Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе - Жюль Габриэль Верн

Какие-то смутные предчувствия волновали Герберта, и он несколько раз порывался пойти навстречу Набу. Но Пенкроф убеждал его, что это совершенно бесполезно: в такой темноте да еще в такую ужасную погоду невозможно найти Наба, и лучше всего подождать его в убежище. Если завтра утром негр не вернется, то Пенкроф без всяких разговоров пойдет вместе с Гербертом разыскивать Наба.

Гедеон Спилет поддержал моряка, говоря, что им не следует разлучаться, и Герберту пришлось отказаться от своего намерения, но сделал он это с горестью, из глаз его покатились слезы.

Журналист не мог удержаться и поцеловал великодушного юношу.

Тем временем действительно разыгралась непогода. С дикой силой налетели порывы юго-восточного ветра. В темноте слышно было, как море, где наступил тогда отлив, ревело и билось вдали от берега, у первой полосы рифов. Подхватывая струи дождя, шквал дробил их в водяную пыль и мчал в пространство облаком холодной влаги. По берегу словно ползли клочья седых туманов; море с таким грохотом перекатывало камни, как будто кругом одну за другой опрокидывали телеги, груженные булыжниками. Поднимая целые тучи песку, ветер смешивал их с потоками ливня, и выдержать его напор было невозможно. Воздух был насыщен песочной и дождевой пылью. Ударяясь о прибрежный гранитный вал, ветер кружился вихрем, не находя себе иного выхода, с бешеной силой врывался в ущелье, откуда вытекала речка, и с диким воем гнал вспять ее вздувшиеся воды. Неистовые порывы ветра то и дело забивали обратно в узкую щель, служившую дымоходом, весь дым от очага, и в коридорах Трущоб нечем было дышать.

Поэтому Пенкроф, как только тетерева изжарились, погасил костер и, оставив лишь несколько тлеющих углей, прикрыл их золой.

В восемь часов вечера Наб еще не вернулся, но теперь вполне можно было предположить, что его задержала буря, что ему пришлось искать себе пристанища в какой-нибудь пещере и он пережидает, когда кончится непогода, или просто хочет дождаться рассвета. Нечего было и думать идти ему навстречу.

Ужин состоял только из одного блюда — жареной дичи. Все отдали ему честь, тем более что мясо тетеревов славится своим превосходным вкусом. После долгой охотничьей экспедиции Пенкроф и Герберт сильно проголодались и ели теперь с волчьим аппетитом.

Поужинав, каждый устроился в том самом углу, где спал накануне; первым, конечно, заснул юный Герберт, прикорнув возле моряка, который расположился у костра.

Потекли ночные часы; буря все усиливалась и с грозной силой бушевала во мраке. Налетел ураган, похожий на тот, который унес пленников из Ричмонда и забросил их на эту землю среди Тихого океана. Над его бескрайней ширью нет преград для ярости ветров; бури, очень частые в пору равноденствия, свирепствуют там на полной воле, творя жестокие бедствия! Вполне понятно, что берег, обращенный к востоку, то есть как раз навстречу порывам урагана, принимал на себя все его удары, и самые яркие описания не могут передать, с какой невероятной силой он бросался в наступление на землю.

К счастью, нагромождение скал, образовавшее Трущобы, держалось прочно. По даже среди этих огромных каменных глыб иные, наименее устойчивые, казалось, слегка покачивались.

Пенкроф заметил это: приложив ладони к гранитной глыбе, он почувствовал, что она чуть-чуть колеблется. Но он успокаивал себя, справедливо рассуждая, что бояться нечего, ибо это импровизированное жилище не рухнет. Однако он слышал, как грохочут камни, которые ветер сбивал с края верхнего плато и гнал по склону до самого моря. Иногда срывавшиеся камни падали на скалы, служившие Трущобам кровлей, и если они летели отвесно, то, ударяясь о гранит, разбивались на мелкие осколки. Два раза моряк вставал и, хватаясь за стенку каменного коридора, добирался до выхода — посмотреть, что там творится. Но обвалы были незначительны, они не представляли никакой опасности, и Пенкроф, возвратившись на свое место, снова ложился около очага, где под слоем пепла тихо потрескивали раскаленные угли.

Несмотря на свирепый ураган, вой ветра и грохот обвалов, Герберт спал крепким сном. Задремал, наконец, и Пенкроф, привыкший в своей жизни ко всяким бурям. Только Гедеон Спилет не мог заснуть. Он корил себя, зачем не пошел вместе с Набом. Мы уже говорили, что надежда не оставляла Спилета. Предчувствия, волновавшие Герберта, волновали и его самого. Он все думал о Набе. Почему Наб не вернулся? И журналист в тревоге ворочался с боку на бок на своем песчаном ложе, едва замечая битву стихий. Иногда усталость брала свое, на мгновение его отяжелевшие веки смыкались, но тотчас же какая-нибудь мысль, промелькнувшая в голове, будила его, и он открывал глаза.

Время шло. Было, вероятно, уже два часа ночи, как вдруг Пенкрофа, заснувшего крепким сном, кто-то встряхнул за плечо.

— Что? Кто тут? — вскрикнул Пенкроф, мгновенно проснувшись, как это и подобает истому моряку.

Журналист, наклонившись к нему, сказал вполголоса:

— Прислушайтесь, Пенкроф, прислушайтесь!

Моряк насторожился, но ничего не услышал, кроме завываний ветра.

— Ветер воет, — сказал он.

— Нет, — возразил Спилет, напряженно вслушиваясь. — Я как будто слышал…

— Что слышали?

— Лай собаки.

— Лай собаки? — воскликнул Пенкроф и тотчас вскочил на ноги.

— Да, да… Лай собаки…

— Нет, какое там!.. Да и буря так ревет… Разве услышишь?

— Постойте. Опять лает! — Слушайте… — быстро проговорил журналист.

Пенкроф весь обратился в слух, и действительно, в мгновение затишья как будто услышал донесшийся издали лай собаки.

— Ну что? — прошептал журналист, крепко стиснув Пенкрофу руку.

— Да, да! — ответил Пенкроф. — Это Топ лает!

— Топ! — воскликнул проснувшийся Герберт, и все трое бросились к выходу из Трущоб.

Вокруг царила непроглядная тьма. Море, небо, земля были неразличимы в этом черном мраке. Казалось, в мире нет ни единой искорки света.

Выбраться наружу стоило великого труда. При каждой попытке ветер отбрасывал их назад. Наконец удалось побороть порыв ветра, но, чтобы удержаться на ногах, пришлось прислониться к скале. Они молча смотрели друг на друга, разговаривать было невозможно.

Несколько минут Гедеон Спилет и оба его спутника не могли ступить ни шагу — шквал словно пригвоздил их к скале, все трое промокли до нитки, песок слепил глаза. И вдруг в краткое мгновение затишья они явственно услышали отдаленный лай собаки.

Так лаять мог только Топ! Но прибежал ли верный пес один или кто-нибудь был с ним? Вероятно, один — ведь если бы вместе с ним шел Наб, он, несомненно, поспешил бы вернуться в Трущобы.