восстанавливать, переделывать или делать заново. Один современник в связи с этим довольно точно заметил: «Царство внове строитися начат».
Это оживление, помимо работы земских соборов и Боярской думы, приказов и воевод, коснулось и законодательной работы, осуществлявшейся первыми двумя учреждениями во главе с царем. Принятые ими решения, постановления, приговоры существенно дополнили «новоуказные статьи» второй половины XVI века, накопившиеся после Судебника 1550 года. Этот обширный материал, почти за столетие, отразился и в указных книгах разных приказов: дьяки регулярно записывали относившиеся к их компетенции указы и приговоры высших властей. И когда в ходе Московского восстания 1648 года дворяне и посадская верхушка поставили вопрос об упорядочении управления, в том числе и о составлении нового свода законов, в распоряжении властей, согласившихся с этим требованием, оказался обширный материал из «новоуказных статей».
Составление свода поручили комиссии из пяти человек — бояр князей Одоевского (глава комиссии) и Прозоровского, окольничего князя Волконского, дьяков Грибоедова и Леонтьева. Они должны были руководствоваться приговором царя, Боярской думы и Освященного собора 16 июля 1648 года: выбрать «пристойные государственным и земским делам статьи» из правил апостолов и святых отцов, законов греческих царей, собрать указы царей и приговоры бояр, «справить» их со старыми судебниками; в случае необходимости (не все же отражено в старых законах) — написать новые статьи. И «общим советом», с помощью приказов, дававших нужные материалы, сделать все, чтобы подготовить новый кодекс законов.
«Приказ князя Одоевского» и составил Соборное уложение. С начала октября его текст читали членам Земского собора: высшему духовенству, думным и выборным людям. В январе следующего года Уложение утвердили на соборе, потом отпечатали в московской типографии и разослали по учреждениям всей страны.
Помимо русских судебников, новоуказных статей, приказных указных книг, использовали византийскую Кормчую («законы греческих царей»), Литовский статут 1588 года. Составители Уложения и выборные Земского собора в ходе подготовки, чтения и обсуждения кодекса предлагали новые статьи.
Важно отметить, что в законодательной деятельности во время обсуждения текста свода участвовали выборные люди, а их было около 300 человек. По желанию служилых и посадских людей, подавших две отдельные челобитные в комиссию Одоевского, последняя сделала несколько докладов в Боярской думе, заслушала разные справки и, наконец, внесла в Уложение статьи о возвращении в посад всех беломестцев, закладчиков, принадлежавших феодалам, светским и духовным, и не плативших налоги. Эти статьи составили главу XIX Уложения — «О посадских людех».
В главу XVII (о вотчинах) после совета царя с Освященным собором, думными людьми и выборными дворянами внесли статью о запрете отчуждения вотчин в пользу церкви (об этом били челом выборные всех чинов). Царь с Боярской думой и теми же выборными служилыми людьми, по челобитью последних, решили отменить «урочные лета» — срок давности для сыска беглых крестьян, и приговор о том вошел в первые статьи главы XI (о крестьянах).
Глава VIII Уложения («О искуплении пленных») основана на соборном приговоре царя, Думы и всех выборных людей, которые и в этом случае участвовали в законодательном творчестве.
Готовил текст Уложения Приказ князя Одоевского, в чем соборные выборные принимали в основном совещательное и лишь иногда, вместе с царем, священным чином и думными, законодательное участие. Функции ревизии и окончательного законодательного решения принадлежали царю и Боярской думе.
Соборное уложение разработали и приняли в большой спешке «боязни ради, — как потом писал патриарх Никон, — и междоусобия от всех черных людей, а не истинные правды ради». Действительно, угроза летнего «соляного бунта» у всех стояла перед глазами; как раз в эти дни и месяцы чтения на Соборе Уложения поговаривали, что вот-вот грянет новый мятеж. И власти спешили, как могли: за какие-то полгода подготовили свод из 25 глав и 967 статей!
Его подписали все участники Земского собора, в том числе Никон, бывший в ту пору, правда, не патриархом, а архимандритом Новоспасского монастыря… Только позднее, уже облеченный саном высшего иерарха русской церкви, он начнет ругать Уложение, называть его «проклятой книгой, дьявольским законом». Еще бы! Оно ограничивало возможности церкви