Тайна Владигора - Леонид Бутяков

— Дурила ты, Хряк, — негромко буркнул Дорк.

Однако надсмотрщик расслышал его слова и схватился было за кнут, чтобы проучить наглеца, но, встретившись взглядом с Бродягой, отказался от своего намерения. Злобно сплюнув, он приказал узникам отправляться в пещеру.

В клетке, осторожно улегшись на солому, Дорк поморщился от боли и сокрушенно вздохнул:

— Плохи наши дела, Бродяга. Не оправлюсь я, похоже, к Большому Хатунгу. А какой из меня боец с одной-то рукой? Только обузой тебе буду.

— Что такое Большой Хатунг? — спросил синегорец.

— Главный здешний праздник в честь океанского бога Хатунга. Со всего побережья народ съезжается в Тумаш, чтобы принести земные дары Хатунгу — кто чем богат. Он все примет, поскольку под водой у него, как известно, нет ни зверей лесных, ни птиц небесных, ни злаков, ни скотины домашней. Говорят, ежели Хатунга как следует задобрить, целый год можно по океану безбоязненно плавать. Зачем ему на купеческие товары зариться и ладьи топить, коли всего уже получил вдосталь? На всякий случай два-три раза в год устраивают еще Малые Хатунги, чтобы его меньших братьев ублажить. Ну а как в Тумаше праздник, так Виркус богатых гостей сюда привозит — поглядеть на бои смертников.

— Ты считаешь, Виркус поверит этом Хряку и решит, что ты нарочно руку сломал?

— Поверит не поверит, а биться все равно заставит.

Бродяга присел рядом с Дорком, внимательно осмотрел вспухшую руку и вдруг сказал:

— Кажется, я могу ее вылечить.

— Ты? — удивился Дорк. — Разве ты знахарь?

— Вряд ли. Да только чувствую, что…

Недоговорив, он легонько коснулся пальцами сломанного предплечья, и Дорк ощутил слабое покалывание в мышцах. Затем покалывание сменилось жжением, но не болезненным, а даже немного приятным.

— Как ты это делаешь? — спросил Дорк.

Бродяга не ответил. Его глаза были закрыты. На виске, выдавая сильное внутреннее напряжение, пульсировала голубая жилка. Дорку почему-то стало не по себе. Он хотел уже отказаться от загадочной помощи синегорца, однако в этот момент почувствовал, что его охватывает неодолимая сонливость. В ушах мелодично зазвенели далекие колокольчики, веки отяжелели и сомкнулись, сознание окутала мягкая мгла — и Дорк уснул.

Очнувшись на рассвете, он не мог поверить своим глазам: сломанная кость срослась, опухоль исчезла. Синегорец, впрочем, был поражен не меньше Дорка.

— Честное слово, брат, не знаю, как это получилось. У меня в голове будто картинка возникла, весь твой перелом в подробностях, и я вдруг решил, что могу приказать костям занять прежнее положение и… В общем, ничего не понимаю.

— Я думал, такое только в сказках бывает, — сказал Дорк, совершенно безболезненно сгибая и разгибая руку, сжимая пальцы в кулак, с удовольствием напрягая мышцы. — Или, может, тебе известен секрет живой воды, а?

— Впервые слышу, — ответил Бродяга. — Какая еще живая вода?

— Говорят, где-то посреди океана стоит остров, а на этом острове есть волшебный источник живой воды. Ежели ее испить — любая хворь пропадет, даже ведьмин сглаз и колдовские чары исчезнут… Когда ты давеча мою руку стал ощупывать, я почему-то вдруг об этой живой воде вспомнил. И ведь не напрасно вспомнил: рука, глянь, как новенькая!

— Источник на острове — это быль или сказка? — неожиданно заинтересовался Бродяга.

— Сам на том острове не был и той водички не пил, но купец, который мне рассказал о волшебном источнике, родной матерью клялся, что ни словечка не выдумал. Дескать, ураган разбил его ладью о скалы как раз возле острова, он был сильно искалечен и уже умирал, когда на берег вышла чернокожая дикарка.

— Чернокожая?

— Да, как головешка, — подтвердил Дорк. — Она дала ему напиться, и через день купец был совершенно здоров. От дикарки он узнал о волшебном источнике, а еще о том, что должен немедленно покинуть остров, поскольку чернокожие соплеменники его спасительницы убивают всякого, кто ступит на тамошний берег. Она дала ему лодку, съестные припасы, и ночью купец вновь уплыл в океан. Через несколько дней его, совсем обессиленного, подобрала венедская ладья… Вот такой счастливчик — трижды от смерти ушел!

…Лысый Дорк не предполагал, что мимоходом рассказанная им история — то ли быль, то ли небылица — надолго завладеет мыслями Бродяги, а ее продолжение тесно переплетется с их судьбами.

5. Талисман удачи

К Большому Хатунгу в Упсале готовились загодя и основательно. Жизнь побережья во многом зависела от благосклонности бога Хатунга. Дозволит он рыбакам забрасывать сети, охотникам — бить тюленя и нерпу, а купцам — плавать в дальние страны, все будут сыты и счастливы. А разбуянится, обиженный на людей, пошлет гулять по океану ураганы и штормы — жди голода и прочих бед. Поэтому и богатые, и бедные, и знать, и простолюдины, чествуя Большого Хатунга, не жалели даров. Не задобришь в день радости — не спасешься в несчастливый день.

В город-крепость Тумаш съезжались со всех концов побережья. Понурые лошадки с трудом тащили тяжелогруженые возы; рыбачьи шнеки, заваленные всяческим товаром, едва не зачерпывали бортами соленую океанскую воду; купеческим ладьям и драккарам было тесно в просторной Тумашской бухте.

Конечно, лишь малая толика этих товаров предназначалась в дар обидчивому богу, большая их часть пойдет на продажу и на обмен. Богу богово, а свою выгоду тоже забывать не следует. В общем, никто внакладе не останется — ни бог, ни купец, ни даже чернь подзаборная. Каждый получит то, что судьбой предначертано…

Виркус был уверен, что в нынешний Большой Хатунг судьба вновь окажется к нему благосклонной. Ведь так было всегда, по крайней мере — с того дня восемнадцатилетней давности, когда он, человек без роду и племени, мелкий перекупщик янтаря и заядлый игрок в кости, получил от Хатунга бесценный дар: талисман удачи.

Сей талисман океанская волна выкатила ему под ноги в разгар чествований Большого Хатунга, но не там, где собрались сотни дарителей, жаждущих ублажить бога своими подношениями, не на каменистом обрыве под юго-западной стеной крепости, а совсем в другом месте — двумя верстами севернее, на широкой и безлюдной песчаной косе. Молодой (да, тогда еще очень молодой) Виркус предыдущим вечером в пух и прах проигрался заезжим мошенникам, теперь он должен был каким-то образом выплатить образовавшийся долг или умереть. О бегстве не могло быть и речи, ибо самолюбие Виркуса просто не выдержало бы такого позора. Поэтому он предпочел смерть. Оставалось избрать способ, для этого он и пришел сюда: испросить у небесных богов совета — какой мертвец им угоднее? Тот, что удавится в петле? Или, например, взрежет кинжалом горло? Может быть, лучше всего броситься с крепостной стены на острые камни? Он не мог сделать выбор без подсказки богов и был в отчаянье от своей нерешительности, ибо… не хотел умирать.