Фармацевт - Александр Юрьевич Санфиров

— Ох, Витя, я же все понимаю, но все равно жалко девушку, да и Машка уж очень сильно просила.

-Мама, скажи, только честно, ты сама то веришь, что у меня лекарские способности появились, да такие, что я могу из ничего сделать приличное лекарство.

-Да не верю, конечно, — заявила мама, и тут же без всякой логики добавила.

— А мазь то мог бы на всякий случай и сделать.

Разговор так и закончился ничем. Делать мазь я категорически отказался, мама, правда, особо не расстроилась.

-Так и знала, что откажешься, с детства упрямый, как баран. Весь в отца, — сообщила она. — Ладно, ужин сам разогреешь, а я лягу, пожалуй, и так, чуть не заснула, тебя дожидаясь.

Оставшись один, я поставил чайник на газовую плиту, и прямо из кастрюли начал уплетать чуть теплую картошку с тушенкой. Настроения мыть лишнюю тарелку не было.

Методично пережевывая пищу, я размышлял о своих непонятных способностях. Вопросов было всего два. Первый,- что со мной произошло. Второй, что вообще с этим делать.

Чудом, избежав не нужной известности, я не горел желанием повторить все сначала.

Но если на первый вопрос ответа не имелось, никакая сверхъестественная сущность не спешила мне объяснить, для чего мое сознание вернули на больше чем на пятьдесят лет назад и наградили

способностью усиливать действие лекарственных препаратов. Возможно, это была не единственная способность, но я и о ней сейчас ничего не знал и вряд ли то, что я делаю, можно будет объяснить с помощью современной науки.

А вот на второй вопрос придется отвечать самостоятельно. Первым решением, наверно, самым идеальным, было бы забыть обо всем и больше не вспоминать. Жить, как все, обычной жизнью советского обывателя и готовиться к трудным девяностым годам.

Вторым решением могло бы стать самостоятельное исследование моего таланта, изготовление лекарств и поиск границ их применения. Только этот путь был достаточно рискованным и вел к различным неприятностям.

Погруженный в свои мысли, я незаметно прикончил всю картошку и понял это только, когда ложка заскребла о дно кастрюли.

Так и не придя ни к какому определенному решению, я малодушно оставил его на будущее. Выпив стакан чая с баранкой, отправился спать, думая, что утро будет мудренее вечера.

Утро новых проблем не принесло. Мама, к моей радости, просьбами сделать лекарство не доставала. Но явно была обижена моим отказом. Тем не менее, больше к этой теме мы не возвращались.

Первые несколько учебных дней ноября прошли незаметно. Большая часть нашей группы жила ожиданием демонстрации, после которой можно было, наконец, уехать домой. Вспоминая прошедший вечер, девочки большей частью, обсуждали своего старосту и его нахальное поведение. Особенно этим страдали Писаренко и Рюнтю. Ничего удивительного, женская часть группы была обижена, что единственный парень предпочел приглашать на танец третьекурсницу из фельдшеров, А не их, таких молодых и красивых.

Светка Писаренко, как бы между делом намекнула мне, что Смолянской осталось учиться всего полтора года, после чего она уедет по распределению.

В ответ я только улыбнулся. Кроме меня никто в училище не знал, что Наташа будет работать в нём освобожденным секретарем комсомольской организации еще пять лет. Хотя в этой реальности это еще не факт.

Однако за знакомство с Наташей пришлось расплачиваться на демонстрации, когда она, радостно улыбаясь, вручила мне большой портрет Леонида Ильича.

— Витя, ты же настоящий комсомолец, — сказала она. — Портрет тяжелый, его должен был нести мальчик из зубных техников, но он заболел. А парни у нас и так все наперечёт. Так, что вся надежда на тебя.

— А точно этот мальчик заболел? поинтересовался я.

Наташа оскорблено поджала губы.

— Точнее некуда, — сообщила она и убежала к куче транспарантов и портретов, которые еще надо было распределить среди учащихся.

Светка Писаренко, державшая в руках небольшой портрет Николая Викторовича Подгорного, злорадно хмыкнула, наблюдая эту сцену.

— В общем, я на лучшее не рассчитывал, поэтому безропотно взвалил портрет на плечо и отправился в колонну демонстрантов. А там уже наша куратор на третий раз пересчитывала нашу группу, постоянно сбиваясь в подсчетах.

Увидев меня, она радостно завопила.

-Гребнев, наши уже все пришли?

— Все, Капитолина Григорьевна, все, ответил я. — Не волнуйтесь.

Женщина кивнула и немедленно отправилась в сторону крыльца¸ на котором директор вместе с завучем и парторгом принимали рапорты о количестве студентов, вышедших на демонстрацию.

Денёк, надо сказать, был не слишком приятным. Дул холодный ветер, а с неба летела мелкая пороша.

Я еще раз подумал, как хорошо, что тепло оделся. Ведь еще вчера царила промозглая осень с плюсовой температурой и мелким дождем. А сегодня уже был практически зимний день.

Ближе к десяти часам наша колонна двинулась в путь. Соединяясь по ходу движения с другими учебными заведениями.

Учащихся от школьников до студентов, как самых молодых, пропускали в первую очередь. Дождавшись своей очереди, мы прошагали мимо трибуны с местным, республиканским начальством и партийными боссами, прослушали здравицы в нашу честь и ответили недружными криками ура.

Зайдя за трибуну, мы, как и прочие колонны демонстрантов начали расходиться в разные стороны. Только некоторые несчастные, вроде меня, дожидались машины, чтобы скинуть туда плакаты, лозунги и прочий агитационный материал. Он еще пригодиться¸ ведь впереди нас ждет первомайская демонстрация 1967 года.

Я хотел было пригласить своих девчонок прогуляться до ближайшего кафе, выпить по чашечке кофе с рогаликом, но оглянувшись уже не нашел ни одной в поле зрения.

— Действительно, что-то я туплю, — подумалось мне. — Большая часть группы уже отправилась собирать вещи, а затем бежать на вокзал и автобусную станцию.

Так, я что я, не торопясь, в одиночестве пошлепал в сторону дома. Мама, придет с демонстрации позже меня, и мы начнем собирать на стол. Сегодня к нам должна придти в гости тетя Маша и наверняка она будет просить сделать ей волшебную мазь.

Однако праздника у нас не получилось. Мама пришла домой одна, в дурном расположении духа. Сказав мне, что плохо себя чувствует, ушла к себе, перед этим предупредив,пообедать я смогу, а вот ужин придется готовить самому.

На мои расспросы она не реагировала. Учитывая, что она унесла тазик с горячей водой к себе в комнатушку и плотно закрыла дверь, я начал догадываться, что с ней стряслось. Все стало ясно, когда она вышла на кухню и начала шариться в холодильнике.

— Витя, ты случайно не видел свечей «анузол», они лежали на второй полке, — спросила она через какое-то время.

В нашем небольшом холодильнике все было на виду и я никак не мог пропустить упаковку свечей, о чем я маме и сообщил.

Вздохнув, она собралась снова лечь в кровать, когда я предложил сбегать в аптеку.

Бегать пришлось долго, большая часть