Легенды неизвестной Америки - Тим Скоренко

В конце двадцатых к нему пришла слава автогонщика — он выигрывал Гран-при Франции (дважды), Монако, Бельгии, Ла-Боля (трижды). Выступал он под псевдонимом «Уильямс», а самой громкой его победой стала гонка в Монте-Карло. Известность, пришедшая к нему после той победы, хорошо характеризуется следующим эпизодом. Гровер и его супруга Ивонн очень любили скорость и частенько просто катались с огромной скоростью по узким улицам Монако: он ведущим, она — ведомым. В одну из таких поездок жандарм остановил Ивонн за превышение скорости. Ошеломлённая Ивонн спросила: «Но почему не его, он же был ведущим?» На что жандарм ответил: «Это же Уильямс. Мы не останавливаем Уильямса». Его слава и авторитет в Монако были непререкаемы.

Не думайте, кстати, что все эти сведения я прочёл в статье. Там была лишь короткая заметка о герое Сопротивления, которая позволила мне идентифицировать Тэмбэла как Гровера и найти сведения о нём в других источниках.

С началом Второй мировой войны Гровер вступил в SOE, Управление специальных операций, которое контролировало действия англичан на территории Франции. Гровер возглавлял одну из Парижских сетей, организовывал поставки оружия бойцам Сопротивления, эвакуацию разыскиваемых немцами, диверсии и теракты на подконтрольных фашистам заводах и фабриках. В 1943 году он всё-таки попался в местечке Оффаржи, где отсиживался после очередного удачного теракта. Его отконвоировали в Париж и долго допрашивали на авеню Фош. Он молчал. Окровавленного, изувеченного, его отправили в лагерь Заксенхаузен, где содержали в одиночке. С агентами SOE не церемонились. Давали есть раз в день, только хлеб и воду. Ежедневно допрашивали, били, выворачивали суставы, прижигали кожу, выкручивали пальцы. А они молчали. Гровер каждый день видел смерть на трассе, что ему какие-то немцы. В соответствии с официальными немецкими документами его казнили в период между 18 и 23 марта 1945 года, всего за полтора месяца до победы. Как — неизвестно. Может, расстреляли. Может, повесили. Может, отправили в газовую камеру.

Но слишком уж ровно сходился пазл, слишком гладко. Потому я не мог поверить в смерть Гровера. Я рассматривал его довоенные фотографии (в газетах их было достаточно, потому что его гоночная слава вышла за пределы Европы, и он появлялся даже в американских изданиях) и видел в каждой черте — Тэмбэла. Того самого Тэмбэла, который приехал в наш город в мае сорок шестого в поисках человека, которого ненавидел. Тэмбэла, который великолепно разбирался в механике, водил машину с безумной скоростью, неплохо рисовал и был покрыт, точно татуировкой, системой шрамов, полученных в концлагере.

Впоследствии мы посылали друг другу и другие открытки, помимо уже упомянутых. Последняя пришла от него в восьмидесятом — он рассказывал о том, как плохо ему без супруги, безвременно ушедшей за семь лет до этого. Тэмбэл умер год назад, в восемьдесят третьем, я уже говорил об этом. Его сбила машина в Ажене — я нашёл об этом упоминание на последней полосе местной газеты, которую привозили специально для меня из далёкого французского города. Привозили именно для того, чтобы я мог рано или поздно найти некролог и рассказать эту историю.

В этом-то и вся соль.

Я одержал победу над Джорджем Тэмбэлом, я стал единоличным триумфатором этой гонки, главной в его жизни. Я знаю, кто он на самом деле, я знаю, как сложилась его жизнь, и я знаю, что пережил его. Он же все эти годы ошибался.

Он, агент британской разведки, могучий человек, победивший смерть, так и не сумел угадать в простом американском автомеханике своего главного врага — оберштурмбанфюрера СС Генриха Кальцена.

Guten Tag. Das bin ich.

***

Я уже не боюсь преследования. Когда эта история попадёт в печать, меня не будет. Даже если меня вычислят, что мне терять? Я прожил долгую и счастливую жизнь, пусть и под чужим именем; у меня было всё, что я хотел. Я достаточно пожил, чтобы позволить себе бросаться жизнью, как ненужным тряпьём.

Вначале Тэмбэл действительно мастерски следил за мной, и мне не удавалось в полной мере замести следы. Имитация акцентов (при том, что по-английски я говорил в совершенстве), растворение в толпе — ничего не помогало. И я понял, что единственный способ уйти от дотошного агента — это сымитировать собственную смерть. Причём желательно, чтобы «убийцей» стал он сам.

У меня был примерно месяц форы — и этого времени хватило. Если бы Тэмбэл взял кирку и разбил западную стену в моём подвале, он нашёл бы там труп Джима Мортенсена, автомеханика. С Мортенсеном я познакомился на второй день пребывания в городе и понял, что мне сказочно повезло. Мортенсен был немного похож на меня, одинок, и за некоторое время до нашего знакомства решил продать свою автомастерскую, уволив всех работников. За неделю тесной «дружбы» я выяснил у Джима всё, что нужно, а потом задушил его струной и замуровал в подвальной стене. Его тело и по сей день там. Вы спросите — каково это, жить бок о бок с трупом? Я отвечу: никаких отличий от жизни без трупа.

Из родственников у Мортенсена была мама, которая жила в другом городе. Я честно писал ей по письму в неделю, копируя обороты и почерк из прежних писем Джима (у него была целая стопка неотправленных черновиков). Близко его знало в городе всего несколько человек. Русский сосед Владимир удачно уехал (про него мне рассказал сам Джим, когда был жив), один из бывших работников мастерской погиб под колёсами неизвестной машины (моей, конечно), ещё пара человек тоже безвременно ушла в небытие. Для надёжности на всех документах, где имелась фотография Джима, я разместил свою, даже права переделал. Подделка документов — что может быть проще для подготовленного человека?..

Когда появился Тэмбэл, я уже был готов. Я купил пустующий дом около мастерской, спрятал на чердаке письма ко мне от Ирмы и других женщин, обставил жилище скупо, точно для временного местопребывания. Самое главное — я нашёл человека, который мог бы сыграть меня.

Это был безработный актёр по имени Ричард Бир, простой малый, подрабатывающий чёрт-те чем. Тридцать долларов в день были для него невозможной, запредельной суммой. За такие деньги он был готов удавиться. А деньги у меня были — я вывез из Германии достаточно драгоценностей, чтобы безбедно существовать всю оставшуюся жизнь. Плюс в некоторых европейских банках у меня были счета на предъявителя, их я забрал уже в пятидесятые.

Работа у Бира была простая: жить в доме, читать газеты и книги, заказывать еду, никогда, за исключением редких пасмурных дней, не появляться на улице. Мы заключили договор на полгода. Полгода взаперти за пять тысяч триста долларов, да ещё и с оплатой всех расходов? Конечно, он был согласен и даже счастлив. Когда Тэмбэл принёс направленный микрофон, я испугался. С тех пор Биру было запрещено даже бормотать что-то вслух, а по телефону велено было говорить с акцентом (как выглядит немецкий акцент, я ему показал, всё-таки он был каким-никаким актёром).