Dневник Z - Дмитрий Зименкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9-й класс: украинцы подозревают, что Наполеон не станет освобождать Украину от России, а потому собирают 70-тысячное войско и гонят французов прочь
Оттуда же узнаю о том, что с 1917-го по 1918 год в Малороссии проходила «первая советско-украинская война». «Вторая» — случится через год. Вся учебная литература — сплошное мифотворчество и славословие отпетых негодяев.
Когда с луганскими полицейскими побывал в здании бывшего университета МВД Украины, я сразу же устремился в библиотеку и пропал там на пару часов. Нашел с ходу ярчайший экземпляр киевской пропаганды — книгу комиксов «Перекресток. Девять историй о войне и насилии», якобы основанную на реальных событиях.
Полистал: Крым, Русская весна, «вежливые люди» с битами в руках и георгиевскими ленточками, похожими на символ SS. Дальше «российские оккупанты» гонят мирных крымчан через минное поле, где те, конечно, погибают. Подобие эпизода из сериала «Игра в кальмара». И если открыть титульную страницу книги, то становится понятно, кто ее финансировал. «МИД Германии». Такой вот спонсор антироссийских и русофобских настроений на Украине. Впрочем, немцам не привыкать.
Но след американских кураторов в библиотеке будущих правоохранителей куда значительнее: книга о холодной войне бывшего посла США в России МакФолла, биография Барака Обамы, издание про Джорджа Буша-младшего. По иронии рядом лежит книга Роберта Джей Лифтона «Технологии промывки мозгов».
Эта промывка украинских мозгов шла десятилетиями с подачи американских фондов Сороса, «Поддержки демократии» и многих других. Многие молодые руководители нынешней Украины — это люди, выросшие на учебниках Сороса. Теперь они проводники этого курса и идеологии. Цель курса прагматична. Бизнес и ничего личного. Почти весь чернозём Украины беспрепятственно распродан западным компаниям. Так же безропотно украинцы отдают и остатки своей промышленности. Как отдали суверенитет, а за ним и жизни своих граждан в той бессмысленной войне против России. Отдали будущее своей страны. И об этом обязательно напишут в учебниках истории. Но не факт, что эта история не закончится для Украины её полным исчезновением.
3 сентября 2022 г
Северодонецк и Лисичанск словно держатся за руки. Они сцепились мостами через реку Северский Донец и так неотделимо стояли вместе несколько десятилетий. Пока не пришла война и не разделила их, как и всё население Украины. Разорвала их связующие нити взрывами и снарядами. Мы подбираемся к одному из мостов — Павлоградскому. Тот, что лежит сразу за освобожденным северодонецким предприятием «Азот». Его повредили российские артиллеристы, аккуратно сложив пару пролётов, не затрагивая опоры. Это сделали ещё в мае, чтобы отрезать снабжение группировки ВСУ.
Не доезжая до начала переправы, находим украинский «Козак», выгоревший дотла. Температура огня была настолько высокая, что даже бронированные стекла машины оплавились, как пластмасса, и превратились в крепкие кристаллы, сосульками свисающие в салон. Дальше в траве оторванная танковая башня, чуть поодаль траки. Брошенный украинский блокпост, в котором валяется тюбик из-под антицеллюлитного крема. Забавно.
Павлоградскому мосту достается не впервой. Он уже битый боец, как говорится. Шестидесятилетний ветеран. Был поврежден ополченцами в самом начале гражданской войны на Донбассе. Через пару лет украинские власти его восстановили за полтора миллиона евро. Висит даже памятная табличка: «Этот мост отремонтирован за счет средств Евросоюза». И вот он снова разрушен. Европейские деньги на Украине в очередной раз вылетели в трубу. Теперь его придется ремонтировать уже российским мостостроителям. Но нужно дождаться, когда в ЛНР будет окончательно безопасно.
— Отогнали этих… т-товарищей, защ-щитников укр-раинских, — с пренебрежением и упором на согласные говорит о ВСУ старик из соседнего частного дома. Не дедушка, а именно такой бодрый стильный старик: серая роба на белый джемпер, серая же шапка в тон и тёмные очки-хамелеоны.
— Как дом ваш? — интересуюсь насущным для него. — Что-то сейчас восстанавливаете?
— Пытаемся своими силами чем есть, тем и залепить. Получу пенсию, буду что-то думать, а пока — что где найдёшь. Там кусок железяки, тут — древеняки. Что-то где-то прибьёшь.
— Пенсию российскую еще не получали? — спрашиваю, вспоминая других пенсионеров Северодонецка, уже получивших деньги от РФ. — Там за пять месяцев сразу выдают. Задним числом.
— Ну, не знаю, что там выдают, я ещё не получал. Но оформил. В конце сентября, сказали, должны выдать пенсию.
У старика такой уверенный командный голос. И тут из-за забора звучит другая команда:
— Вова, давай домой! — жена.
— Щас! Подожди, — гаркает на супругу муж.
— Иди, нужна помощь! — не отстает женский голос.
— Щас иду, я тебе сказал! — по-командирски рявкает супруг. А та знай своё, пищит:
— Вова!
Я улыбаюсь, развожу руками, ну, мол, жена, что поделать, ступайте. Жмём руки, расходимся. Позже понял. Она загоняла Вову домой, потому что слышала последнюю часть нашего интервью и, вероятно, опасалась, что мужчина наговорит чего-нибудь лишнего. Боязнь по привычке. При Украине попасть за слово в подвал СБУ было в порядке вещей. А может, жена не исключала, что ВСУ обратно вернутся в город. Кто ж её теперь поймёт.
У отступающих из Северодонецка вэсэушников не оставалось вариантов, как только форсировать быстротечный Северский Донец. Пытались наводить понтонные переправы. Наши им не давали. На противоположном берегу видим прибитый к кромке побитый понтон и застрявший грузовик с прицепленным катером.
— С той стороны реки пытались понтон спускать, выравнивать катером, — рассказывает мужчина в спортивной куртке. — Но не успели. Начали крыть «градами».
— Они там дежурили, костер горел, — делится со мной худощавый дедушка в вельветовой куртке и китайской бейсболке. — С той стороны приплывали, смотрели так. Один военный со мной тут сидел на лавке, разговаривал…
Его перебивает кошачий писк.
— Это Сонька, кошка, — будто оправдывается старичок. — А это усадьба сына моего. Он в Чехии. По работе. Как война началась, его из города фирма и направила в Чехию. Невестка, внук и внучка в Киеве, а сын в Чехии.
— Не мобилизуют его? — спрашиваю.
— А он белобилетник. И старший сын, и меньший белобилетники. Меньший — на инвалидной группе, а у старшего плоскостопие.
— Когда же вы увидитесь? — мне становится жалко одинокого старичка.
— Не знаем даже. Если ещё доживём до встречи. Потому что и здоровье не то, и настроение не то. Я вон какой стал, — мужчина сжимает щеки рукой. — А была морда! Вот за эти полгода, как война началась. И все говорят: «ты похудал». Козе понятно! А нервы какие напряжённые постоянно. А бомбили как! Мы в погребе сидели, я вышел покурить, не буду ж при женщинах курить в погребе. Вышел, а оно как дало — взрыв. Мина в железный гараж
