Волчье сердце - Оксана Николаевна Сергеева

— Не знаю. Не жди, что я примусь искать тебе оправдание.

— Мне оно не нужно, — он не смог сдержать раздражение. — Я в содеянном не раскаиваюсь. В ту ночь мы были на одной игле, хоть ты и упрощаешь свои мотивы. Мои инстинкты тоже сработали. Не ты одна хотела почувствовать себя живой...

Ему в ту ночь тоже захотелось хоть что-то почувствовать. Что-то другое — не то, что одолевало его последние несколько месяцев, пока искал убийц сестры, осатаневший, одичавший, одержимый одной единственной целью. Какую только падаль не пришлось вытащить на свет божий, чтобы их найти. Что-то нахлынуло на него. Такое необузданное, с чем он не справился, и взял ее, когда она себя предложила. Не смог отказаться и не думал, что должен отказываться. Он что-то к ней почувствовал, и ему захотелось удовлетворения этой плотской страсти. А потом он дал ей уйти и не стал искать, решив, что это самое правильное решение.

— Замолчи... — прошептала она.

— Я понимаю, в чем дело, — вкрадчиво произнес Янис. — Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— Не бери на себя слишком много. — Вера ощетинилась. — Ты понимаешь ровно столько, сколько позволяет понимать твое раздутое самолюбие.

— Вера, ты любого можешь заставить забыть о собственном самолюбии. Даже о самом раздутом. Не говори, что я чего-то не знаю. Я хорошо знаю, о чем говорю. В моем мире это частое явление. У всех у нас есть такие стороны личности, которые мы боимся показать окружающим. Люди часто боятся своего прошлого. Боятся той личности, которой некогда были. Ты откупилась от меня — и тебе понравилось. Предложила себя

— и получила удовольствие. Аморально, да? Неправильно? Это должно было быть неприятно. Ты должна была страдать. Должна чувствовать себя униженной. Это было бы правильно. Но ты почувствовала совсем другое. Мы, как два моральных урода, просто потрахались и кончили.

— Замолчи, — шептала она, сжав виски, — замолчи...

Это было невыносимо. Вера хотела, чтобы все закончилось. Чтобы Майер замолчал. Отвез ее домой и навсегда избавил от своего общества. Прекратил эти разговоры.

— Секс сам по себе аморален, Вера, в нем нет выбора.

— Замолчи! Знаешь, почему ты чудовище? Я не буду говорить о твоей мести... имел ли ты на это право... И про то, что между нами было, тоже забудь! Я не хочу и не буду это обсуждать. Нет, не из страха и неловкости, как ты полагаешь. Я плохо все помню и не хочу, чтобы ты морочил мне голову, искажая факты в свою пользу! Знаешь, что на самом деле имеет значение? То, как ты обошелся со мной сейчас! — отчаянно выкрикнула она. — Ты знал, что я тебя не помню! Ты это видел и понимал! И продолжал играть со мной! Как с игрушкой! Лицемерно, подло... И сколько бы это продолжалось? Пока я...

— Пока ты — что? — резко спросил он.

Вера обожгла его взглядом и замолчала, до крови прикусив губу. К горлу подкатил горячий ком, глаза снова защипало от слез. Она отвернулась, чтобы скрыть их, и глубоко вздохнула.

— Это не было игрой. Я с тобой не играл!

— Играл! — метнула взгляд, полный боли и обиды. — Понимал, что я не в порядке, и продолжал все это! Надеюсь, ты удовлетворен? Ты даже трахнул меня! Ты ведь этого хотел!

— Как я должен был рассказать тебе обо всем, Вера? Знаешь, вообще-то, мы знакомы... и даже спали... правда перед этим мои люди чуть не проломили тебе башку! — в голосе Майера слышалась бессмысленная злость, которая, впрочем, была лишь слабым отражением его истинных эмоций. — Какими словами, чтобы ты поняла и захотела продолжить наше общение?

— Я бы не захотела! Ты не тот человек из прошлого, которого я хочу видеть в настоящем. И все, что связано с тобой, — не то, что я хочу помнить. Оставь меня в покое. Исчезни из моей жизни. Никогда, слышишь, никогда больше ко мне не приближайся!

Десять лет прошло. Десять лет ей понадобилось, чтобы зажить спокойной, полноценной жизнью. Столько сил, чтобы почувствовать себя свободной от боли и страхов. И все это, чтобы снова попасть в руки именно ему!

— Отвези меня домой и оставь в покое, — ее голос утих, будто оборвался.

— Утром.

— Нет. Сейчас.

— Я не сяду за руль, — взглядом указал на стакан с виски.

— Ты сделал всего глоток. Да и плевать. Такси вызову.

Вера поднялась, но у нее потемнело в глазах. Она покачнулась. Все вокруг поплыло и ненадолго погасло. Она снова рухнула в кресло и обхватила лоб ладонью. Стало плохо — она больше не могла ни говорить, ни слушать. Ей будто разнесли голову. Это чувство было таким сильным, что отдавалось во все тело физической болью. Ныл желудок, онемели руки и ноги, невыносимо заболел затылок. Янис заставил ее перебраться на диван и ушел на кухню. Она была так немощна, что не сопротивлялась его рукам. Некоторое время лежала с закрытыми глазами, пытаясь прогнать приступ головной боли. В ушах все еще стояли их крики, будто отскакивающие от стен комнаты, как теннисные шарики.

— Выпей, — сказал Майер, вернувшись в гостиную.

Вера открыла глаза, думая, что он опять предлагает ей алкоголь, но в руке его была всего лишь кружка с чаем.

— С заботой обо мне ты опоздал, — медленно проговорила она, но желание прийти в норму оказалось сильнее упрямства. Взяв кружку, сделала несколько мелких глотков. Чай был сладкий и не сильно горячий. Она выпила сразу полкружки и села.

— На сегодня достаточно разговоров, — сказал он. — Ты знаешь, где спальня.

— Даже не надейся, что я лягу с тобой в постель.

Янис засмеялся и посмотрел на нее снисходительно.

— Не будь ребенком. Мы взрослые люди. Секс — это удовольствие. Я не хочу портить то, что у нас так хорошо получается. Подожду, пока ты успокоишься.

— Я лягу здесь.

— Молча, Вера! — Круто развернувшись, он ушел.

Вера осталась сидеть на софе. Она не знала, что делать. Раненое самолюбие подсказывало, что нужно остаться спать в гостиной. Игнорировать Майера, дистанцироваться, показав всем видом, как ей противно находиться с ним в одной комнате. Но разум соглашался с неразумностью такого поведения. Спать на кровати удобнее. И в гостиной прохладно. Чугунная голова