Ярость - Генри Каттнер

— Я не уверен в этом. Мы все еще человеческие существа. Правда, уже много поколений не было ни войн, ни настоящей опасности — но люди по-прежнему просыпаются в страхе падения, как первая обезьяна, решившая оторваться от ветви дерева. Ноздри людей по-прежнему раздуваются в гневе, потому что раньше им нужно было дышать — рот их был полон вражьей плоти! Не думаю, что мы совершенно изжили свои страхи.

— Я не сделаю этого, — кратко сказал Хейл. — Это заходит слишком далеко. Тут нет вопроса…

Угроза, впервые прозвучавшая с экранов, была так же поразительна, как сама бомба. Во всех башнях на мгновение наступила мертвая тишина. Потом ропот. Потом смех.

Хейл был прав — частично. Никто не поверил в угрозу возобновленного флота. Само существование колоний зависело от поддержки башен. Кто же осмелится бомбардировать свой источник снабжения? И даже если они окажутся такими безумцами, в первые же минуты каждый житель башен решил, что угрозе подвергнется какая-нибудь другая башня — не его собственная.

И тогда Сэм с общественных экранов назвал башню — Делавер. Назвал время — сейчас. И цену — кориум.

И борьба воль началась.

Но у Сэма было другое оружие, которое он запас до начала своего блефа и которое давало ему уверенность. Это было не очень сильное оружие, но это просто означало, что он должен более искусно использовать его. Оно должно было принести успех. Это был пункт, после которого поворот назад становился невозможен.

Оружие, подобно большинству наиболее эффективных видов оружия, которое человек может использовать против человека, было личным.

Он отыскал Блейза Харкера.

При конечном анализе вся борьба сводилась к конфликту двух человек Сэма и Захарии. Семьи бессмертных правили башнями, Харкеры давали образец всем семьям, и Захария был главой клана Харкеров. Захария мог отдавать, а мог не отдавать себе отчета, где находилось главное напряжение, но Сэм знал это. Он поставил все в надежде, что выиграет с помощью этого, и тщательно разрабатывал свои планы. Он перехитрит Захарию.

Он сознавал, конечно, что семьи, вероятно, составляют свои планы. В прошлый раз они действовали тайно до самого последнего момента, и в результате Сэм и все его намерения были отброшены, как ненужные обломки. На этот раз будет по-другому.

Блейза отыскал для Сэма Слайдер. Получив это сообщение, Сэм как можно быстрее добрался до маленькой, дурно пахнущей берлоги в районе притонов башни Делавер. Когда он вошел, Слайдер покоился в объятиях сна оранжевого дьявола. В течение нескольких минут он обращался к Сэму, называя его Клано, и говорил о старых преступлениях, которых даже Сэм не помнил.

Он дал Слайдеру выпить, и вскоре наркотический туман рассеялся и огромное тело приподнялось в постели, хихикая и фыркая.

— По поводу этого Харкера, сынок, — я достал для тебя адрес. — Он отдал бумажку с адресом.

Сэм устремился к двери.

— Минутку, сынок, подожди! Куда ты направился?

— К Блейзу.

— Ты никогда не попадешь к нему. Место охраняется.

— Проберусь!

— Тебе понадобится для этого шесть недель. Придется отыскать кого-нибудь, кто берет взятки. Только тогда ты сможешь проникнуть в этот квартал. Тебе понадобятся первоклассные помощники. И нужно будет подумать об организации выхода. И еще…

— Ладно, ладно! Тогда выкладывай. Ты можешь мне помочь?

— Может быть. Попытаюсь.

— Начинай. Сколько времени потребуется? Я не могу ждать шесть недель. Уложишься в три? — Он замолчал, прерванный громовым для все усиливающимся хихиканьем, распространявшим волны землетрясения по огромному туловищу под одеялом.

— Забудь это, малыш. Дело сделано. — Сэм удивленно посмотрел на него. Слайдер захлебнулся собственным смехом. — Старые руки не потеряли еще мастерства, сынок. Не думай, что работа была легкой, — но она сделана. Закрой ставни, выключи свет. Теперь жди.

Тусклый освещенный квадрат появился на дальней стене. По нему двигались тени, искаженные неровностями стены. Они смотрели фильм, снятый крошечной шпионской камерой, очевидно, укрепленной на высоте пояса у человека, двигавшегося с неодинаковой скоростью. Иногда он шел, и тогда фильм продвигался ровным, ритмично раскачивающимся движением, иногда бежал, и тогда картины резко сменяли друг друга. Когда он останавливался, с ним останавливался и объектив. В результате получилось не совсем ясная, но очень убедительная картина.

В первые секунды фильма камера, очевидно смотрела на железную решетку, очень близкую к объективу. Появились ноги в белых брюках, решетка открылась, на несколько мгновений развернулся вид с многочисленными фонтанами. Очевидно, одна из крепостей бессмертных.

В развертывании фильма ощущалась какая-то скрытая тревога; человек, несущий камеру, поворачивал то направо, то налево, снимая окружение. Дважды носитель камеры прятался в каких-то укрытиях, и когда дверь или занавес скрывали его, фильм на несколько секунд становился темным. Человек быстро и крадучись преодолевал поразительное количество коридоров и переходов.

Вдруг скорость неожиданно увеличилась — человек побежал. Стены проносились мимо, резко пропадая, когда он заворачивал за угол. Затемнений стало больше. Подъем лифта с застекленными стенами. Еще коридоры, и всюду бегом.

Остановка перед еще одной решетчатой дверью. Прутья решетки увеличились, стали туманными, растаяли. Объектив прижали к двери, и он сквозь решетку смотрел внутрь.

Эта ключевая сцена прошла очень быстро. Мимолетная картина богато меблированной комнаты. В ней человек. К нему склонились еще двое. Человек, казалось, боролся с двумя другими.

Неожиданно картина покачнулась, все предметы на экране размазались. Быстрый взгляд вперед, вдоль стен, мелькнул потолок, нахмуренное лицо, приближающееся к объективу, поднятая рука, в которой что-то сверкнуло.

Изображение исчезло, послышался щелчок, и экран побелел.

Потом фильм повторился. Объектив снова приближался к расплывающимся прутьям решетки, на этот раз очень медленно. Очень медленно в фокусе возникла комната. С кошмарной медленностью, которая давала возможность напряженно проследить каждое движение, борющиеся люди двигались по стене.

Все в комнате было мягким. Ковер глубоко проседал под ногами троих человек, стены выше головы были покрыты роскошным бархатом. Вся мебель была мягкой без острых углов.

Борющийся человек был высок и строен. У него прекрасной формы голова, и даже конвульсивные движения казались ровными и грациозными. Вначале казалось невозможным рассмотреть черты его лица, настолько они были искажены быстрой последовательностью яростных гримас. Кровь из разбитых губ покрывала это лицо, глаза закатились, так что даже зрачки исчезли.