Пешки (СИ) - Татьяна Чернявская

— Трясинник!?! — вскрикнула Эл.

— Еда!!! — завопила одновременно с ней Танка.

Травница действовала скорее сообразно инстинктам. Если бы позже её спросили, почему скромная девица, не имеющая никакого отношения к нежитеводству или бою, с воплем кастрированного гамадрила сможет подпрыгнуть на метр в высоту и с разворота бросить тяжёлый от налипшей слизи ботинок в предполагаемую жертву, срываясь пряма в полёте на бег, Эл бы долго удивлялась. В несколько прыжков догнав разумную, но порядком оглушённую прямым попаданием в голову, нечисть, Алеандр весом собственного тела придавила ошалевшего от такой наглости дедка к тропинке. В приливе неконтролируемой радости девушка даже смачно чмокнула нечисть в лохматый затылок и несколько раз приобняла за шею до лёгкого хрипа.

— От такого способа ловли нечисти тренера бы удар хватил, — проворчала себе под нос духовник.

Прихрамывая из‑за неудачного падения, грязная, «полуразложившаяся», держащая подмышкой осколок ребра и опирающаяся на берцовую кость, она представляла собой настолько шокирующую картину, что тот же тренер по подготовке к поступлению на факультет Боя преждевременно поседел. Валент же только широко улыбнулась подруге, продолжая любовно потряхивать плечи сморщенного болотного деда.

— Тан! Это же трясинник!! Настоящий трясинник!!! — глаза девушки сияли так, словно она залпом опрокинула в себя стакан макового молочка. — Реликт!!

— Я те, выдре поганой, покажу реликт! — задёргался всем своим тщедушным тельцем трясинник, булькая и плюясь. — Я вам всем так покажу, что гляделки повылезут!! Сикухи!!! Дурищи горластые!! Лупатки колченогие!!! Сукомордые…

Не обращая внимания на оскорбительные вопли пленника, травница продолжала искренне восхищаться находкой, духовник же начала тихо стервенеть от хамского обращения малограмотной нечисти на голодный желудок. Трясинник заливался уже трёхэтажными конструкциями, когда исхитрился повернуться и плюнуть в Валент. Этого уже Чаронит вытерпеть не могла: девушка со всей душой наподдала под зад реликтовой нечисти, от чего та с визгом перевернулась на спину под руками травницы.

— Тан, ну так же нельзя, — Алеандр слегка нахмурилась. — Он выведет нас из этого треклятого занюханного болота!!! Покажет верную дорогу!!

Духовник очень сильно засомневалась, разумно полагая, что все их предыдущие скитания по округе не прошли без вмешательства этих мерзких кривых лапок.

— Ща, я вам сикилявкам дорогу указывать буду!! Одна, вун, вся в жиже, кикимора паскудная, другая — вообще умрун свежевскопанный, — подтвердил её подозрения мерзкий сморчок, продолжая вырываться.

— Эл, у тебя сейчас с собой порошок от отравлений есть? — как бы невзначай поинтересовалась Яританна, грациозно заправляя за ухо слипшуюся зеленоватую сосульку некогда русых волос.

— А тебе на кой? — Алеандр с болотника не слезла, но неуловимым седьмым или восьмым чувством, ощутила что‑то неладное в этой предельной вежливости подруги.

— Не мне, а тебе, — поправила её девушка и застегнула ворот рубашки, что уже являлось нехорошей приметой. — Откачивать будешь, если что. Потому что я сейчас эту бесполезную тварь сожру!

Дед паскудно хихикнул, готовый разродиться очередной порцией ругательств. В этом была его ключевая ошибка. Обитая в болотной глуши, он не был близко знаком с воспитанниками Замка Мастеров и тем более с факультета Нежитеведенья: голодный духовник он же, как вурдалак, — ничем не побрезгует…

С кончика ложки сорвалась большая жирная капля жура и с характерным звуком чвякнулась обратно в тарелку, вызвав не самые приятные ассоциации в утомлённой душе и измождённом теле. Адрий с затаённой тоской следил, как растворяются на поверхности супа вызванные падением круги. Определённая тяга к созерцательности проявилась в нём совершенно недавно и потому не успела добавить к характеру философского флёра. Опустив в студенистую массу ложку, мужчина осторожно провернул её и снова поднёс ко рту. После дня, изматывающей ночи и совершенно безрадостного утра есть хотелось безумно, однако что‑то (может, прокушенная щека) не давало проглотить ни капли. Причиной тому, возможно, было и то, что хозяин харчевни был явно не знаком с правилами сервировки и умудрялся подавать жур не только совместно с заправкой, но и возмутительно холодный, от чего суп приобретал неприятный зеленоватый оттенок крошеной петрушки и киселеобразную консистенцию. В глубокой ложке неожиданно большим слизняком всплыла недожаренная шкварка, вызвав у Адрия приступ рвоты. Он не был большим гурманом и тонким знатоком национальной кухни, чтобы прийти в ужас от полусырого куска сала, просто у него было сотрясение мозга.

Ихвор же, казалось, пребывал в восторге от трапезы, скромной обстановки деревенской харчевни, компании местных выпивох и озлобленных жизнью тружеников, пережидающих солнцепёк за кружкой кваса. Он широко улыбался заметно поредевшими зубами пухлой подавальщице, подмигивал чучелу издохшей белки и мурлыкал под нос похоронный марш. Он не был идиотом, как то решили окружающие, у него была обширная контузия. С поразительной ловкостью для прирождённого правши мужчина наяривал левой рукой жур, потому что кисть правой оказалась оторвана вместе с частью предплечья. Трое его спутников отчаянно завидовали Ихвору: у него полностью заплыл глаз, кровоточило бедро и на честном слове держались раздроблённые рёбра, но у него была воистину золотая тёща — лекарка, запихнувшая в дорожный мешок зятьку связку обезболивающих артефактов и несколько самоактивирующихся заклятий регенерации. Счастливый вид не чувствовавшего побоев чародея действовал на коллег хуже калёного железа.

Помимо контуженного в благостном расположении духа пребывал самый юный член группы с живописно сломанным носом и выдранной мочкой уха. Хороший настрой Сигурда объяснялся не идиотизмом или наличием лекарских талантов, а прекрасной наследственностью в виде острого зрения, тонкого слуха и способности быстро бегать по любой поверхности, плавать, а, при необходимости, нырять и лягаться. Собственно, наиболее заметные из его травм были получены без непосредственной связи с ночными бдениями. Нос оказался сломан при неудачном столкновении с порогом харчевни, а выдранная мочка была следствием бездумного утреннего замечания, что его вопль «тикаем, братцы!» был единственным разумным решением во всей ночной баталии. Теперь серебряная серьга, оторванная и немного погнутая, лежала в его нагрудном кармане до лучших времён.

Про состояние Ивджена не имело смысла даже заикаться, хотя именно подобную реакцию и вызывал у зрителей тяжёлый взгляд невменяемых глаз с разливом лопнувших сосудов на покрытом коркой сукровицы неприятном лице. Мастер — Нежитевед мрачной громадой нависал над своей тарелкой и хранил молчание настолько гробовое, что вызывал у невольных зрителей осторожные суицидальные мысли и животную панику. Адрий его понимал и тоже не лучился добродушием, но невольно ёжился, вспоминая картину их утренней встречи. Были серьёзные подозрения, что вид сурового учёного бредущего в рассветных лучах со щупальцем Мокрицы в одной руке и головой командира в другой будет долго преследовать его в ночных кошмарах. Да и торчащая из бока Мастера коряга производила неизгладимое впечатление. После короткой констатации прекрасного состояния болотной твари Мастер открывал рот только, чтобы выдать порцию матов или проклятий.