Другой глобус - kammerherr

— Кто?!

— Ваша прислуга.

— Штепан?! — Киршнер кивнул в сторону входной двери, имея в виду, очевидно, швейцара.

— Нет… Женщина.

— Марта… Но как? Зачем?

Эдвард вкратце рассказал хозяину историю про «уборщицу» и Гуса. Магистр помолчал, и вдруг спохватился:

— Что же мы стоим? Садитесь! Чехович посмотрел туда, куда указал хозяин кабинета, и с удивлением обнаружил в углу небольшой камин, перед которым стояли два кресла. Киршнер повозился немного, пока разжигал огонь. Наконец, затрещали поленья.

— Марта не способна украсть, — сказал магистр, когда они уселись перед камином. — Да и не смогла бы, даже если б захотела. Она не может зайти сюда в мое отсутствие.

— Но она же видела рукопись?

— Наверное, на столе или у меня в руках, когда убиралась в кабинете.

— Но Ян Гус теперь знает о книге…

— Гус — человек честный, хотя и… Киршнер пытался подобрать подходящее слово.

— Фанатик? — подсказал Чехович.

— Именно. Он, конечно, представляет опасность, потому что умеет добиваться своего. А проповедует он против нас, немцев уже давно. Если он теперь знает про книгу… Магистр замолчал, подумав о чем-то — и закончил, как показалось Чеховичу, весело:

— Но ведь книги больше нет!

Они помолчали, глядя на огонь. Затем Киршнер, кивнув на рукопись, которую Эдвард все еще держал в руках, спросил:

— Хотите расшифровать?

— Да.

Киршнер посмотрел ему в глаза:

— И узнать будущее?.. Зачем?

«Хороший вопрос!» — подумал Чехович. Вдруг мелькнула мысль: «Интересно, когда я вернусь, рукопись «постареет»?

Он тоже посмотрел на магистра и, подняв в руке книгу, сказал:

— А зачем ваша ученица это писала?

— Хороший вопрос! — задумчиво произнес Киршнер. Подумал — и сказал, словно отвечая не собеседнику, а самому себе:

— Человек, которому есть что сказать, непременно должен сказать это. И скажет. Даже под угрозой страшной кары. Особенно, если у этого человека есть дар Божий. Слово все равно, вырвется наружу. Слово сильнее!

Снова помолчали. Наконец, Эдвард встал.

— Извините за то, что отнял у вас время, магистр. Мне пора. Спасибо за книгу.

Хозяин тоже поднялся.

— Вы ведь не из Праги, правда?

— Правда, — улыбнулся Чехович, не удивившись проницательности собеседника.

— Где вы остановились?

— На постоялом дворе… «У Ангела».

— Это далеко, а идти ночью небезопасно. Может, останетесь переночевать здесь?

— Не беспокойтесь, магистр, все в порядке, — успокоил Чехович хозяина. — Со мной ничего не случится.

Киршнер снова посмотрел на него «прощающимся» взглядом, затем подошел к стене, на которой висели фонари, снял один, протянул Эдварду.

— Возьмите хотя бы фонарь, а то заблудитесь.

Чехович смутился:

— А как же…

— Не беспокойтесь. Оставите потом у хозяина.

Эдвард не мог признаться Киршнеру, что возвращаться он будет не на постоялый двор, а домой, в Петербург. Поэтому фонарь пришлось взять. «Может, еще когда пригодится, — подумал он, — а пока будет сувенир».

* * *

Барбаросса, даже съев две порции корма, продолжал ворчать и ругаться, давая понять, что жрачкой ему рот не заткнешь — он все равно, скажет все, что думает. Чехович вытащил из «котомки» кодекс, положил на стул так, чтобы коту было видно. Сказал, кивнув на рукопись:

— Подлинник.

Рыжий вдруг затих, посмотрел на рукопись, потом на хозяина, произнес короткое, неопределенное «м-м-м» — и задумчивый вышел из комнаты.

Глава 13

«Но ведь книги больше нет»! — повторил, уже сам себе, Киршнер свою фразу, проводив гостя. И теперь она не показалась ему такой веселой.

Магистр вышел из кабинета, прошел к лестнице, и крикнул наверх:

— Штефан!

Лестница тут же заскрипела и заходила ходуном. Каждый раз, когда швейцар спускался по ней, Киршнер боялся, что она вот-вот развалится.

— Не знаешь, где Марта? — спросил он, когда Штефан оказался рядом.

— Наверное, у себя, — пожал плечами толстяк.

— Ну, и отлично. Пойдем, поговорим.

Они зашли в кабинет. Хозяим плотно закрыл дверь.

— Скажи, ты не заметил каких-нибудь странностей в поведении Марты в последнее время? — начал допрос Киршнер.

— Да, хозяин, заметил, — ответил Штепан. — Как раз сегодня утром…

— Когда меня не было?

— Да — да, в ваше отсутствие.

— Что же произошло сегодня утром?

Толстяк опустил глаза, видимо, собираясь с духом. Хозяин ждал.

— Сегодня утром она пришла с каким-то человеком и хотела пройти сюда, в ваш кабинет, — продолжил, наконец, швейцар. — Но я сказал, что вы не велели заходить в кабинет в ваше отсутствие и не пустил их.

— Они оба хотели войти? — уточнил Киршнер.

— Да, оба.

— Марта не объяснила, зачем ей это понадобилось?

— Нет. Она только все время повторяла, что «очень нужно» и «всего на одну минутку». Но я встал перед дверью, и сказал им, что не пропущу. — слуга явно ожидал похвалы.

— И чем все закончилось?

— Марта все пыталась меня уговорить, но потом тот человек, который был с ней, сказал, что мол, ладно, пойдем… И они ушли.

— Хорошо, Штепан, ты все правильно сделал, — похвалил слугу хозяин. — А скажи, тот человек, которого она привела, не показался тебе знакомым?

Толстяк аж рот раскрыл от удивления.

— И правда, господин Киршнер, показался. Я сегодня весь день пытаюсь вспомнить, где его видел. А то, что где-то видел — это точно. Но откуда вы это узнали?

Киршнер поспешил успокоить слугу.

— Не волнуйся, я не общаюсь с дьяволом. Это было просто мое предположение, но ты подтвердил, что оно было правильное…

Отпустив Штепана, магистр снова уселся перед камином — ночью, при свете звезд в окне и огня — в камине, очень хорошо думалось. А подумать сейчас было о чем.

Итак, рассказ ночного гостя о намерении Марты выкрасть книгу для Гуса, подтверждался словами Штепана. Честная, тихая и богобоязненная Марта готова была пойти на преступление — вот какова была сила слова этого проповедника! Теперь не нужно было обладать даром Камиллы, чтобы предвидеть дальнейший ход событий.

Потерпев неудачу при попытке самостоятельно завладеть книгой (или, скорее всего, увидеть ее собственными глазами — ведь он, при всем его фанатизме, был человеком принципиальным, и вряд ли пошел бы на кражу), Гус, конечно, не остановится — он привык идти до конца во всех своих делах. «Дьявольская книга» — просто идеальная возможность дискредитировать не столько лично Киршнера — это вряд ли получится, а немцев вообще, которая должна послужить поводом к изгнанию их из Праги и Чехии — и он ее не упустит. Сам доносить на магистра архиепископу, при существующих отношениях его с руководством церкви, он, конечно, даже пытаться не будет. Значит, станет искать «обходные пути». И тут тоже не обязательно быть пророком или гадалкой, чтобы понять, что