Алексиада - Анна Комнина

И вот он является к своей матери, делится с ней достойными одобрения душевными муками и просит указать ему способ исцелиться и избавиться от угрызений совести. Мать обняла своего сына и с радостью выслушала его слова. С его согласия она призвала патриарха Косьму (тогда он еще не отрекся от престола), некоторых высших должностных лиц из святого синода и из монашеского сословия. Император предстал перед ними как подсудимый, как виновный, как скромный проситель, как любой из людей, подчиняющихся власти и ожидающих приговора[324], который произнесет суд. Он рассказал обо всем, не умолчав ни о первых своих замыслах, ни о заговоре, ни о своих действиях, ни о причине восстания. Он изложил все это со страхом и доверием, горячо просил у них исцеления и был готов принять эпитимию. Судьи же подвергли эпитимии не только Алексея, но также всех его родственников по крови и тех, кто принимал участие в восстании, велев им для умилостивления бога поститься, спать на земле и соблюдать соответствующие обряды. Подвергшиеся эпитимии ревностно выполняли все условия. Жены их также не могли оставаться без эпитимии (а как же иначе? Ведь они любили своих мужей) и добровольно приняли на себя бремя покаяния. В то время можно было видеть, как весь дворец наполнился слезами и горем, горем не позорным, не свидетельствующим о душевной слабости, а похвальным, доставляющим высшую, беспредельную радость. {125}

Самодержец – таково его благочестие – не ограничился этим: под императорскую пурпурную одежду он надел власяницу, которая в течение сорока суток касалась кожи его тела. По ночам он лежал на голой земле, подложив только камни под голову, и оплакивал, как и следовало, свои прегрешения. Когда прошел срок эпитимии, он уже чистыми руками коснулся государственных дел.

6. Более чем себя, желал видеть Алексей у кормила государства свою мать. До поры до времени он держал свой замысел в тайне, ибо опасался, как бы, узнав о его намерении, мать не покинула дворец, ведь, как ему было известно, она стремилась к возвышенному образу жизни[325]. Как бы то ни было, во всех случаях он решительно ничего не предпринимал без ее совета, но, посвящая ее в свои замыслы, пользовался помощью матери и постепенно незаметно приобщал ее к управлению государством; иногда же он и открыто говорил, что без ее ума государственные дела придут в расстройство.

Таким образом он еще больше привязывал к себе мать, препятствуя ей выполнить ее намерение. Она, однако, думала о последнем прибежище и мечтала о монастыре, в котором могла бы провести в благочестивых размышлениях остаток дней своих. Таково было ее желание, об исполнении которого она постоянно молилась. Лелея такую мысль и стремясь к возвышенному образу жизни, она тем не менее, как никакая другая женщина, была любящей матерью. Она хотела вместе с сыном перенести бурю, обрушившуюся на империю, и как можно лучше управлять кораблем – все равно, дуют ли ему попутные ветры или со всех сторон обрушиваются на него волны; тем более что ее сын, вступив на корму, только недавно взялся за кормило и никогда раньше не имел дела с такими волнами и ветром[326]. Этими словами я намекаю на разнообразные и страшные бедствия, обрушившиеся на империю. И вот материнская любовь увлекла ее, и она стала править совместно со своим сыном-императором, а случалось, и одна брала в свои руки бразды правления и успешно, безошибочно управляла государственной колесницей. Ведь она была женщиной умной, обладала к тому же истинно царским складом ума и владела искусством властвовать. В то же время она мечтала посвятить свою жизнь богу[327].

В августе того же индикта[328] переправа Роберта вынудила Алексея выступить из столицы. Тут он и обнаружил свой тайный замысел, безраздельно передав в руки матери всю самодержавную власть. О своем решении он поставил всех в известность хрисовулом[329]. Каждый пишущий историю должен рас-{126}сказывать о деяниях и распоряжениях великих мужей отнюдь не в общих чертах; напротив, о подвигах следует говорить как можно более подробно, а содержание постановлений излагать. Поэтому и я, следуя такому правилу, изложу содержание упомянутого хрисовула, опуская только красоты стиля его составителя.

Вот текст хрисовула: «Никто не может сравниться с добросердечной и чадолюбивой матерью, и нет защиты надежней ее, когда предвидится опасность или грозят какие-либо иные бедствия. Если она советует, совет ее надежен, если она молится, ее молитвы становятся для детей опорой и необоримыми стражами. Такой и проявила себя на деле по отношению к нашей царственности наша святочтимая мать и госпожа, которая с моего самого раннего возраста была для меня всем: и кормилицей и воспитательницей. И хотя ее имя было занесено в список синклита, материнская любовь стояла у нее на первом месте, а доверие к сыну оставалось непоколебимым[330]. В наших разделенных телах видна единая душа, которая милостью Христа сохраняется неразделенной и поныне. Ледяные слова «мое» и «твое» не произносились между нами[331], и что еще важно, ее постоянные и непрерывные молитвы достигли ушей господа и возвели меня на вершину власти. Но и после того как я принял императорский скипетр, она не отказалась разделять труды моей царственности и отстаивать то, что было полезно и мне и государству. Моя царственность готовится ныне с божьей помощью выступить против врагов Романии[332]и усердно занимается сбором и организацией войска; очень заботит меня также управление ведомствами и делами граждан[333]. И вот я нашел надежный оплот самодержавия[334] и решил поручить управление всеми этими делами моей святочтимой и достойнейшей матери. Настоящим хрисовулом моя царственность ясно повелевает следующее: все те письменные распоряжения, которые она сделает благодаря своей многоопытности в житейских делах, впрочем презираемых ею (независимо, сделаны эти распоряжения по докладу председателя секретов[335], или подчиненных ему чиновников, или же всякого другого человека, чьей обязанностью является подготовка докладов, просьб и решений, касающихся скидки[336] казенных недоимок), пусть все эти распоряжения будут иметь такую же незыблемую силу, как если бы они исходили от светлой власти моей царственности и написанное имело источником мои собственные слова[337]. Все исходящие от нее решения и приказы[338], письменные и устные, мотивированные и немотивированные, если они только будут иметь ее печать с изображе-{127}нием Преображенья и Успенья[339], должны расцениваться как идущие от моего владычества уже потому, что на них стоит „В месяц“ того, кто будет в то время председателем секретов[340]. Моя святочтимая мать по праву императора будет вольна поступать, как ей заблагорассудится, в вопросах продвижения по службе и назначения преемников[341], чиновников секретов и фем, а также распределения титулов, постов и даров из недвижимости. Если кто-нибудь получит назначение в секрет или фему, будет возведен на пост, назначен преемником или удостоен высшего, среднего или низшего титула, то пусть это остается навсегда незыблемо и неизменно. Моя мать будет полностью распоряжаться увеличением содержания чиновникам, прибавками к выдачам[342], скидкой „обычных“ налогов[343] и уменьшением или полной отменой жалованья[344], короче говоря, все ее письменные и устные приказы должны беспрекословно выполняться.

Ее слова и повеления следует рассматривать как исходящие от моей царственности, они не могут быть отвергнуты, а, напротив, должны иметь законную силу и оставаться незыблемыми на будущее. Ни сейчас, ни в будущем никто не имеет права потребовать отчета и призвать ее к ответу – ни ее помощники, ни сам логофет секретов – вне зависимости от того, покажутся им действия моей матери разумными или неразумными[345]. Ибо не подлежит никакому отчету то, что будет сделано на основании настоящего хрисовула»[346].

7. Таково было содержание хрисовула. Разве не удивительно, с каким почтением отнесся к своей матери мой отец, который уступил ей право распоряжаться всеми делами, оставил за собой только титул императора и, как бы выпустив из своих рук бразды правления, лишь бежал рядом с императорской колесницей, управляемой его матерью. Алексей сделал это, несмотря на то, что он уже миновал период юношества и вступил в возраст, когда людям подобного нрава более всего свойственно властолюбие. Он взял на себя войны и сражения против варваров, а матери доверил распоряжение всеми делами, гражданскую власть, заботы о сборе податей и о государственных расходах.