Страна убитых птиц - Владимир Баграмов

— Встань! — Тот, кого не звали, Мургу на валун показывает.

Мург брови поднял, ничего не понимает, то на этого странного Красивого посмотрит, то на Сар, то глазами старейшин обведет. С ним еще никто так повелительно не говорил… Этот валун для Вождя; что, пришелец хочет занять его святое место?!

Круг молчит, все смотрят, что будет.

Пожал Мург плечами, с валуна слез, отошел в сторону. За ним и Сар вскочила, перепуганная и изумленная, быстро отбежала за Мурга, на корточки присела. А Тот, кого не звали, неожиданно рукой Иу поманил. Иу вскочил, подбежал, смотрит вопросительно.

— А ты сядешь здесь.

Тот, кого не звали, Иу на валун показал. Иу от страха задохнулся, сердце чуть из груди не вылетает. Но сел безропотно. Не как Мург, полулежа, вольно и с достоинством, а аккуратно присел на отполированный краешек.

Старейшины замерли, во все глаза смотрят. Не каждый день на СВАЛКЕ „дворцовые перевороты“ случаются. Были случаи, когда убирали одного Вождя и заменяли другим. История народа хау помнит их наперечет. Но всегда это сопровождалось кровавой дракой между Вождем и претендентом на валун и руганью между старейшинами. А тут приходит хилый Красивый, чужак, враг, является неизвестно откуда и на глазах у всех сгоняет с валуна законного Вождя, сажает вместо него на валун этого отшельника Иу, который и хаю свою заимел на сороковом году. А век обитателя СВАЛКИ недолог, всего сорок пять, сорок семь лет. Когда ж у него маленькие хаи будут, и кто их до зрелости доведет?! Он, Иу этот, неплохой хай, смелый и добрый, но… Мург тоже не трус. Правда, жадный до еды, до хаек, может и поколотить без причины.

Мург взревел. Глаза его налились кровью, на мощной шее жилы набухли. Иу из-за пояса клинок выхватил, руку с клинком за спину отвел для смертельного удара, но в секунду успокоился. Раз Тот, кого не звали, сделал так, значит, это необходимо, нужно. Иу в него как в Великую Луну верит.

Мург присел, вытянув вперед мощные руки, пальцы на них сжимались и разжимались. Мург приготовился к прыжку. Его глазки быстро перебегали от Иу к Тому, кого не звали. Он видел, как решительно смотрит на него Иу, сжимая в отведенной руке клинок. Тот, кого не звали, Красивый этот, стоял безоружный, чуть боком, смотрел на Мурга спокойно и презрительно.

„Раздавить! Разорвать этого чужака! А потом свистнуть Дьялу, он тощего Иу, как улитку, по валуну размажет…“ — мелькнуло в голове Вождя. Но что-то его беспокоило. Он еще раз быстро вгляделся в лицо пришельца — почему он улыбается?

Смотрели молча старейшины. Зажав рот от страха, корчилась у ржавого колеса какой-то машины Син. Хлопал глазами, ничего не понимая, великан Дьял…

Все ждали.

И Мург прыгнул. Он не мог не прыгнуть, потому что пронзительно и возмущенно завизжала коротконожка Сар, так скоропостижно и несправедливо низвергнутая из „королевы СВАЛКИ“ в обыкновенную хайку.

Мгновенно глаза Того, кого не звали, наполнились странным светом. Он поднял руку — споткнулся Мург, словно налетел на невидимую преграду… А в следующее мгновение свистнул клинок Иу, сверкнул и вонзился в горло вождя. Пробив насквозь хрящи и ткани, вышел чуть сбоку от позвоночника.

Короткий дружный вопль раздался на площадке. Все вскочили и опять застыли, впиваясь глазами в умирающего.

— Большой покой, — хрипло произнес Иу, горделиво приосанившись на валуне.

— Дать бы тебе по морде, дураку облезлому! — искоса глянул на него Смагин. — Просил тебя? Замолчи! И все замолчите!

…КАК БОЛИТ ЗАТЫЛОК! ВНИМАНИЕ!.. Я ВСПОМНЮ, Я ВСЕ СЕЙЧАС ВСПОМНЮ! ТАК БЫЛО, С ЭТОГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ! КАФЕЛЬ, БЕЛЫЕ СТЕНЫ… И ЕЩЕ… ОНА БЕЖАЛА! ДА… ОНА БЕЖАЛА, Я ПОГНАЛСЯ ЗА НЕЙ… МЕРЗКИЙ, ЛЫСЫЙ, ДЛИННЫЙ И ВЗДРАГИВАЮЩИЙ ХВОСТ… ПОТОМ УДАР, ТЕМНОТА… ГОЛОСА И СВЕТ! ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ…

Он, мучительно напрягаясь, встал на колени. Мышцы всего тела заболели от напряжения, судорога сводила больную ногу, и он подогнул ее под себя, не в силах терпеть… Прикрыл глаза, сосредоточиваясь. Лицо его конвульсивно подергивалось, из глаз от напряжения потекли слезы.

…ОБЛАКО! ФИОЛЕТОВОЕ ОБЛАКО… ОН СОБРАЛ ЕГО В ТЕПЛЫЙ, ДРОЖАЩИЙ КОМОК, И… РЫЖАЯ! ОН ЗАКРИЧАЛ ПРО СЕБЯ НЕИСТОВО И РАДОСТНО. ОН ВСПОМНИЛ! ВСЕ, ЧТО С НИМ ПРОИЗОШЛО ЗА ЭТИ ДНИ, МЕЛЬКНУЛО ПРИЧУДЛИВЫМИ КАРТИНАМИ В МОЗГУ, СЛИЛОСЬ ВОЕДИНО, В СТРОЙНЫЙ И ЛОГИЧНЫЙ ОБРАЗ — ОН В СЕРЕДИНЕ ОГРОМНОГО КРУГА, СОВЕРШЕННО ОДИН, А ПОД НОГАМИ ВОЗИЛИСЬ, СПЛЕТАЛИСЬ, ОБРАЗУЯ НЕМЫСЛИМЫЕ КЛУБКИ, И РАСПАДАЛИСЬ, ЧТОБЫ ВНОВЬ ПЕРЕПЛЕСТИСЬ, ГИГАНТСКИЕ, КРАСНОГО ЦВЕТА ЧЕРВИ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ГОЛОВАМИ. А ПРЯМО У НОГИ ЛЕЖАЛ ОДИН ЧЕРВЯК, И ГОЛОВА ЕГО БЫЛА НАПОЛОВИНУ ОТРЕЗАНА, ОН ВЗДРАГИВАЛ, ЧУТЬ ЗАМЕТНО ШЕВЕЛИЛСЯ… ТОГДА ОН ПРОТЯНУЛ РУКИ, БЕРЕЖНО ВЗЯЛ ЕГО ГОЛОВУ, ПРИГНУЛ К ТЕЛУ, СОЕДИНЯЯ ОТРЕЗАННОЕ, ДОЛГО-ДОЛГО ВОДИЛ ЛАДОНЬЮ ВОКРУГ ШЕИ, ПОКА НЕ СТЯНУЛАСЬ ТКАНЬ, НЕ ВСПУХЛА БАГРОВЫМ РУБЦОМ НА МЕСТЕ СРЕЗА… И КЛОЧЬЯ ФИОЛЕТОВОГО ТУМАНА, ВЫТЕКАЮЩЕГО ИЗ ЗАКРЫТЫХ ГЛАЗ, ОН СОБРАЛ РУКОЙ В ГОРЯЧИЙ, ОБЖИГАЮЩИЙ КОМОК И ВПИХНУЛ ЕГО В РАСПЯЛЕННЫЙ В СМЕРТНОЙ МУКЕ РОТ… И ВЗДОХНУЛ ЛЕГКО И СВОБОДНО… ОН ЧУВСТВОВАЛ, КАК ЗАТИХШЕЕ БЫЛО СЕРДЦЕ ЭТОГО ЧЕРВЯКА ОПЯТЬ ЗАБИЛОСЬ, ЧУТЬ БЫСТРЕЕ И СУМАТОШНЕЕ — СЛИШКОМ МНОГО КРОВИ ВЫТЕКЛО ЗА ЭТИ МГНОВЕНИЯ, НО ВСЕ РОВНЕЕ И РОВНЕЕ БИЛОСЬ ОНО, СЕРДЦЕ ПОЧТИ УМЕРШЕГО. ТОГДА ПОЛОЖИЛ ОН ЛАДОНЬ НА ЛОБ, СЛЕГКА СЖАЛ. „ВСТАНЬ! — ШЕПНУЛИ ГУБЫ ЕГО, — ВСТАНЬ И ИДИ СПАТЬ! ДРУГ МОЙ, БРАТ МОЙ НЕСЧАСТНЫЙ… ИДИ И СПИ! СПИ ДОЛГО, ПОКА НЕ НАБЕРЕШЬСЯ СИЛ ПРОДОЛЖИТЬ ЭТУ ТРУДНУЮ, БОЛЬНУЮ И ГОРЬКУЮ РАБОТУ — ЖИТЬ И ВЫЖИВАТЬ!“

СМЕРТЬ СТРАШНА, ПОТОМУ ЧТО НЕОБЪЯСНИМА.

НО ЕЩЕ НЕОБЪЯСНИМЕЕ, ЕЩЕ СТРАШНЕЕ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ.

Слабый разум, душно ворочающийся в тесных стенах черепа, может смириться с фактом смерти. Принять как данность. Ибо в тайниках души, в мрачных закоулках подсознания он все равно не верит, что это возможно — взять и прекратить жить. ЖИВОЕ не приемлет смерть, она чужда ему и необъяснима. Значит, стремясь жить, оно стремится умереть. Все взаимосвязано, но НЕПОСТИЖИМО. Как бы ни изощрялись лобастые ученые, пытаясь объяснить все биоэнергетикой, химическими взаимодействиями, процессами на атомном и молекулярном уровнях, таинственными биополями, ОНИ НИКОГДА НЕ ОБЪЯСНЯТ И НЕ РАЗГАДАЮТ ТАЙНУ ЖИВОГО. Что говорить о тайне мертвого! И мертво ли оно?! Как логично обосновать ЖИВОМУ принцип перехода МЕРТВОГО В ЖИВОЕ? Рассудок отказывается принять эту мысль даже в качестве ВЕРОЯТНОГО.

„Я жив — смерти нет. Смерть есть — меня нет“, — так говорит древняя мудрость.

А может быть иначе? Не так? „Я жив — смерти нет. Смерть есть — и я где-то?!“ Кто кинет камень в это „где-то“?.. Кто может доказать, что „этого не может быть, потому что…“, и так далее.