Сочинения - Уильям Теккерей

Злополучный конокрад был когда-то зажиточным фермером, но он пристрастился к вину и картам, стал завсегдатаем скачек и петушиных боев эти пороки своего века молодой священник обличал с благородным негодованием. Затем он стал браконьером, а затем начал красть лошадей, за что и поплатился. Служитель божий быстро набросал выразительные и страшные картины этих сельских преступлений. Он потряс своих слушателей, показав, как Око Закона следит за браконьером в полночный час и как расставляет ловушки, чтобы поймать преступника. Он проскакал с ним на украденной лошади по дорогам и лугам из одного графства в другое, но показал, что возмездие гналось за злодеем по пятам, настигло его на деревенской ярмарке, поставило перед судьей и не размыкало его оков, пока он не сбросил их у подножия виселицы. Да смилуется небо над несчастным грешником! Священник разыграл эту сцену в лицах. Он склонялся к уху преступника в позорной повозке. Он уронил свой платок на голову причетника. Когда платок упал, Гарри вздрогнул и подался назад. Священник говорил двадцать с лишним минут. Но Гарри готов был слушать его хоть час, и ему показалось, что проповедь длилась не более пяти минут. Знатному семейству она доставила большое удовольствие. Раза два Гарри, поглядев на скамью слуг, замечал, что они слушают очень внимательно, а особенно его собственный лакей, Гамбо, на чьем лице была написана величайшая сосредоточенность. Однако домотканые куртки остались равнодушны и вышли из церкви как ни в чем не бывало. Дедушка Браун и бабушка Джонс слушали проповедь с полным безразличием, а розовощекие деревенские девицы в красных накидках хранили под своими чепчиками самое невозмутимое спокойствие. Милорд со своего места слегка кивнул священнику, когда голова и парик этого последнего вознеслись над краем кафедры.

– Наш Самсон сегодня был в ударе, – сказал его сиятельство. – Он с большой силой сокрушал филистимлян.

– Прекрасная проповедь! – отозвался Гарри.

– Ставлю пять против четырех, что он уже произносил ее во время судебной сессии. Он ведь ездил в Уинтон служить, а заодно посмотреть собак, – вмешался Уильям.

Под звуки органа маленькая паства вышла из церкви на солнечный свет. Только сэр Фрэнсис Эсмонд, совр. е. в. Иакова I, все еще преклонял колени на мраморной подушке перед своим каменным молитвенником. Мистер Сэмпсон вышел из ризницы, уже сняв облачение, и поклонился господам из замка, задержавшимся на своем возвышении.

– Приходите рассказать про собак! – крикнул мистер Уильям, и служитель божий, смеясь, кивнул в знак согласия.

Джентльмены вышли в галерею, которая соединяла их дом с храмом, а мистер Сэмпсон прошел через двор и вскоре присоединился к ним. Милорд представил его своему виргинскому кузену, мистеру Уорингтону. Капеллан отвесил ему низкий поклон и выразил надежду, что добродетельный пример его европейских родственников принесет мистеру Уорингтону немало пользы. А не состоит ли он в родстве с сэром Майлзом Уорингтоном из Норфолка? Сэр Майлз старший брат отца мистера Уорингтона. Какая жалость, что у него есть сын! Такое отличное имение – а мистер Уорингтон, наверное, не отказался бы от титула баронета, да и от прекрасного поместья в Норфолке тоже.

– Расскажите мне про моего дядю! – воскликнул виргинец Гарри.

– Расскажите нам про собак! – одновременно с ним потребовал англичанин Уилл.

– Двух таких развеселых собак и пьяниц, не при вас будь сказано, мистер Уорингтон, как сэр Майлз и его сын, я в жизни не видывал. Сэр Майлз всегда был добрым другом и соседом сэра Роберта. Он способен перепить кого угодно в графстве, кроме собственного сына и еще двух-трех человек. Что же до тех собак, которые столь занимают мистера Уильяма, ибо господь создал его добычей собак и всяческих птиц, точно греков в «Илиаде»…

– Я знаю эту строку из «Илиады», – перебил Гарри, покраснев. – Всего я их знаю шесть, но эту как раз знаю.

Голова его поникла. Он думал: «А мой милый брат Джордж знал всю «Илиаду» и всю «Одиссею», не говоря уж о прочих книгах, какие только были написаны».

– О чем, ради всего святого (только он упомянул тут нечто совсем противоположное), вы разглагольствуете? – осведомился Уильям у его преподобия.

Капеллан тотчас заговорил о собаках и о их качествах. По его мнению, собаки мистера Уильяма без труда могли с ними потягаться. G собак они перешли на лошадей. Мистер Уильям чрезвычайно интересовался состязанием шестилеток в Хантингдоне.

– Узнали что-нибудь новенькое, Сэмпсон?

– На Бриллианта ставят пять против четырех, – многозначительно ответил тот. – Однако Ясон – отличная лошадь.

– А кто хозяин? – спросил милорд.

– Герцог Анкастерский. Сын Картуша и Мисс Лэнгли, – пояснил священник. – А у вас в Виргинии бывают скачки, мистер Уорингтон?

– Еще бы! – воскликнул Гарри. – Но мне очень хотелось бы посмотреть настоящие английские скачки.

– А вы… вы немножко играете? – продолжал его преподобие.

– Случалось, – ответил Гарри с улыбкой.

– Ставлю на Бриллианта один к одному против всех остальных. Из двадцати пяти фунтов, идет, кузен? – поспешно предложил мистер Уильям.

– Я готов поставить на Ясона или против него три против одного, сказал священник.

– Я никогда не ставлю на незнакомых лошадей, – ответил Гарри, удивляясь словам священника: он еще не забыл, о чем тот проповедовал всего полчаса тому назад.

– Так напишите домой, спроситесь у маменьки, – насмешливо процедил мистер Уильям.

– Уилл, Уилл! – остановил его милорд. – Кузен Уорингтон волен заключать или не заключать цари, как ему заблагорассудится. Будьте осторожны с ними обоими, Гарри Уорингтон. Уилл – старый мошенник, хоть он и молод, а что до преподобного Сэмпсона, то пусть-ка враг рода человеческого попробует одержать над ним верх!

– И он, и все присные его, милорд, – с поклоном добавил мистер Сэмнсон.

Упоминание о его матери уязвило Гарри.

– Вот что, кузен Уилл, – сказал он. – Я имею обыкновение сам решать, как мне поступить, и помощи в этом ни у каких дам не прошу. И я привык делать ставки по моему собственному выбору, и мне, спасибо, не требуются для этого никакие родственники. Но раз я ваш гость и вам, без сомнения, хотелось оказать мне любезность, то я принимаю ваше пари… вот! По рукам!

– По рукам, – сказал Уилл, глядя в сторону.

– И, конечно, кузен, вы предложили мне обычную ставку, ту, которая дается в газете?

– Нет, – пробурчал Уилл. – На него ставят пять против четырех, что есть, то есть, и пусть будет так, коли вам угодно.

– Зачем же, кузен! Пари – это пари. Ваше пари я также принимаю, мистер Сэмпсон.

– Я предложил три к одному против Ясона. Идет! – сказал мистер Сэмпсон.

– Тоже из двадцати пяти фунтов, господин капеллан? – осведомился Гарри с величественным видом, словно у него в карманах было все золото Ломбард-стрит.

– Нет-нет. Тридцать фунтов против десяти. Куда уж бедному служителю божьему выигрывать больше.

«Вот я и распрощался со значительной частью тех ста фунтов, которые были даны мне на первые три месяца, – подумал Гарри. – Но не мог же я допустить, чтобы эти англичане вообразили, будто я их боюсь. Начал не я, но я поддержу честь Старой Виргинии и не пойду на попятный».

Когда все пари были заключены, Уильям Эсмонд, насупясь, отправился на конюшню, где любил выкурить трубку в обществе конюхов, а энергичный пастырь удалился, чтобы приветствовать дам и вкусить от воскресного обеда, который должны были подать незамедлительно. Лорд Каслвуд и Гарри остались вдвоем. За все время пребывания виргинца под его кровом милорд не сказал с ним и двух слов. Держался он с ним дружески, но был всегда так молчалив, что нередко вставал после обеда со своего места во главе стола, ни разу ни с кем не заговорив.

– Полагаю, ваше имение находится теперь в цветущем состоянии? – спросил милорд у Гарри.

– По размерам оно, пожалуй, не уступит иному английскому графству, ответил Гарри. – А земля к тому же очень плодородная и годится для многого.

Гарри не желал дать в обиду ни Старое Владение, ни свою долю в нем.

– Неужели! – произнес милорд удивленно. – Когда это имение принадлежало моему отцу, оно не приносило больших доходов.

– Прошу прощения, милорд! Вам ведь известно, почему оно принадлежало вашему отцу, – воскликнул Гарри с жаром. – Потому лишь, что мой дед не пожелал потребовать того, что принадлежало ему по праву.

– Разумеется, разумеется, – поспешно вставил милорд.

– Я хочу сказать, кузен, что мы, члены виргинской ветви нашего дома, ничем вам не обязаны, – продолжал Гарри Уорингтон. – Ничем, кроме благодарности за гостеприимство, которое вы мне сейчас оказываете.

– Оно полностью к вашим услугам, как и виргинское поместье. Предложенные вам пари были для вас как будто неприятны?

– Да, пожалуй, я немного обиделся, – ответил юноша. – Видите ли, ваше гостеприимство не похоже на наше, совсем не похоже! Дома мы бываем рады гостю, протягиваем ему руку и предлагаем все лучшее, что у нас есть. А вы тут принимаете нас, не скупитесь на говядину и кларет – что правда, то правда, – но не радуетесь, когда мы приезжаем, и не огорчаетесь, когда мы уезжаем. Вот о чем я все время думал, находясь в доме вашего сиятельства, и не мог не высказать это сейчас, так мне было тяжело, а теперь, когда я выговорился, у меня стало легче на душе. – Тут смущенный и взволнованный юноша послал бильярдный шар через весь стол, засмеялся и посмотрел на своего родственника.