Время жить. Сопряжение миров - Мила и Виктор Тарнавские
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, при этом, в США под шумок свергли власть финансовой олигархии, а победившие «реднеки» очень даже нашли общий язык с новым поколением «Скрытников». Да так, что и через полтораста с лишним лет, в двадцать третьем веке, США являлись – сюрприз, сюрприз! – ближайшим другом и союзником Евразийского Союза, причем, ведущим партнером в этом альянсе была Москва, а не Вашингтон.
Мое нынешнее отечество считалось одной из ведущих мировых держав. В его состав входили большинство бывших советских республик, а также балканские страны – Болгария, Сербия, Черногория, Македония и Греция. Кроме того Узбекистан, Иран, Азербайджан, Греческий Кипр, Вьетнам и Лаос являлись ассоциированными членами, а Туркмения, Литва и Афганистан – протекторатами. Это собирание земель произошло, в основном, еще в двадцать первом веке, а последней, уже в начале двадцать второго, в Евразийский Союз вступила Грузия.
Помимо евразийско-американского альянса, к которому в данный момент тесно примыкала Япония, в этом мире доминировали еще две силы. Первой была Британская Империя, в которую входили, помимо собственно Британских островов (без Ирландии), скандинавские страны, Канада, Австралия с Новой Зеландией, Южная Африка, приросшая Мозамбиком, Анголой, Намибией и Ботсваной, отдельно Кения с частью Танзании, Сингапур с Гонконгом, вернувшимся под британскую корону, и, почему-то, Аргентина. Отношения с британцами у Евразийского Союза традиционно были плохими, но до открытого противостояния дело не доходило уже, по меньшей мере, лет сто.
Роль третьего «полюса силы» играл обновленный Евросоюз, в котором объединились Германия с Францией, Басконией и Бенилюксом, большая часть Восточной и Центральной Европы (без Польши, которая ушла в самостоятельное плавание в качестве британского клиента), а также Финляндия. Алжир и Марокко были его ассоциированными членами, а Эстония, Латвия и Румыния – протекторатами, причем, через Румынию была проложена экстерриториальная магистраль, связывающая основную часть Евразийского Союза с балканской. В отличие от англичан, с франко-немцами наши вполне ладили, что, в частности, выражалось и в составе экипажа Первой Звездной, в котором было три европейца, но ни одного британца.
Вообще, наша экспедиция представляла собой, в основном, евразийско-американский проект. Наших и американцев в экипаже было по пять человек, а то, что именно Марк Брайтон занимал пост начальника экспедиции, объяснялось тем, что гравитационные технологии, открывшие людям звезды, впервые появились в США. Кстати, для современных Штатов это было совершенно не типично: потеряв возможность тащить к себе мозги со всего мира, они утратили и научное первенство.
Тем временем мой бильчик свернул с трассы и остановился посреди площадки, с которой хорошо просматривался перрон станции метро Щёлково – здесь линия была наземной. После того, как я захлопнул за собой дверцу, а вирт сообщил мне, что поездка завершена и обошлась мне в определенную сумму, автомобильчик вдруг тронулся с места и поехал – пустой, без пассажиров. То ли кто-то успел его вызвать, то ли умная машина пришла к выводу, что ей пора съездить на техосмотр или в ремонт.
На перрон, прикрытый сплошным навесом, можно было войти свободно – он никак не отгораживался от тротуара. Пассажиров регистрировали прямо в дверных проемах вагонов. Впрочем, зайдя на станцию, я тут же получил подтверждение этого через вирт, предложивший мне заодно ознакомиться с расписанием и составить оптимальный график поездки.
Признаюсь честно, с непривычки услужливость вирта меня немного напрягала. Любое мое перемещение и любое действие отслеживалось и заносилось в память (а заодно фиксировалось натыканными везде камерами). Однако, в воспоминаниях Константина Евразийский Союз двадцать третьего века не был полицейским государством, потому я старался убедить себя, что это – необходимая плата за комфорт.
В конце концов, возможность в любой момент получить помощь или подсказку порой дорогого стоят. Нахождение под незаметным приглядом никак не нервировало, а вот уличная преступность здесь была нулевой.
Предыдущий поезд прошел довольно давно, на перроне было много людей. Скучая в ожидании следующего, я невольно начал разглядывать стоявшую неподалеку девушку. Симпатичная особа! Однако, заметив ее недовольный взгляд, поспешно повернул голову. Ну засмотрелся, с кем не бывает? В мое время в таких оригинальных нарядах по улицам не ходили.
Надо сказать, одежда здешних мужчин мало отличалась от той, что была принята в мое время. Похоже, за двести они так и не решились отказаться от удобства в угоду моде. Единственное, на что я обратил внимание, – полное отсутствие галстуков. Официальным костюмом нового времени стал легкий свитер с широким вырезом в сочетании с рубашкой с открытым воротом и жилетом с многочисленными карманами. Стиль мог довольно широко варьироваться, но преобладали немаркие тона. И кто бы сомневался в их выборе?
А вот женские одеяния поражали воображение. Судя по всему, в моде были колготки (легинсы, лосины?) – в общем, нечто такое, приятно облегающее стройные ножки, из гладкой искрящейся ткани различных цветов. Темно-зеленый металлик, темно-оранжевый металлик, лиловый металлик, серебристый, черный… Сочетали их с хорошенькими коротенькими шортами либо плиссированными мини-юбками.
Курточки-жакетики встречались самые разные, однако больше всего мне понравились одежки, напоминающие пончо, но из более легкой, зачастую полупрозрачной ткани. Легкий сквозняк так многообещающе поигрывал их складками!
Ладно, признаюсь! Да, я с интересом рассматривал местных девушек. Кстати, весьма симпатичных и даже настоящих красавиц. А что, нельзя? Я здесь – неженатый молодой человек, так что мне можно!
Некоторые воспоминания Константина (не скрою, весьма приятные!) подсказывали, что нравы у местной молодежи были довольно свободные. Пока дело не доходило до брака. Вот тогда-то начинали действовать строгие правила.
Больше всего меня поразило, что девушкам при достижении половой зрелости ставили противозачаточный имплантат – прямо как на Колонии Бета, честное слово! А снять его можно было только по совместному заявлению будущих матери и отца. Зато в Евразийском Союзе не было нежеланных и нелюбимых детей. Так что эта странная мера, в принципе, себя оправдывала.
Как же они в таких условиях ухитрялись поддерживать рождаемость на нормальном уровне? Очень просто – сделали его престижным статусом.
Во-первых, материнство само по себе считалось весьма почетной и неслабо оплачиваемой работой – где-то
