Гаунтлгрим - Роберт Сальваторе

— Мне нужен только один пленник, — обратился Алегни к уже мертвому сектанту Ашмадая.

Он обернулся к коленопреклоненной женщине, схватил ее за густые черные волосы и дернул с такой силой, что приподнял ее над землей.

— Считаешь ли ты себя счастливицей? — спросил тифлинг, поднимая голову культистки на уровень своего лица и холодно глядя в ее полные слез глаза. — Возьми оружие и все ценное, — приказал он своему слуге и за волосы потащил женщину прочь.

Баррабус Серый смотрел вслед тифлингу, но взор и мысли его были прикованы к женщине, на лице которой читалось абсолютное отчаяние. Конечно, он был не против сражений, тем более он не испытывал мук совести, убивая странных фанатиков жестокого божества. Ведь любой из них с удовольствием выпотрошил бы его в одном из ритуалов жертвоприношения. В конце концов, в лесу пропали трое солдат Херцго Алегни, и команда, отправившаяся на поиски, обнаружила их изрубленными на куски.

Но, даже помня об этом, Баррабус не мог без содрогания смотреть на женщину, которая вскоре испытает на себе всю необузданную жестокость Херцго Алегни.

Неукротимый.

Именно это слово чаще всего приходило на ум, когда Дзирт думал о Бреноре Боевом Топоре.

До’Урден стоял в тени широкой кроны дуба и, опершись на ствол, исподволь наблюдал за другом. Чуть ниже того возвышения, на котором рос дуб, на небольшой ровной полянке сидел Бренор с дюжиной карт, разложенных на одеяле.

Дворф поддерживал Дзирта много лет, и темный эльф ценил это. Даже когда надежда найти Кэтти-бри и Реджиса ослабла, когда даже лучшие воспоминания о них и о Вульфгаре потускнели (варвар, должно быть, уже умер или стал стодвадцатилетним стариком), в это тяжкое время его поддерживала только уверенность Бренора. Эльф надеялся, что их путь стоит хотя бы самого себя, что на этом пути им предстоит найти нечто великое; эта надежда немного остужала гнев, кипящий в душе дроу.

Гнев и недобрые побуждения.

Дзирт наблюдал за дворфом, пока тот перебирал карты, делая пометки то на одной, то на другой или в маленькой книге, которая всегда была при нем, — дневник его путешествия к Гаунтлгриму. Дневник символизировал для Бренора право войти в свою древнюю родину Делзун, возможность, которая, может, никогда не выпадет на его долю. Он сам рассказал Дзирту об этом. Но если дворф потерпит неудачу, Бренор хотел оставить после себя подробный отчет, чтобы кто-то из его соплеменников, решивший отправиться на поиски, ступил на верный путь.

То, что предприятие может окончиться неудачей, было не просто вероятностью, теперь такой исход событий казался наиболее очевидным. Но действия Бренора, его стремление достичь цели убеждали, что все идет как должно. И это находило отклик в душе Дзирта и рождало мысли о преемственности и… порядочности.

Только заметив, что сжимает руку в кулак, дроу понял, что оторвал от дуба кусок коры. Он разжал темные пальцы и долго разглядывал мелкие обломки, прежде чем бросить на землю. Руки темного эльфа сами собой потянулись к рукоятям мечей, висящих на поясе. Дзирт отвернулся от Бренора, разглядывая холмистую местность и лес в поисках признаков того, что рядом кто-то есть — гоблины, орки или гхолы.

Эльфу казалось странным, что с течением времени на его долю выпадает все меньше сражений, хотя мир все больше погружается во тьму. Дзирт считал это нелепым — и недопустимым.

— Сегодня вечером, Гвен, — прошептал он, хотя пантера была дома на Астральном Уровне и дроу не вынимал ониксовую статуэтку, чтобы вызвать ее. — Сегодня вечером мы поохотимся.

Он обнажил Мерцающую и Ледяную Смерть, клинки, бывшие его верными спутниками в течение долгих десятилетий, — и легко провел несколько отточенных комбинаций, имитируя парирования, блоки и хитрые контратаки. Темп нарастал, защитные и ответные приемы сменились агрессивными атакующими.

Дзирт практиковал такие тренировки всю свою жизнь, с тех самых пор, как учился искусству мечника у своего отца Закнафейна в городе Подземья Мензоберранзане, затем в академии дроу Мили-Матгир. Это стало частью его натуры, мерой дисциплины, символом мастерства, подтверждением его предназначения.

Дзирт настолько приучил себя к тренировкам, что даже не замечал медленных внутренних изменений, которым он подвергался, выполняя регулярные упражнения. Эти тренировки были главным образом нацелены на поддержание мышечной памяти и баланса. Стандартная программа включала блоки и повороты, удары и вращения, предназначенные для противостояния воображаемым противникам.

Но за последние несколько лет эти предполагаемые противники становились все ярче для Дзирта. Когда он только начинал тренировки — и в течение всей жизни до наступления Магической чумы, — Дзирт визуализировал своих противников только для удобства. Дроу повернулся и поднял Мерцающую вертикально, чтобы заблокировать несуществующий меч, и ударил Ледяной Смертью из очень низкого положения, отклоняя летящее копье.

Но с начала темных времен и особенно с тех пор, как он, Бренор, Джесса, Пуэнт и Нанфудл отправились в путь, воображаемые противники стали чем-то большим, нежели просто безликие мишени. Дзирт видел лицо орка, усмешку огра или глаза человека, дроу, эльфа, дворфа, хафлинга — это не имело значения, пока есть разбойник или монстр, готовый вопить от боли, когда Мерцающая пронзает его сердце, или захлебываться кровью, когда Ледяная Смерть перерезает ему горло…

Дроу неистово атаковал своих демонов. Он пробежал вперед и прыгнул, кувыркаясь и вставая только затем, чтобы легко снова рвануться вперед. Его ногам придавали скорость волшебные поножи, а мечи устремлены вперед, чтобы проткнуть противника. Еще один бросок, резкий кувырок, приземление на правую ногу — и снова бросок в смертоносном вихре беспощадных лезвий. Снова вперед, прыжок через противника, уход налево, пируэт, внезапная резкая остановка — и безжалостный удар.

Дзирт мог чувствовать вес противника на лезвии, как если бы он действительно пронзил преследовавшего его орка. Он мог ощутить теплую кровь, струящуюся по руке…

Дроу так сильно увлекся своей фантазией, что даже собрался вытереть кровь с Ледяной Смерти об одежду поверженного врага.

Он взглянул на меч, чистый и блестящий, и отметил пот, выступивший на руках. Дзирт обернулся: от дуба по всему холму виднелись следы его «боя».

Где-то глубоко внутри себя Дзирт До’Урден понимал, что его ежедневные тренировки — и реальные сражения, если таковые случались, — лишь для того, чтобы приглушить боль потерь. Дроу прятался за сражениями, забывая об этой боли только во время свирепых битв, реальных или воображаемых. Он давно научился держать чувства при себе, вытеснять печальные мысли из сознания, хоронить боль под рутиной, ведь, в конце концов, он должен держать себя в форме.