«Я крокодила пред Тобою…» - Татьяна Малыгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зойка, возьмешь меня еще?
– Поехали! С тобой легко.
***
– Маришка, у меня день рождения в субботу, – сослуживица Аллочка точила свои безупречные ноготки, – придешь? Вовку с собой возьми.
«Как собачку, – обиделась Марина. Пусть он и не эталон главы семейства, но будто само собой не разумеется, что женщине идти к кому-то по приглашению, так со своим мужчиной». Приду. А кто будет?
– Обещала соседка зайти, ты с Вовчиком, Гузелькин папа будет. Да! Еще Олег со Светкой обещали заскочить, не знаю, как получится. Если смогут Майка к бабуле пристроить.
«Калугин!» – сердце Марины отчего-то немного зашлось.
– Да, придем. Посидим, давно никуда не выходила. Пить нельзя, а от Вовкиных друзей трезвой не уйдешь.
Марина недавно прилетела из Москвы, с крещения. То, что она беременна, знали все, Марина это особо не афишировала, но и не скрывала.
***
– Вов, нас Алка пригласила на день рождения.
– Я не пойду.
– Почему?
– Я ее не люблю.
– Я же тебя не жениться на ней зову. Посидим, пообщаемся.
– А кто там будет? Я из ее собутыльников никого не знаю.
– Ой, кто бы говорил про собутыльников! Познакомишься, расширишь круг своих. Пошли давай, не ломайся.
– Я подумаю.
– Думай, уговаривать не буду, – Марина смотрела на свое отражение в зеркале.
Ровная кожа словно светилась изнутри. Плавные очертания круглого лица мягко переходили в изгиб женственной шеи. Из тонкой тростинки Марина превратилась в гитару. То, что теперь жило с ней, преобразило ее и превратило из девчонки в знающую себе цену женщину. Беременность, и вправду, была ей к лицу. Марина не ходила, она несла себя, плывя по земле.
В гости она надела трикотажный голубой костюм из ангорки – длинная юбка, короткий жакет, под него – тонкую белую батистовую блузку. Черные туфли на высокой шпильке. Аромат «Диор». Золотистые волосы уложены в каре. Глубокие серо-изумрудные глаза с длинными темно-русыми ресницами и ее тот самый взгляд, что так завораживал сестру. Оля говорила маленькой Марине: «Твои глаза – омут». Марина не понимала, как это? Сейчас она смотрела на себя в зеркало. «Я – красива. И что-то меня ждет. Для кого-то же я стала такой?». Она физически ощущала приближение каких-то перемен.
Народ собрался к шести. По квартире бродила Айка, чудной красоты борзая. Длиннолапая, горбатая собака с узкой мордой и красивой шерстью цвета легкий беж.
– Алка, зачем тебе борзая? Она же для бескрайних просторов английских полей с короткой изумрудной травкой и несчастным удирающим зайцем, – изощрялся Вовчик.
– Ну почему обязательно английских?
– Ну, пусть и русских, только полей. Где она у тебя гуляет? Ей же надо борзо бегать! У тебя во дворе с одной стороны – помойка, с другой – детский сад. Даже механического зайца не запустишь.
– Вова, ты сам-то со своей Патрицией где гуляешь? Тоже не малышка. И сенбернарка твоя для высоких альпийских гор с ароматом глинтвейна и горнолыжников, засыпанных горной лавиной.
– Сдаюсь! Умыла!
Марина попивала шампанское, слушая словесную перепалку местной интеллигенции. Она ждала Олега. Ну и что, что придет с женой? Она никогда с ним не общалась в неформальной обстановке, только в магазине. «Интересно, какой он?» – думала Калугина, разглядывая соседку за столом, которая пила водку и закусывала ее мясным салатом.
– Маринка, пошли покурим?
– Я не курю. Я жду ребенка.
– А я курю. И никого не жду. Ни ребенка, ни козленка. Курить люблю, а козел уже есть. Но он на смене, не придет.
«И слава богу», – Марина не любила людей простых и грубых. Не любила шершавых рук, неровных ногтей, красных лиц. Не любила запаха пота, особенно от женщины. «К людям шла, могла бы и душ принять, – Марина брезгливо смотрела на соседку, смачно обсасывающую куриную ножку. Сейчас еще рыгнет, – подумала Марина с неподдельным ужасом.– Нет, не рыгнула. Вытерла ладонью губы, потом ладонь – об себя. Ужас! Неужели таких женщин тоже кто-то любит? – Марина представила соседку в интимный момент со своим козлом, который сейчас на смене. Как же они это делают? Интересно, они в душ перед ЭТИМ ходят?». Ее передернуло.
– Замерзла? – соседка одной рукой наливала водку, другой ковыряла в зубах, мизинцем.
– Да, знобит немного. Пойду на кухню. Кстати, есть зубочистка.
– Не, нормально. Я так.
«И что это меня сегодня разобрало?» Марина зашла на кухню.
– О, привет! Ты как? – уже прилично навеселе, Вовчик курил с Аллой у окна.
– Нормально. Тоскливо, – в Марине стало нарастать глухое раздражение.
– Маринка, не ерунди! – Аллочка манерно держала сигарету, оттопырив мизинчик.
«Одна оттопыривает, другая в зубах ковыряется. Северогорская богема, мать твою…»
– Светка Калугина звонила. Майка пристроили, идут от бабушки Ларисы. Она тут недалеко живет, сейчас придут.
Ладошки Марины вспотели. «Странно, – она подумала, – почему такое волнение?»
Тут же раздался звонок. Аллочка поплыла на высоких каблучках в прихожую, следом за ней горбатилась дворянка Айка.
– О-о-о, кОза, – с ударением на «о» пропела Алка, целуя Свету, – проходите! Заждались вас. Идите в зал, я вас сейчас познакомлю со всеми.
Маринкино сердце билось часто-часто. «Да что это со мной, в самом деле? Как девочка на первом свидании». Она смотрела на Свету. Кожаная черная мини-юбка, черные тонкие колготки, коротенькие ботильоны, черная косуха из мягкой кожи. Высокая, около метра восьмидесяти, темноволосая красавица с прямым носом, пухлыми губами и длинными ресницами. Минимум макияжа. Безумной красоты длинные ноги. «Да-а, создал же бог такое… – Маринка чувствовала себя рядом с Калугиной дойной коровой. – Почему именно дойной? Да потому что коровой!» – отвечала своим же мыслям Марина. Света прошла в кухню.
– Привет всем! Дайте покурить!
«Однозначно, – подумала Марина, – красивее в городе пары нет…»
Аллочка протянула подруге сигаретку, небрежно щелкнув зажигалкой. Света красиво затянулась, зачесывая назад расставленными в гребень пальцами длинные струящиеся волосы.
– Света, знакомься, это Володя, муж Марины Толмачевой.
– Бонд, Джеймс Бонд, – Вовчик рисовался перед красивой девчонкой.
– Ну, Маринку ты знаешь.
– Да, – Света широко улыбнулась, демонстрируя всем еще и безупречные зубы, – мы в книжном мельком общались. Привет, Мариша!
– Привет! – Маринка чувствовала неловкость, она не знала, как себя вести с классическими красотками.
– Кто еще пришел? – Света пальчиком легко стряхнула пепел в блюдце.
– Соседка Верка, ты ее знаешь, и Али-Баба мой должен прийти скоро.
– Как вы с Мусаилом вообще?
– Нормально. Он Мустафа, вообще-то. Денег дает, дочь признал, регулярно общаются. Иногда остается у меня ночевать. Обычные семейные отношения.
«Все с ног на голову. Что я, как гэ в проруби, болтаюсь, что Алка гостевые отношения считает нормой. Интересно, а у Калугиных как?» Марина не решалась одна идти в комнату.
– Вова, пошли, я вас с Олегом познакомлю! – Аллочка затушила сигарету и взяла с кухонной тумбы бокал с шампанским.
– Знакомьтесь! Олег, это Володя, Маринин муж. Это Марина, ну, вы виделись.
– О! Алка! А мы тут с Калугиным за жизнь пытаемся поговорить! – толстая соседка пыталась налить водку в стопку Олега. – Будешь?
– Нет, спасибо, – Олег брезгливо отодвинулся подальше от стола.
Крошки, кусочки хлеба и небольшие горки винегрета уже сложили на скатерти праздничную мозаику. Олег сидел на подлокотнике дивана. Он равнодушно кивнул Марине, так же отстраненно пожал Володе руку.
– Я – курить, – Калугин встал, стряхивая с джинсов невидимые пылинки.
«Как же он красив…» – Маринку обуяли такая тоска и безнадега, что на глаза навернулись слезы.
– Улыбочку! – Аллочка достала фотоаппарат и попыталась запечатлеть радостное застолье.
Володя закрыл лицо ладонью. Он всю жизнь панически боялся, что его изображение попадет в КГБ. Такая вот причуда. Боялся, что телефонные разговоры его пишутся, и вообще, за ним периодически следят. Видимо, этот страх ему внушила мать, не раз умиравшая на лесоповалах ГУЛАГа. Страх возврата гонений жил с Володей всегда. Сейчас уже и время не то, и люди не те, и в стране демократия. А он жил, как нашкодивший перед Родиной.
– И страна осталась та же, и люди еще похлеще, и демократия твоя рисованная, – Вовка пытался объяснить наивной Марине, что мы все под колпаком у Мюллера. Марина считала это полнейшей глупостью и фобией.
На той, Аллочкиной, фотографии красивая веселая Марина широко улыбалась, махая в камеру рукой; ссутулившийся Вовка, отвернувшись, закрылся от камеры рукой. Ячейка общества, да и только. Она – надежда, стремление жить и состояться. Он – страх, безнадега, жизнь одним днем, мозги и талант, залитые водкой.
