Багровый рассвет - Виталий Винтер

Поняв, что поддержка с воздуха закончилась, рейнджеры рассыпались по линии обороны. Они заняли позиции во вросших в землю зданиях пакгаузов, которые словно стеной редутов окружали уже несколько десятилетий никому не нужный аэродром. Яну вместе с его отделением достался подвал одного из зданий, стоявшего в центре. Внутри воняло плесенью и запустением, а мощные полукруглые арки густо запеленала паутина, серебристо отсвечивавшая в неярком свете, пробивавшимся из маленьких грязных окошек у самого потолка.

Высаженный десант, рассредоточился у опушки леса на самом краю взлётно-посадочной полосы, где и залёг, скрывшись в густой поросли трав и кустарника, опоясывающих со всех сторон аэродром. Над полем предстоящего боя повисла напряжённая тишина, которую словно пологом прикрывал тяжёлый чёрный дым от сбитых машин, нёсший запах горелой резины и топлива вперемешку с вонью сгоревшей человеческой плоти.

Ян прильнул к прицельной рамке, стараясь не пропустить момент начала атаки, и когда из травы вынырнули полосатые фигуры и понеслись прямо на него, он почти одновременно с товарищами начал стрелять, и всё вокруг загрохотало. Но ханьцы действовали умело – часть продвигалась вперёд перебежками, а часть вела ответный огонь по позициям обороняющихся, и, отстреляв всего пяток патронов одиночными, Ян вынужден был, выругавшись, отпрянуть от окна: пуля, ударив в старую, трухлявую рамку, выбила её, засыпав ему глаза пылью и древесной трухой. Уже почти не целясь, он выпустил оставшиеся в магазине патроны в сторону перебегающих и заметно приблизившихся фигурок ханьских десантников.

Рассыпавшиеся по подвалу бойцы яростно стреляли, и всё поле перед ними усыпало фонтанчиками пуль, выбивавших из сухой земли клочья пыли вперемешку с травой и снопы искр – из старого бетона. Однако, пока Ян менял магазин, бешеный огонь ополченцев начал редеть, и в какофонии выстрелов всё реже звучали очереди, но всё более заметно стали выделяться одиночные выстрелы – ополченцы экономили патроны. К тому же нападавшие развернули пулемётные расчёты, и на узкие бойницы обрушились длинные очереди свинцового града. Сосед слева от Яна, пожилой усатый дядька в латаном-перелатаном камуфляже, беззвучно упал, брызнув фонтаном крови из пробитой навылет головы.

Десантники, осмелев под прикрытием пулемётов, заставивших защитников заметно реже стрелять, уже не пригибаясь, ринулись вперёд. Ян быстро выглянул, успел выпустить короткую очередь по множеству в открытую бегущих на него пятнистых фигур и даже увидел, как сразу двое врагов покатились по бетону старого аэродрома.

Откуда-то с крыши пакгауза стартовали сразу несколько ракет, и лупившие не прекращая по позициям оборонявшихся пулемётные струи прекратили дробить старый кирпич и податливые человеческие тела. Но тут же здание содрогнулось от множества взрывов и прямо перед бойницей Яна упал истерзанный до неузнаваемости труп одного из ополченцев-рейнджеров, занявших позиции на верхних этажах и крыше. Сверху посыпались дождём обломки черепицы вперемешку с трухлявыми щепками деревянных перекрытий, тут же прибитых к земле мощными воздушными струями от прошедшего над самой крышей ударного коптера, расстрелявшего верхние этажи.

С дальнего края посёлка послышались вперемешку частая стрельба, взрывы, и несколько жирных, чёрных как смоль столбов дыма, выросшие из самой земли, перечеркнули светлое небо и ещё недавно такую тихую и мирную жизнь, оставшуюся теперь в прошлом. Стрельба явно перемещалась к центру, и стало очевидно, что даже атака самолётов федералов не смогла качнуть чашу весов в их сторону.

Ренджеры стали менять позицию, отходя под огнём десанта к промышленной зоне посёлка. Там, у распахнутых ворот их собралось всего десяток, и ни одного из командиров. Ян с трудом узнал в тяжело дышащем рядом с ним закопчёном и обожжённом ополченце своего соседа Лёшку Купорева. Остальных он знал только в лицо. Плотненький дядька, с коротко подстриженной бородкой, сжимавший в руках затёртый карабин, быстро протараторил, обращаясь ко всем собравшимся:

– Нужно отходить, а то сейчас эти и сюда нагрянут… – Он махнул рукой в сторону полыхавших складских зданий и, не дожидаясь ответа, рванул вдоль бетонного забора в сторону близкого леса.

Остальные остались стоять как вкопанные, а седобородый дед с хриплой одышкой заорал вслед быстро убегающему толстяку:

– Куда побежал? А семьи и всех остальных просто бросим и кинемся спасать свои шкуры?

Передёрнув, с хрустом, затвор своей старой М16, дед, казалось не целясь, от бедра дал короткую, на три патрона очередь по бегущему сломя голову дезертиру – этого хватило. Тот, взмахнув руками, повалился в густую, высокую по пояс траву, сомкнувшуюся над его телом словно зелёный саван. Повернувшись к остальным, дед с застывшим, словно маска, перекошенным, опалённым лицом – отрывисто выдёргивая слова, словно сухие стебли из неподатливой земли, заговорил:

– Разбиваемся на три группы. Одна, – он кивнул на Яна и ещё двоих, – идёт впереди всех. Остальные рассредоточиваются и двигаются по сторонам за ними. Попытаемся обойти тех, что атакуют с другой стороны, и одновременно оторваться от десанта. Ударим в тыл и попробуем помочь тем, кто обороняет центр города, и отойти с ними к болотам – там они нас не достанут и… – Он не успел договорить, как прямо над ними, почти цепляясь за крыши, пролетел коптер. К его коротким крыльям были прицеплены контейнеры, из которых на землю падали тяжёлые облака серого газа.

В следующее мгновение Ян неожиданно упал на землю, успев заметить, что и все остальные повалились рядом.

Глава 9

Ян очнулся со страшной головной болью. Вокруг него сидели и лежали, ещё не придя в сознание, другие камчадалы. Множество народа: молодёжь, старики, раненые рейнджеры и совсем маленькие дети. Большой металлический зал был ярко освещён. Встав и оглядевшись, Ян пошёл искать выживших знакомых, но появившиеся невесть откуда крепкие люди в незнакомой серой форме приказали пройти с ними. Акцент их был очень странным, но решимость, с которой незнакомцы отдавали приказы, не позволял особо перечить.

Его повели по длинным металлическим коридорам, ярко освещённым и слегка вибрировавшим от работы какой-то скрытой за стенами техники. Подойдя к одной из дверей, которая при их приближении открылась автоматически, сопровождающие жестом приказали Яну войти внутрь, а сами остались снаружи.

Помещение, куда он вошёл, оказалось уютного вида кабинетом со столом и креслом перед ним, а все стены были уставлены полными книжными шкафами. За столом сидел седеющий человек в такой же форме, как и солдаты, конвоировавшие Яна. Располагающее к себе лицо военного выглядело осунувшимся и уставшим. Он привстал и неожиданно протянул Яну руку. Рукопожатие оказалось под стать внешнему виду – твёрдым и холодным.

– Я понимаю, что вопросов у вас сейчас много, – сказал военный, – но попрошу немного подождать с ними. Как и все остальные, вы скоро всё узнаете. А пока попрошу ответить на несколько вопросов. Кто вы и откуда? Звание? Профессия?

Ян немного стушевался, но постарался отвечать как можно увереннее:

– Ян Шажко. Двадцать три года, с Камчатского острова. Звания нет – состою в рейнджерах, это милиция или самооборона такая у нас. Профессия?.. Не знаю. Охотник я на заимках в болотах. Всё что можно добываю для общины.

– Понятно. Ты-то нам и нужен, как и многие другие. Хочешь начать жизнь заново? Там, где нет вечной войны, но тоже опасно. Где мир, возможно, ещё можно построить таким, – он кивнул на пропитанный кровью и ставший наполовину чёрным алый флаг на рукаве Яна, – каким его видели наши предки.

От самой неожиданной постановки вопроса Ян опешил, а незнакомец, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Столетие назад совершенно чуждые обществу идеи были подняты из помойного бака общественного презрения, отмыты и, в конце концов, законодательно закреплены. И последствия этих действий мы воочию наблюдаем и чувствуем сейчас. Виноваты те, кто продвигал одурманивание общества идеями бесконечного потребления никому в принципе не нужных продуктов, все эти генные модификации, однополые браки и тому подобную дрянь. Выросло несколько поколений пассивных потребителей, отучившихся думать и привыкших, что за них это делают идеологи государства и средства массовой информации. Так и в самом деле жить проще. Оптимизм, как правило, присутствует у тех, кто наименее проинформирован о происходящем вокруг. Так вот, вряд ли ты слышал об «окне Овертона», но, согласно этой теории, для каждой идеи или проблемы в обществе существует так называемое окно возможностей. В пределах этого окна идею могут широко обсуждать, открыто поддерживать, пропагандировать, пытаться закрепить законодательно – или не могут. Это окно двигают, меняя тем самым веер возможностей, от стадии «немыслимого состояния», то есть совершенно чуждого общественной морали, полностью отвергаемого и не принимаемого, до стадии состояния «актуальная политика», то есть уже широко обсуждённого, принятого массовым сознанием и закреплённого в законах. Это было даже не промыванием мозгов как таковым, а технологиям куда более тонкими, которые изуродовали общество до неузнаваемости. Эффективными их делало последовательное, системное применение и незаметность для общества – главной жертвы самого факта такого воздействия. И сейчас остались лишь островки былого нормального человечества, если таковое вообще когда-то существовало. Все остальные группировки поражены этой заразой без возможности когда-либо в обозримом более чем туманном будущем чт-то осознать и исправить. Все заняты войной и завоеванием ещё оставшихся территорий и ресурсов, ничего, по сути, не планируя в долговременной перспективе. Здесь всё зашло слишком далеко, и выхода как такового уже не осталось…