Гурджиев и Успенский - Аркадий Борисович Ровнер

и замещается чем-то еще”[315]. Человеческое сознание поддерживает все, что идентифицирует его с различными внешними силами, действующими на каждое человеческое существо, говоря: это “я”, это “я”. При таких условиях воля человека является всего лишь центром его желаний. Не имея постоянства, человек становится игрушкой настроений и внешних впечатлений. Отмечая отсутствие единства внутреннего мира у современного человека, Успенский постулировал необходимость присутствия такого единства у сверхчеловека.

Сверхчеловек является современному человеку как сухое, рациональное существо, лишенное эмоций, в то время как эмоциональное измерение сверхчеловека, напротив, далеко превосходит обыкновенную человеческую эмоциональность. Так, развитие от человека к сверхчеловеку состоит не только в росте интеллекта, но и в эволюции эмоциональной жизни. Успенский особенно указывал на сдвиг, происходящий в современном человеке, когда он сталкивается с идеей о сверхчеловеке. Осознание разрыва, существующего между человеком и сверхчеловеком, часто развивается в неприятное и мрачное чувство, которое может привести к отрицательному взгляду на саму эту идею, хотя эта идея, напротив, может и должна стимулировать внутренний рост человека.

Критикуя представления современного человека о сверхчеловеке, Успенский затрагивал проблему существования разных порядков идей. Он указывал, что есть идеи очень опасные, к которым нельзя подходить без должной и сложной подготовки. Он считал, что древнее и средневековое знание лучше понимало положение человеческого ума по отношению к идеям. Он утверждал, что “старая психология понимала, что ум способен сразу и в беспорядке воспринимать любые идеи – переходить без всякой подготовки от идей одного порядка к идеям другого порядка”[316]. Успенский предполагал, что древние мистерии и магические ритуалы содержали адекватное знание для каждого порядка идей.

Успенский писал, что современная наука не делает различий между разными типами знаний. С точки зрения современной науки, вся опасность заключается только в неправильных умозаключениях. Однако Успенский считал, что идеи могут быть заряжены огромной энергией и способны затрагивать самые интимные тайники человеческой души и оставлять в них неизгладимый след. С другой стороны, неправильное обращение с идеями может привести человека к разрушению, т. е. здесь в старом споре между номинализмом и реализмом побеждал средневековый реализм.

Успенский предостерегал против ошибочного понимания идеи сверхчеловека. Такое неверное представление “отрывает человека от жизни, поселяет в его душе глубокий разлад, ничего не давая, лишает его того, что у него было”[317]. Правильный подход к идее сверхчеловека должен подводить к пониманию тесного соприкосновения этой идеи с проблемами временного и вечного. Концентрируясь на “истинном понимании “временного” и “вечного”, Успенский отмечает, что ошибка замены одного другим может привести к пониманию вечности как “бесконечного расширения во всех направлениях из каждого данного момента”[318].

Развивая концепцию сверхчеловека, Успенский доказывал, что идея сверхчеловека принадлежит к “внутреннему кругу” человечества. Он наблюдал, что древние религии и мифы всегда рисовали сверхчеловека как высшее “Я” человека. И это высшее “Я”, или высшее сознание, парадоксальным образом изображалось в виде существа, почти отдельного от человека, но живущего будто бы внутри него. И часто образ сверхчеловека, рисуемый в мифах и легендах, символизировал собою внутреннее существо, высшее “Я” человека, либо проявленное, либо скрытое.

В своей книге “Символы Таро” Успенский описывает две взаимосвязанные карты Таро, “Маг” и “Безумный”, представляющие противоположные аспекты сверхчеловека, “два полюса, начало и конец”[319]. Магу подвластны магические жезл, пентакль, чаша и меч, символизирующие собой четыре природных начала: огонь, землю, воду и воздух. Его лицо излучает свет и доверие, и создается впечатление, что он держит “некую тайную нить, связывающую землю с далекими светилами”.[320] “Безумный”, напротив, изможденный и хромой, тащится один по пыльной дороге, пересекая безжизненную равнину под лучами палящего солнца. “Четыре магических символа: жезл, чаша, меч и пентакль —… Безумный все время таскает с собой (в своем мешке), но он не понимает, что они значат”[321]. Он не в состоянии их использовать. Дорога впереди его прорезана ущельем, и глубокая пропасть ожидает безумного скитальца.

Эти два образа, “Маг” и “Безумный”, послужили Успенскому примерами парадоксального и двойственного выражения идеи сверхчеловека. Магические инструменты – жезл, чаша, меч и пентакль, символизирующие подвластность высшему “Я” человека четырех основных начал природы, могут быть либо проявлены, либо спрятаны в мешок. Сторонний наблюдатель может увидеть его и как Безумного, и как Мага, но “это один и тот же человек”[322].

Успенский полагал, что различие между символом и реальностью зависит от особенностей способа мышления человека. Люди, склонные рассматривать внешнюю реальность как объективную, считают внутреннюю реальность символом внешней, в то время как те, кто отказывает внешней реальности в объективности, считают внешние факторы символами возможностей внутреннего мира. Как мы видели, для Успенского идея сверхчеловека “никогда не существовала отдельно от идей высшего сознания”[323]. Изучая различие между высшим и низшим сознанием, Успенский предположил, что низшее сознание – это “ограниченное самосознание”, в то время как высшее сознание – это “полное самосознание”. Главным пунктом в воззрениях Успенского было то, что “в душе человека есть ответ на все древние учения. Все внутри человека и ничего вовне”[324].

Успенский ссылается на немецкого мистика XVII века Дж. Г. Гихтеля, чьи идеи были тесно связаны с параллельными системами – герметической философией, алхимией и каббалой. Гихтель утверждал, что человеческая душа – это окно в бесконечность и что, углубляясь в самого себя, человек может найти все и достигнуть всего и, следовательно, каждое человеческое существо заключает все возможности: падения и восхождения, неба и ада. Успенский воспроизводит рисунок совершенного человека из гихтелевской Theosophia Practica. Рисунок представляет Адама Кадмона, который символизирует собой человечество или человеческий род, чья голова – это Святой Дух, чье сердце – Иисус, и “солнечное сплетение” – Иегова. Нижняя часть тела с его органами – это “Темный мир” или “Корень душ в центре вселенной”. Верхняя часть груди с дыхательными органами и органами речи – это “Мудрость” или “Зеркало Бога”[325]. Этот рисунок показывает пять путей в бесконечность, из которых человек может выбрать любой.

Рис. 2. Совершенный человек Гихтеля

Успенский заключал, что сверхчеловек – это одна из возможностей, заключенных в глубине человеческой души. Он полагал, что близость и дальность сверхчеловека лежит не во времени, а в деятельности и практическом отношении человека к этой идее. Свой очерк о сверхчеловеке Успенский завершает, рисуя взаимосвязь двух противоположных начал. Он верил, что понимание сверхчеловека требует умения согласовать два противоположных взгляда: внешний и внутренний аспекты идеи. Некоторые люди осознают сверхчеловека внутри, в то время как другие связывают идею со сверхчеловеком прошлого, будущего и настоящего. Успенский считает, что исключительно внутреннее понимание идеи сверхчеловека отрывает человека от жизни и делает в его