Продавец снов (с иллюстрациями) - Михаил Грешнов

— Ты сломаешь мне крылья! — сказал тот же голос.

У меня зашевелились под шапкой волосы. Я видел обрыв, заснеженную реку, но звезд, которые только что были, не стало. Голос сказал:

— Не бойся меня. Я погибаю.

Тогда я спросил, почти крикнул:

— Кто ты?..

Прошла пауза, показавшаяся мне вечностью, прежде чем я услышал:

— Невидимый…

— Здесь были звезды, — сказал я невпопад. — Где они?

— Отражение звезд у меня на крыльях, — последовал ответ. — Ты их не видишь снизу.

Надо мной, кроме неба и ветра, ничего не было.

— Протяни руку.

Я протянул руку. Ощутил что-то легкое, податливое.

— Вот ты какой… человек, — сказал голос.

— Откуда ты? — спросил я, ошеломленный.

— У звезды Бетельгейзе семнадцать планет. Я оттуда.

— Почему ты знаешь названия звезд? Их придумали люди!..

— Мы знаем все, — ответил Невидимый.

Можно было подумать о мистификации. Но я поверил в планету звезды Бетельгейзе.

— Мы знаем, — продолжал голос, — языки далеких цивилизаций, судьбы галактик. Знаем прошлое и можем предвидеть будущее. Ветер убьет меня…

— Как вы попали к нам? — Он все говорил «мы».

— С кометой Плея.

В ущельях выла, металась буря.

— Это конец, — сказал Невидимый. — Я не успел трансформироваться. Я стар. Молодые трансформируются мгновенно…

— Чем помочь тебе?

— Возьми пластинку, — в руках у меня оказался продолговатый предмет. — Из нее ты узнаешь все. Она тоже невидимая и тоже, как я, исчезнет. Ничего нет постоянного. Ты ничем не поможешь мне. Прощай.

Снежный шквал обрушился на долину, ветер отодвигал от меня Невидимого.

— Как твое имя?

— Орос.

— Ты не один? Кто еще?.. — Я задыхался, снег лепил мне в лицо. Но ответ я расслышал:

— Илу…

Пластинка была теплой, в ней шли химические или атомные процессы, и абсолютно прозрачной. Держишь в руках — видны ладони, морщинки на сгибах пальцев. Наверно, легко было потерять ее, и, чтобы этого не случилось, я завернул ее в полотенце. Остановил телескоп, выключил приборы в обсерватории, поднялся к себе в комнату. Но как ни вертел пластинку, как ни пытался заглянуть в середину через плоскости, ребра, ничего различить не мог. Это было невидимое ничто, загадка. Орос предупреждал, что пластинка исчезнет. Может быть, она таяла в руках как сухой лед?.. Тут же я успокаивал себя: способ понять, что скрыто в пластинке, несомненно, прост. Иначе Невидимый не дал бы мне ее. Но как найти этот способ? Я опять принимался вертеть пластинку, вглядываться в нее. Тщетно! Сел в кресло к столу, зажал пластинку в руках. Настенные часы отбивали секунды. Пластинка грела мне руки, я задремал.

И увидел сон.

Странный сон — неземной: планету, закованную в льды, засыпанную снегами. Обдутые ветром хребты, вулканы. Ни клочка зелени, ни следа, проложенного ногами животных. И все-таки жизнь здесь была. Каким-то образом я понимал ее, сравнивал и сопоставлял с земной. Жизнь на Земле вышла из океана. На планете — я понял, что это планета Ороса, — не было океана. Органические молекулы из вулканов попадали в аммиачно-азотистую атмосферу, всплывали в верхние слои, к солнцу. Жизнь развилась, не похожая на земную, крылатая, почти невесомая. Питание получала из атмосферы, тепло — от красного солнца. Тела плавали свободно, как облака. Не было городов. Атмосфера была всеобщим домом.

Жизнь была высокоорганизованная.

Невидимые — невидимые они для нас, может быть, лучше было бы назвать их Крылатыми — развили в себе способность улавливать теле- и радиопередачи из космоса. Умели записывать знания в кристаллах сгущенного водорода. Я видел в пластинке формулы: всемирного тяготения, кривизны и прерывистости пространства… Невидимые посещали другие планеты, могли трансформироваться: принимать облик других существ и образ их жизни. Знали о Земле, ждали случая побывать на ней. Случай пришел — комета. Орос и Илу улетели с ней. Комета должна была пролететь близко от Земли.

И вот — встреча. Я взволнован, стыжусь за растерянность перед Невидимым. Не спросил Ороса, как они живут на планете, обществом или поодиночке? Мало ли чего не спросил!.. Когда я очнулся за столом, пластинки в руках не было — растаяла. Я схватил карандаш, записал формулы.

С этого утра моя жизнь превратилась в поиск. Орос погиб, но Илу должна быть здесь. Может быть, где-то близко. Выхожу каждую ночь, зову. Ползаю по сугробам, по кручам берега в надежде наткнуться на крылья.

Гуранов спросил, что означают мои ночные прогулки. Я ответил, что обдумываю статью.

— О помутнении спектра туманности М-15?

— О лебедях, — вырвалось у меня.

— О лебедях?.. — Гуранов обиделся. — Вы шутник.

Я, наверно, рассказал бы ему об Оросе, не приди мне в этот момент новая мысль. Фотография! Там, где бессилен глаз, поможет съемка!..

Сто, двести снимков ничего не дали. Где-то на третьей сотне в объектив попало крыло. А может, часть серебристого облака. Легко принять желаемое за действительное! Но я верю. И хочу найти Илу.

Вчера на Волчьих Холмах повстречал Инну Гранек. На лыжах она забирается, в заповедные уголки.

— Вы ничего не видели? — спросил я ее.

— Что я должна видеть, Павел Васильевич?

— Сам не знаю, — ответил я.

— Вы озабочены? — Инна поняла меня женским чутьем.

— Можете поверить в инопланетных пришельцев? — спросил я девушку.

Инна смутилась:

— Я еще так мало знаю…

— И что пришельцы на нас не похожи? — продолжал я.

— На кого же они походят? — спросила Инна.

— Скажем… на лебедей.

Инна Гранек не сказала, что я шутник: практикантка директору такое не скажет. Но в ее глазах, поднятых на меня, было столько смятения, что я ничего не придумал лучшего, как сказать ей:

— Прощайте, Инна…

Она спускалась с холма, а я думал, что сотрудники скоро начнут считать меня сумасшедшим.

Все же я продолжал искать. Ходил по реке, к подножиям Багиры. Здесь я услышал плач женщины.

Было это вечером первого января. Наступила оттепель. Небо висело серое, с низкими облаками. Я спешил вернуться в обсерваторию. На минуту остановился, мял сигарету. По обе стороны поднималось ущелье, место было глухое. Вдруг в воздухе над собой я услышал шорох. Поднял голову: не ползет ли по склону снег. И услышал плач — тонкий звук, прерываемый всхлипываниями. Я застыл, выронив из рук спички. Секунду спустя плач повторился, но уже выше и дальше.

— Илу! — ринулся я по ущелью. — Илу!..

Григорий собрал листки, положил их опять в конверт. Инна сидела, закрыв лицо руками: