Манхэттен - Джон Дос Пассос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотрите-ка на ту женщину напротив. У нее лицо совсем как у ламы.
— Я из-за нее должна весь день держать ставни закрытыми.
— Почему?
— О, вы еще слишком молоды для таких вещей. Вы будете шокированы, Джимми.
Рут наклонилась к зеркалу и намазала губы.
— Меня столь многое шокирует, что это уже не имеет значения. Однако идем на улицу. Светит солнышко, люди идут из церкви домой, чтобы нажраться и почитать в воскресной газете про каучуковые плантации.
— Ах, Джимми, вы такой непоседа… Подождите минутку. Смотрите, вы зацепились за мой лучший шарф.
Девица с короткими черными кудряшками, в желтом джемпере, убирала в передней складную кровать. Под слоем розоватой пудры и румян Джимми не сразу узнал лицо, которое он видел в щелку двери.
— Хелло, Касси… Извините, мисс Вилкинс, разрешите представить вам мистера Херфа… Расскажи ему про женщину — знаешь, ту, что напротив… Сафо…
Кассандра Вилкинс надулась и зашепелявила:
— Разве она не увасна, мистер Херф? Она говорит уваснейшие вещи.
— Она просто дразнит вас.
— О, Херф, я так вада, что наконец-то познакомилась с вами. Вут столько гововила мне о вас… Может быть, несквомно с моей стовоны гововить это… Я увасно несквомная.
В конце передней приоткрылась дверь, и Джимми увидел белолицего человека с крючковатым носом; рыжие волосы вошедшего торчали двумя неровными пучками по обе стороны прямого пробора. На нем были красные сафьяновые туфли и зеленый шелковый халат.
— Ну как, Кассандра? — спросил он. — Какие предсказания сегодня?
— Ничего, квоме телегваммы от миссис Фитцсимонс Гвин. Она хочет, чтобы я завтва пвиехала к ней в Скавсдейл погововить о ваботе в новом театве. Ах да, пвостите — мистев Хевф, мистев Оглтовп.
Рыжеволосый человек поднял одну бровь, опустил другую и протянул Джимми вялую руку.
— Херф, Херф… Дайте-ка вспомнить… Вы не из штата ли Джорджия? В Атланте есть старинная семья Херф…
— Нет, я думаю, что я не из тех.
— Очень жаль. Когда-то мы с Джозией Херфом были добрыми друзьями. Теперь он председатель Первого национального банка и один из самых уважаемых граждан Скрентона в Пенсильвании, а я… я только лицедей, скоморох, раскрашенная кукла. — Он пожал плечами, и его халат распахнулся, обнажив плоскую, гладкую, безволосую грудь.
— Знаете, мы с мистевом Оглтовпом исполняем «Песнь Песней».109 Он читает текст, а я интевпветивую его танцами. Вы должны обязательно пвийти к нам на вепетицию.
— «Живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино. Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями…»
— Ой, только тепевь не начинайте! — Она хихикнула и сжала колени.
— Джоджо, закрой дверь, — раздался из соседней комнаты спокойный, глубокий женский голос.
— О, бедная, дорогая Элайн, она хочет спать… Очень приятно было с вами познакомиться, мистер Херф.
— Джоджо!
— Да, моя дорогая!
Несмотря на одолевавший его свинцовый сон, Джимми вздрогнул, услышав этот голос. Он молча стоял против Касси в темной передней. Откуда-то доносился запах кофе и жженых сухарей. Рут появилась позади них.
— Ну, Джимми, я готова. Не забыла ли я чего?
— Это безразлично, я умираю от голода. — Джимми взял ее за плечи и мягко подтолкнул к выходу. — Уже два часа.
— Ну, до свиданья, Касси, дорогая. Я позвоню тебе около шести.
— Очень ховошо, Вут… Так вада, что познакомилась с вами, мистер Хевф…
Дверь заглушила шепелявый смех Касси.
— Ох, и неспокойная же у вас квартира, Рут!
— Джимми, вы брюзжите оттого, что вы голодны.
— Скажите-ка, Рут, что это за тип — этот мистер Оглторп? Ничего подобного я в жизни не видал.
— Разве Огл тоже выполз из своей норы? — Рут рассмеялась.
Они вошли в полосу солнечного света.
— А он рассказывал вам, что он, знаете ли, прямой потомок Оглторпов из Джорджии?
— А та прелестная женщина с медными волосами — его жена?
— У Элайн Оглторп рыжие волосы. И вовсе она не прелестная. Она еще ребенок, а держится как царица. Это потому, что она имела успех в «Персиковом бутоне». А в сущности она плохая актриса.
— Какой позор иметь такого мужа!
— Огл делает для нее все на свете. Если бы не он, она все еще была бы хористкой.
— Красотка и чудовище…
— Вы лучше поберегитесь, чтобы он не воспылал к вам нежными чувствами.
— Почему?
— Он «такой», Джимми, он «такой».
Воздушный поезд пронесся над ними, заслонив солнечный свет. Джимми смотрел на беззвучно шевелившиеся губы Рут.
— Пойдем позавтракаем у Кэмпеса, а потом погуляем в парке! — прокричал он сквозь стихающий грохот.
— Чудесно!
Она, хохоча, взяла его под руку. Ее серебряная сумочка билась об его локоть.
— Ну а Касси, таинственная Кассандра?
— Не надо смеяться над ней, она душка. Если, бы только она не возилась со своим ужасным белым пуделем! Она держит его в своей комнате. Его никто не выводит, и он ужасно воняет. Ее комната рядом с моей… И потом, у нее есть друг сердца… — Рут хихикнула. — Он еще хуже, чем пудель. Они помолвлены, и он забирает у нее все деньги. Только, ради Бога, никому не говорите.
— Мне некому говорить.
— Потом, у нас есть еще миссис Сондерленд…
— Я мельком видел ее, когда она шла в ванную, — такая старая дама в розовой накидке и в ватном капоте…
— Джимми, вы шокируете меня! У нее все зубы вставные и… — начала Рут.
Промчавшийся над ними поезд не дал ей кончить фразу. Захлопнувшаяся дверь ресторана обрезала грохот колес.
Оркестр играл «Когда в Нормандии цветут яблони». Ресторан был полон дымных солнечных лучей, бумажных фестонов и плакатов, возвещавших: «Ежедневно свежие омары», «Отведайте наших изумительных французских устриц (одобр. департаментом земледелия)». Они сели под красным плакатом «Бифштексы — наверху».
— Джимми, как вы думаете, это безнравственно — позавтракать устрицами? Но прежде всего я хочу кофе, кофе, кофе.
— А я не прочь съесть бифштекс с луком.
— Нет уж, пожалуйста, если вы намерены провести со мной день, мистер Херф!
— Подчиняюсь, Рут, и кладу лук к вашим ногам.
— Это отнюдь не значит, что я разрешу вам поцеловать меня. — Рут прыснула.
Джимми побагровел.
— Я вас об этом и не прошу, мадам.
Солнечный свет капал на ее лицо сквозь маленькие дырочки в полях соломенной шляпы. Она шла быстрыми, слишком частыми из-за узкой юбки шагами. Сквозь тонкий шелк солнечные лучи щекотали ее спину, точно человеческая рука. В тяжелом зное улицы, магазины, люди в воскресных костюмах, соломенные шляпы, зонтики, трамваи, таксомоторы мчались на нее, ослепляя ее острым режущим блеском, точно она проходила мимо
