Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга первая. - Николай Амосов

- Спасибо, Кирилловна, надоть ехать... Что бы мы без тебя делали...

В нашей семье была еще одна сельская акушерка, тетя Катя, сестра отца. О ней я потом расскажу. С мамой они дружили и, когда тетя приезжала, говорили о бабах и родах до утра.

У мамы за двадцать четыре года работы, на три с лишком тысячи родов, умерла одна роженица. Примерно пяток она возила в Череповец, там им делали операции, и кажется, тоже все остались живы.

О смерти детей не знаю, но тоже редко. И это в деревенских домах, очень часто в большой бедности, когда новорожденного не во что завернуть. Не раз мама с мужиком отправляла и свои жалкие тряпки. Видимо, деревенские женщины были крепкие, тренированные. Но квалификация у мамы тоже была, несомненно.

Мы постоянно жили при родах. Каждый третий-четвертый день в году мама уезжала или уходила "на роды", так она ставила ударение. Особенно много рожали осенью - в самую распутицу, в грязь, в темные ночи. Иногда с одних родов прямо на другие, потом - на третьи. А мы с бабушкой жили в постоянной тревоге.

Одного у меня в памяти не осталось, потому что этого не было: подарков. Вообще никогда, ни разу не взяла она от своих "баб" даже самой малости. Впрочем, одно исключение помню. У мамы были преданные почитательницы, почти подруги - те, у которых она принимала по нескольку родов и которые были хорошие по душе. Вот те иногда осенью приносили ей бруснику. И больше ничего. И помню, как мама бросила с высокого крыльца корзиночку с яйцами, они катились вниз, бились, оставляя желтые потеки на ступеньках.

У мамы был очень звонкий голос. Когда разговаривала с женщинами на улице, то далеко было слышно. Говорили: "Вон Кирилловна идет..." Работе отдавалась со страстью. Кроме родов и приемов, завела профилактику, требовала, чтобы женщины приходили на проверку перед родами. Собирала их и вела беседы по гигиене, по уходу за детьми. Особенно ее беспокоила высокая детская смертность от летних поносов. Помню эти разговоры и обсуждение "мероприятий". Помню и организацию детских летних яслей, первые появились еще до колхозов. Она жила жизнью деревни и ни за что не хотела ее менять. "Мужа прозевала за этими бабами", - говорила тетя Катя спустя много лет. Но другого счастья у нее не было. Нет, я как сын не причинял неприятностей. Хороший был, по-честному. Да и как быть плохому для такой матери? Никогда не видел лжи, хитрости, всегда доброжелательность и доверие к людям... Все о ней так говорили. И сейчас есть живые свидетели.

Теперь надо поговорить об Амосовых. Хотя и воспитан мамой, но вырос все же Амосовым, а не Суворовским. Много раз прикидывал, сколько от генов, сколько от воспитания, что сильнее. Получается - гены. Впрочем, это все шатко и субъективно, за истину выдавать нельзя.

Село и деревня Ольхово - большие населенные пункты, домов триста, стоявших на берегу Шексны. Были две церкви, двухклассное училище и волостное управление (при мне - клуб), культурное селение.

Земли у мужиков было немного, и почва плохая. Без побочных заработков не прожить. Большинство составляли середняки: лошадь, одна-две коровы, несколько овец, куры, скудные огороды, только капусты много.

Дальней историй села не знаю. При крепостном праве деревня принадлежала нескольким помещикам. Однако помещичьих усадеб не было.

Теперь о предках.

Удивительно, как мало интереса к прошлому. Наверное, это от плебейства: не прививали, нечего хранить и нечем кичиться. Почитаешь биографии - знают о предках чуть ли не с крещения Руси. Я знаю только прапрадеда. По крайней мере три поколения Амосовых до моего отца были полукрестьяне-полурабочие. Летом они занимались хозяйством, а зимой глава семьи со старшими сыновьями уезжали в Мароцкое и работали на железоделательном заводе. Отец - мастером, сыновья - работниками. Видел плиту на могиле прадеда, написано: "Мастеру Амосову Ивану..." Отчество не запомнил...

Жили хорошо, но небогато. Опять же, наемным трудом не пользовались. Наверное, могли бы жить богаче, но были две страсти в семье: к лошадям и к водке. Первая закончилась со смертью деда, вторая перешла к его детям и внукам.

Мама считала, что это наследственное, и всю жизнь боялась за меня.

Помню старые амосовские строения: "зимовка" - большая кухня - и две маленькие светелки, "летний дом" - по городскому типу, кухня и три комнаты. Большой скотный двор. ("Бывало, держали и три коровы", - хвалилась бабушка.) Лошади все время менялись, но в хозяйстве обычно была одна.

У задней границы двора стояли "службы": баня, "каретник", погреб, амбар - все вплотную друг к другу. Впрочем, это только названия пышные, все на самом деле было очень скромно. Баня - черная, сильно покосилась, в "каретнике" стояла телега, сани и розвальни, был насест для кур, амбарчик маленький. (Но запирался огромным ключом - мастер для себя делал!) Когда-то была еще кузня, но сгорела, и до меня дошли только наковальня и пень с тисками.

В общем, было нормальное середняцкое хозяйство.

О дедушке мама и бабушка рассказывали по-разному. Мама: "Чудный человек, добрейшей души... кабы только не пил. Но и пьяный был хороший". Бабушка отзывалась сдержанно: "Дурной... Бывало, в престольный праздник наготовлю всего, - пива, пирогов, а он выпьет, выйдет за ворота и зазывает всех подряд: "Заходите, у Амосовых хлеба-соли хватит". Или с этими лошадями: только к одной привыкнешь, не доглядишь - уже поменял. Как-то меня в амбаре запер, я муку сеяла, и сменял лошадь. Уж я ему дала... Все цыгане его знали".

Будто из-за лошадей и помер: ехал из города в распутицу, гнал... конь был хороший ("Два часа на небеса!"), провалились под лед, едва выбрались. Стал болеть, водянка, и умер... "Бывало, в войну, уже больной, ходить не мог, везет навоз, сядет верхом, тебя на руки возьмет и скажет: "Детки выросли не хозяева, может, ты крестьянствовать станешь?.."

Зато бабушка, Марья Сергеевна, из другого теста. Властная женщина, все хозяйство держалось на ней. Рассказывала, что родилась крепостной, грамоты не знала.

Свекровь сначала не любила невестку, потому что "взяли с ребенком". А век пришлось доживать с ней. У самой было десять детей, семь выросли, все жили неплохо. Мой отец бросил семью, а бабушка осталась с нами. Не захотела идти к дочкам или к другим невесткам, мамина доброта победила и ее.

Умерла от рака мочевого пузыря, сильно страдала, но маму, уставшую после вызовов, не беспокоила. "Слышу, не спит, постанывает, но ни за что не разбудит, пока сама не проснусь..."

Думаю, что от Марьи Сергеевны мне тоже перепали кое-какие гены.

Дяди и тети Амосовы. Тоже интересные люди, для романа вполне годятся. Кто в герои, кто в статисты.

Старший сын - дядя Вася, "рыбинский". Не знаю, как и когда он туда приехал, как выбивался в люди, но уже до революции дослужился до управляющего вальцовой мельницей у купца. И после революции остался в той же должности. Имел большую семью, больше ничем не примечателен. Жил долго.