Тайна подземного королевства - Кэтрин Фишер

Вязель устало опустился на прелые листья, прислонился спиной к дереву. Достал мешок из журавлиной кожи, вытащил из него маленькую бутылку воды и отпил. Потом протянул Роберту.

Но Роберт не шевельнулся.

— Мы умерли?

— Нет.

— Лежим в коме? Как Хлоя?

— Пока еще нет. Там, наверху, не прошло и секунды. — Вязель жестом указал ему на бутылку Роберт взял ее и отпил. Вода была холодная, и он вдруг почувствовал, что умирает от жажды.

Поэт невесело усмехнулся:

— Напрасно ты пошел.

— Вы бы без меня не спустились.

— Верно. Я был близок к смерти. Но это было давным-давно, целое мгновение и целую вечность назад и далеко-предалеко отсюда. А теперь мы спустились сюда, в мой мир, и он уже начал исцелять меня. — Поэт встал. В полумраке его волосы казались темнее. Роберт отдал ему воду, и Вязель бросил бутылочку в мешок. — Кроме того, — тихо добавил он, — обратной дороги нет. Дерево стало одним среди миллиона других деревьев, неотличимым от них. Твой единственный путь отсюда — вперед, через каэры.

Он нырнул под нависшую ветку и стал продираться через подлесок. Роберт старался не отставать. Всё это ненастоящее, говорил он себе. Никакого леса не существует. И не важно, куда мы пойдем, потому что через несколько часов я всё равно проснусь у себя дома, и окажется, что ничего со мной не произошло. Может быть, даже Хлоя никогда не падала с лошади.

Вязель внимательно следил за ним.

— Держись поближе ко мне. В лесу таится множество опасностей. — И стал продираться дальше.

Деревья неохотно пропускали их. Роберт и Вязель спустились по склону к куртине берез, через нее вышли к кустарникам. Заросли постепенно редели, сквозь них просвечивали белые цветы. Их запах был приторно-сладким.

Вязель поднял глаза и улыбнулся:

— Летние звезды.

Роберт узнал их. Он видел очень слабыми, едва заметными в лиловых сумерках, когда они сидели в саду со старым телескопом, и Максел показывал ему созвездия, держа в руке сигарету. Эридан — извилистая река. Телец — Бык, он всходит поздно. Лебедь. Девушка — Дева. Но такими яркими, как здесь, он их никогда не видел. Звезды блестели, будто в мороз, хотя в лесу было тепло и порхали ночные бабочки.

Вязель обернулся, прислушался, громко дыша. Казалось, он хочет сориентироваться. Он принюхивался к воздуху, прикасался ладонью к стволам деревьев. Наконец он сказал:

— По-моему, сюда. Не знаю, далеко ли мы зашли. Ищи следы, которые могли оставить люди, проходившие здесь. Что-нибудь похожее на тропинку.

Роберт стряхнул с макушки сухой листок.

— Люди? Вы хотите сказать — Хлоя?

— Может быть. — Взгляд у Вязеля был рассеянный. Он прислушался. Остановился, оглянулся назад, туда, откуда они пришли. — Ты ничего не слышал?

Где-то высоко в ветвях завывал ветер. А здесь, внизу, тяжело дышал, поскрипывал, шелестел лес.

— Всякое слышится.

Вязель настороженно ждал. Потом обернулся:

— Не отходи далеко.

И они медленно пошли дальше. Дремучий лес, казалось, изо всех сил старался как можно сильнее мешать их продвижению; вьющиеся лозы хватали за руки, сучки цеплялись за одежду, корни подставляли подножки. Твердая земля перемежалась болотистыми низинами, где под слоем водорослей скрывалась трясина, а мертвые стволы поверженных деревьев стояли, покосившись, как колонны разрушенного дворца. Время от времени налетали порывы ветра, раздували куртку Вязеля и волосы Роберта; золотистые листья кружились вихрем и хлестали по лицу, как густой снегопад. В сумерках Роберт два раза наступал в трясину; во второй раз он чуть не упал, вскрикнул, взмахнув руками. Вязель еле успел подхватить его; Роберт выкарабкался и присел, мокрый, перепуганный. Вязель стоял над ним.

— Какая-то здешняя сила не хочет пропускать нас. Я думаю, он держит Хлою в плену.

— Кто — он? — испуганно спросил Роберт.

— В Потустороннем мире всегда были короли. Их имена сохранились в легендах. Манавидан, Гадес, Араун, Мелвас. У Короля много имен, но он не может жить в одиночестве. Он — мрак, и смерть, и зима. Он поднимается в мир и похищает девушку. Молодую, живую, красивую. Как твоя сестра.

— Моя сестра находится в коме и лежит в больнице, — упрямо возразил Роберт.

Вязель тихо рассмеялся:

— Вот она — ее кома. Этот лес. — Он пошел дальше, его голос вернулся, отраженный деревьями. — Когда ты рисуешь, ты создаешь копию мира, верно? Ты воспроизводишь его на бумаге, но твой нарисованный мир не похож на настоящий. Он такой, каким ты его создал. И никто другой не воспроизведет его таким же, как ты. Когда я пишу стихи, я беру те же слова, какими говорим мы все, но их порядок и звучание создают неведомую прежде силу. Этот лес — тоже чье-то творение. Мы продираемся сквозь его ветви, как будто путешествуем по нервным отросткам в чужом мозгу.

— И вы думаете, Хлоя в плену у Короля?

Вязель оглянулся.

— Вот это мы и должны выяснить.

Они шли еще с час, а может, и дольше. Роберт мог измерять время только по собственной усталости. Потом, миновав ольховую рощу, Вязель сделал еще шаг, налетел на что-то и, вскрикнув от изумления, шлепнулся на мшистую кочку.

Роберт помог ему встать.

— Вы не поранились?

Поэт потер звездную отметину на ушибленном лбу.

— Кажется, нет. — Он осторожно шагнул вперед, вытянув руки. Его тонкие пальцы пошарили по воздуху, отыскали невидимую поверхность, распластались по ней, обрисовывая трещины и кирпичи.

Вязель отошел на шаг и поглядел на невидимую преграду сбоку. Дорогу преграждало слабое мерцание, зеленоватый отблеск в полумраке.

— Стена? — спросил Роберт.

— Каэр Видир. Стеклянный Замок. Второй круг.

— Второй? А сколько их всего?

— Семь. — Вязель поднял глаза. На него легли три тени.

— Она уже прошла Королевский Каэр. Этот — Стеклянный. Впереди ее ждут Вращающийся Замок, Спиральный Замок, Замок Мрака, Плетеный Замок и последний — грозный Каэр Сидди, Замок из Льда и Пламени. Каждый из них — это крепость, каждый — шаг на пути в глубины разума. А в самом сердце последнего замка стоит Престол, великий трон Аннуина. Тот, кто сядет на него, станет правителем Потустороннего мира. — Он отступил на шаг. — Надо найти вход.

Они принялись шарить по стене, едва различая ее взглядом. Деревья сомкнулись ближе и отражались в ней, так что лес казался непрерывным. Роберт увидел себя самого — грязного, заляпанного лишайниками. Собственное лицо вдруг показалось маленьким, бледным, он словно стал моложе; это напугало его, и он постарался думать только о Хлое, о том, как она бежит ему навстречу, бросается на шею.