Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава

Я поторопился продолжить свое выступление, но, завершив его, спросил у директора музея, кто этот господин. Оказалось, что утром он посетил музей, и когда после осмотра экспозиции ему сообщили, что в час состоится мое выступление, он страшно обрадовался, сказав, что ему крупно повезло. «Я обязательно приду, а пока успею подкрепиться». Судя по всему, он был из Окаямы.

В прошлом мне доводилось испытывать такой же душевный толчок, означающий, что мое сердце настроилось на одну волну с собеседником. Однако раньше такое случалось только после обстоятельной беседы, в данном же случае мы даже словом не обмолвились. Я подумал было, что это результат моих духовных упражнений, но тотчас усомнился и решил, что виной всему мое самомнение.

Однако осенью того же года мне позвонил некто Я. из Окаямы.

Он сказал, что является моим давним почитателем, а этой весной случайно оказался на моем выступлении в музее. Сейчас же он приехал в столицу в командировку по служебной надобности и непременно хочет меня посетить. Мы условились встретиться в удобный для него день. При встрече выяснилось, что он и есть тот господин, что сидел на моем выступлении в первом ряду. Наша встреча продолжалась не более часа, но во время беседы я заметил, что его лицо как будто лучится, а слова западают в душу. Содержание нашего разговора было не слишком интересным. Он в основном рассказывал о себе. Работает в полиции Окаямы. Рано потерял отца, мать семидесяти лет жива и здорова. С юных лет она была страстной поклонницей учения Тэнри, и он школьником придерживался ее веры, но сейчас он приверженец буддизма, занимается дзенской медитацией. Есть младший брат и трое детей. Брат окончил медицинский факультет университета Окаямы, стал помощником профессора Н., потом его ассистентом, женился на дочери профессора и вместе с женой проходит стажировку в ФРГ. Все дети учатся в средней школе. Жена несколько лет назад стала глохнуть, прошла курс лечения у знаменитого университетского профессора, совершила обряд покаяния в соответствии с учением Тэнри, но ничто не помогло, и сейчас она почти совсем потеряла слух… Во всем этом не было ничего особо впечатляющего, но поскольку рассказчик был явно взволнован, я не мог внимать его словам равнодушно. В то время я объяснил это тем, что наши души оказались настроены на одну волну. Возможно, поэтому я выслушивал его занудные рассказы о работе в полиции с тем же вниманием, что и рассказы о его детях.

После, месяца через четыре, он вновь нанес мне визит, сказав, что приехал в Токио на два дня по казенной надобности, но на этот раз его сопровождала жена. При нашей прошлой встрече весь его облик, и выражение лица, и жесты источали свойственную полицейским суровость, на этот же раз не осталось и следа от прежней жесткости, на лице играла улыбка, весь его облик был исполнен мягкости. Было очевидно, что поведение его обусловлено заботливым отношением к жене, и я внимательнее присмотрелся к ней.

Жена была молода, даже не верилось, что у нее сын учится в старших классах, красива, к мужу относилась с редкой для жен нежностью. И он искренне отвечал ей взаимностью. В гостиной они уселись рядком на диване, он достал заготовленный блокнот и стал отвечать на мои вопросы, при этом быстро записывая обращенные к нему слова, и так же кратко — свои ответы. Жена, заглядывая в его блокнот, кивала, поднимая на меня глаза, а когда решала, что ее очередь говорить, вставляла слово от себя…

Голос у нее был красивый, чистый, целомудренный, его без всякого преувеличения можно было бы назвать ангельским. Но особенно чудесны, необычны были интонации, манеры выражаться, я просто заслушался. Наша беседа продолжалась почти полтора часа, а когда закончилась, лица обоих супругов сияли неподдельным счастьем. Они собрались уходить. Я испытывал умиление, глядя на то, как он нежно заботится о своей жене, как она, точно любящая дочь, обихаживает его. Я проводил их до самых ворот и долго глядел им вслед, чувствуя в груди волнение.

Потеряв несколько месяцев назад слух, став совершенно глухой, она не разучилась говорить. По ее словам, пока она видит, она не испытывает неудобств, поскольку может поддерживать общение, если собеседник кратко записывает свои слова. Но легко вообразить ежедневные муки этой молодой женщины, на которой лежит воспитание детей. Можно представить муки, неудобства, усилия ее мужа…

«Папочка (так она называла мужа) стал моими ушами, да что там — частью меня!» В ее словах чувствовалось искреннее счастье. Она рассказала, что, когда остается одна, читает мои книги, излюбленное чтение ее мужа, черпая в них жизненные силы, и благодаря этому они каждый день наслаждаются счастьем семейной жизни. Я видел, что истинность ее слов подтверждает нежное, заботливое участие, которое демонстрирует ее муж. Но я, человек эгоистичный, еще больше расчувствовался при мысли, каких душевных терзаний ему стоило, чтобы в результате духовного подвига возникла их сегодняшняя идеальная супружеская любовь, и при этом, в своем благодарственном письме, посланном мне после возвращения домой, он называл меня своим «духовным отцом»!

С тех пор прошло больше десяти лет, но, безо всякого повода с моей стороны, он продолжал почитать меня своим духовным отцом и приблизительно дважды в год непременно навещал меня, через раз беря с собой жену. Обычно он приезжал в Токио по делам службы, соответственно возрасту своему и положению держался со все большим достоинством, она же делалась все краше и привлекательнее, похожая на чистого, безмятежного ангела, несущего радость.

Каждый раз они представлялись мне образцом супружеской пары: жена верит только словам мужа, идет туда, куда ее ведет муж, и в этом видит свое счастье, а муж лелеет жену, как свою половину, относится к ней со всей искренностью и благодаря этому преуспевает в работе и обретает чувство собственного достоинства.

И вот в прошлом году, дослужившись до начальника полицейского управления Окаямы, он по возрасту вышел на пенсию, но одновременно получил новую хорошую работу и начал вторую жизнь. Прежде чем приступить к новой работе, он взял месячный отпуск, чтобы, как он выразился, «пожить по-человечески» и, «по следам своего духовного отца, побывать во Франции и Швейцарии, где тот провел свои молодые годы». Только бы его ангелу, прелестному, но непривычному к путешествиям, это не было в тягость…

В связи с Итиро Кавадой я вдруг вспомнил об этом Я. и несколько отвлекся. Рассудив, что и этот чистый юноша, вероятно, ведет прекрасную жизнь…

Между тем Кавада продолжал. С головой уйдя в английскую литературу, он почти совсем перестал читать японскую, особенно современные романы. Но однажды, прочитав во влиятельной газете статью одного литературного критика о литературных новинках, в которой разбирался мой роман, он, по его словам, как будто прозрел.

Этот критик, доходчиво разъяснив суть книги, в заключение добавил: «Мы имеем дело с философией жизни, предстающей как подлинное откровение. Мысли человека, прожившего девяносто лет, кажутся естественными и убедительными. Словом, этот роман, главная тема которого — Бог, заключает в себе уникальную философию жизни маститого старца, можно сказать, его исповедание веры. Чтение этой книги пробуждает удивительное чувство чуда, окрыляющего душу…»

Поскольку Кавада уже в течение нескольких лет писал исследование на тему «Английский романтизм и Бог», слова литературного критика его поразили. Он-то был убежден, что среди японских писателей нет ни одного, кто бы серьезно трактовал идею Бога, поскольку они считают Бога суеверием. Кавада немедленно пошел в книжный магазин, купил книгу, по счастливой случайности услышал, что в магазин только что поступил дополнительный тираж «Улыбки Бога», и решил сразу же купить и эту книгу. Вернувшись домой, он прочитал обе книги залпом, за один день, и был потрясен. Интересно, какое произведение этого писателя считается наиболее значительным? Он поспешил в книжный магазин, но там не оказалось других книг этого автора. Тогда он обратился к хозяину магазина, и тот объяснил, что самое значительное произведение — «Человеческая судьба», но книга давно разошлась, так что приходится постоянно отказывать покупателям, впрочем, можно спросить в букинистическом магазине неподалеку. Он отправился к букинисту и увидел четырнадцать томов, выстроившихся на полке.

Кавада решил купить первый том, но ему сказали, что все четырнадцать томов продаются в одном комплекте. Делать было нечего, он купил все четырнадцать и притащил их домой. Решил пролистать хотя бы один том, но, едва начав читать, так втянулся, что не заметил, как перешел ко второму, и, пока не прочитал все четырнадцать, забросил даже подготовку к лекциям, дни напролет не отрываясь от книг.

Впечатление от прочитанного, сказал он, дало ему ключ к решению уравнения под названием «жизнь», так что отныне «Человеческая судьба» и еще две мои книги, посвященные проблеме Бога, стали его библией.