Война клана - Алексей Викторович Широков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Но, как я понимаю, так как общение идёт через электронные сигналы, работа и последовательность которых в телефонной связи известна, — продолжил он мысль, потирая подбородок, на котором росли редкие ещё волосы будущей бородки, — реально сделать устройство, при помощи которого можно будет оперативно подключаться даже прямо к проводам…
Даже без моих дальнейших слов почти все сидевшие за столом поняли пришедшую мне в голову мысль. Телефонная связь, совершенно новая система в Москве, но почти все уже оценили её удобство и выгоду и тем более додумались, как с ней бороться.
Ведь фактически первое, что сегодня сделали с Ефимовыми, — это перерезали провода телефонной связи. Да и нас диверсионные группы противников сегодня почти целый день пытаются лишить связи, на что наши с одной стороны её восстанавливают, а с другой — отвечают взаимностью. Ну а о том, что на узле можно послушать чужой разговор… думаю, тоже уже кто-нибудь догадался. Наши же додумались. И пусть у нас есть бывшие Шнуровски, но и без них светлых голов в нашем полисе много.
— Я сам немедленно поговорю с Владимиром Вячеславовичем, — вставая из-за стола, произнёс один из присутствовавших на срочном совещании гвардейских офицеров. — Это было бы очень перспективно…
— И пусть сразу же думают, как обезопасить наши разговоры, — добавил я уже вслед уходящему мужчине, а потом перевёл взгляд на остальных приглашённых на этот разговор.
Старейшины клана и старшие офицеры клановой гвардии, а также Марфа Александровна с Ольгой Васильевной и пристроившаяся рядом со мною Катерина, молча смотрели на меня, ожидая того, что я посвящу их в только что состоявшийся разговор с Громовыми. Собственно, ситуация, совершенно внезапно развернувшаяся с кланом Ефимовых, стала для нас неприятным сюрпризом. До этого аналитики клана считали, что у нас есть как минимум неделя или даже больше, прежде чем ситуация в полисе резко обострится и начнутся реально тяжёлые бои.
Что ж… как оказалось, они были неправы. Вначале дозор, расположенный на крыше нашего небоскрёба, засёк громкий звук, предположительно взрыва, а затем на месте расположения родового гнезда Красноволосых случилось массивное возгорание. И пусть их дом располагался на четвёртом уровне, и от нас само здание даже в самый лучший оптический прибор не просматривалось, карты ориентировочной привязки по Москве додумались сделать ещё сами Шнуровски, а потому можно было точно сказать, что там что-то произошло.
Ясность же наступила только тогда, когда отправленный мною усиленный отряд натолкнулся по пути на выживших из остатков клана Ефимовых. А заодно спас их от Дмитристов Лисицыных. Именно так, Дмитристы, для простоты обозвали все кланы, вставшие под руку младшего брата Ольги Васильевны, в то время как себя, чтобы не путать с теми, кто по тем или иным причинам поддерживал Катерину, желая через неё пролезть во власть, мы назвали Ольгинцами.
Названия, конечно, звучали так себе, но почти в любом конфликте, где участвовало больше одной стороны, было принято их как-то именовать и сортировать, чтобы избежать лишней путаницы ненужных уточнений в донесениях и документах. Особенно когда на одной и той же стороне участвуют бойцы из разных кланов и структур, вроде наёмничьих или тех же армейцев.
— Как и говорилось ранее в донесении, — начал я, слегка вздохнув, ибо мне самому не очень нравилось то, что пришлось сейчас сделать, но поделать с этим было уже ничего нельзя, так как люди сами выбрали свою судьбу. — Глава клана Громовых был серьёзно ранен в бою при Совете Кланов, но успешно эвакуирован в Небесный Столп. Поэтому мне пришлось общаться с одним из старейшин, который сейчас отвечает за военную сторону их клана.
Помолчав с пару мгновений, давая слушателям переварить информацию, я, кивнув своим мыслям, продолжил:
— Он выслушал моё предложение и согласился с тем, чтобы силами Громовых произвести немедленный и внезапный рейд на клановое здание Лисицыных, особенно учитывая, что наши выбили почти весь боевой состав.
— Ещё бы он отказался, — фыркнула Ольга Васильевна. — По сути, этот клан, лишившись большинства своих воинов, уже был уничтожен в глазах большинства. Так что либо его остатки берёт себе кто-либо из наших, вместе со всем ценным имуществом, либо его, может быть, даже на худших условиях поглотят свои же, а мы просто профинансируем таким образом фракцию братца! Эх… я уже чувствую, какой жуткий геморрой ожидает меня по завершении всей этой неразберихи, когда все придут в себя и схватятся за головы, осознав, насколько резко ослабла по итогам Москва…
— Мы так же договорились, что первые из огненных кланов Ольгинцев вышлем Громовым своего Евгеника, чтобы он оценил перспективность пленников и вообще гена Лисицыных для усиления нашего клана и отобрал наиболее подходящих пленников, — не выдержав и всё же поморщившись, закончил я. — Бездна! Простите… Просто… Не нравится мне говорить о людях, пусть даже и о врагах, как о двуногом племенном скоте!
Я почувствовал, как на мою руку легла ладошка княжны. Сама же девушка, впрочем, судя по её лицу, казалась сейчас стойкой и лишённой эмоций фарфоровой куклой, которой было всё равно, говорим ли мы о вкусных пирожных, поломоечных кикиморах или о судьбе нескольких сотен мужчин, женщин и детей, которых руководство их клана обрекло своими действиями, по сути, на судьбу, мало чем отличающуюся от того же рабства.
И да… Я всё же не был уже этаким моралистом, как пару лет назад, и прекрасно понимал, что, во-первых, это уже полноценная война, пусть даже она и называется гражданской. Во-вторых, что Лисицыны сиюминутно превратились в лакомый приз, и вопрос стоит даже не о том, какова будет его дальнейшая судьба, а о том, кому он достанется. Ну и в-третьих, осознавал, что мы говорим о тех людях, которые сами поплатились за то, что хотели подобной судьбы для моей подруги и её родственников. И скорее всего, все те же, кто в итоге станет трофеем Громовых, были бы искренне счастливы, если бы в их родовое гнездо вернулись бойцы с двуногой добычей!
Не заблуждался я и по поводу судьбы большей части мужского населения клана. Ведь разговор идёт не о последнем человеке из погибшего рода, которым когда-то считали меня. Такого можно и потерпеть, даже если он
