Принц и пилигрим - Мэри Стюарт

На сей раз это не были воины короля: на табурете, прислонясь спиной к стене, сидел мальчик. Он клевал носом, но когда из-за поворота лестницы появился Александр, он, вздрогнув, очнулся и вскочил на ноги. Принц узнал его: это был паж по имени Грегори, тот самый, который первый рассказал ему о «советах» и о том, что слугам королевы никого не велено пускать туда, кроме немногих избранных.

Однако с тех пор прошло немало времени, и теперь все в замке, не говоря уже о собственном паже Морганы, должны понимать, что Александр тоже относится к привилегированным. Он с улыбкой кивнул мальчику и заговорил, понижая голос:

— Твоя госпожа держит здесь сегодня совет, я прав, Грегори? Открой мне или, если хочешь, ступай и объяви о моем приходе.

Мальчик не двигался, прижавшись спиной к двери:

— Простите, сэр, я не могу.

— Как это — не можешь? — В голосе Александра послышалось раздражение. — Даже не можешь войти внутрь и спросить? Конечно, после столького времени…

— Простите меня, сэр, но мы выполняем полученные распоряжения. Никого не пускать, никого, за исключением членов совета. Я же говорил вам, сэр. Я не осмелюсь…

— Но то было давно! Ты ведь уже, конечно, знаешь, что я пользуюсь доверием королевы!

— Но не в совете, сэр. Вы же не из ее собственных людей.

— Ее собственных людей? Каких людей?

— Ну, я не могу сказать, сэр, но тех, которые всегда были рядом. Которые приехали с нею из Каэр-Эйдина и которые поедут с нею в Кастель-Аур, когда придет час.

— Я тоже поеду с ней в Кастель-Аур! — воскликнул Александр раздраженно.

До сих пор это не приходило ему в голову. По правде говоря, он вообще не думал о будущем: ни о чем, за исключением восторгов настоящего. Если бы ему задали вопрос, он бы, без сомнения, понимая, что роман с прекрасной королевой не может длиться вечно, признал бы, что однажды ему придется сесть на коня и ускакать — и, конечно, не к предполагаемому заточению в Кастель-Ауре, а чтобы выполнить поручение королевы, на которое она намекала. А потом он вернется к обычной жизни и продолжит прерванное путешествие в Камелот…

— Сегодня утром королева сказала, что я могу быть ей полезен, — резко произнес Александр, — Если это не означает, что я могу участвовать в совете…

— Простите…

Вид у мальчика был испуганный. Он уперся лопатками в дверь, в то время как принц нависал над ним во весь свой высокий рост, но продолжал говорить полушепотом, и это заставило Александра осознать, что слуг Морганы нелегко заставить ослушаться ее приказов.

— Простите, — повторил паж одними губами, — я не могу, господин, я правда не могу! Она ничего мне про вас не говорила, и всем остальным тоже, а она… Мой господин, я не осмелюсь пойти против ее воли! Возможно… возможно, когда вы увидите ее завтра утром, вы спросите ее об этом сами?

Александр отступился.

— Ладно. Успокойся, я не сержусь. Ведь ты всего лишь выполняешь свои обязанности. Верно, королева позабыла отдать тебе соответствующие распоряжения. Я поговорю с нею завтра. Доброй ночи.

И, призвав на помощь все свое достоинство, Александр улыбнулся мальчику и направился обратно в свою пустую спальню, так ничего толком не разузнав, однако успокоенный в одном отношении: рассказ о срочно собранном совете был правдой, а не предлогом, чтобы изгнать его с королевского ложа. И конечно, королева не оставалась наедине с Ферласом.

Несомненно, он увидит Моргану утром и узнает, что значили ее намеки на службу, которую он может ей сослужить, и попросит — со всей настоятельностью, — чтобы она допустила его в свой круг и в свой совет — которые очевидным образом значили для нее больше, чем любовник.

Александр скинул одежду, выпил лекарство, оставленное Питером, а затем с ним произошло то, что, по мнению Морганы, должно было случиться с ним уже несколько часов назад: он провалился в сон без сновидений.

Солдат короля, вернувшись к двери королевской опочивальни, прошептал своему сотоварищу:

— Нет, он не из них. Малыш Грегори не пустил его внутрь. Я предположил бы, что он ничего не знает.

— Мы так и думали. Вот беда какая!

— Как-нибудь переживет и заодно ума-разума наберется. — Лукавая ухмылка стража позабавила бы Моргану и не на шутку разозлила бы Александра. — Ведь ты не станешь отрицать, что она лакомое блюдо!

— Пока еще он не увяз слишком глубоко, — ответил ему старший товарищ, — Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать? Он моему сыну ровесник, может, чуть помладше.

— Не увязнет. Мальчик, конечно, ничего, кроме постели, еще не видит, но не зря же она держит его подальше от всяких советов и прочего. Попомни мои слова!

— Я верю тебе. Но приглядеть за ним все равно не мешает.

— Тсс! Кажется, это она идет. Смотри-ка, тоже одна-одинешенька!

— Он же устал как собака. Едва на ногах стоял, когда добрался в замок, а потом они целых три часа говорили после обеда. Мы еще увидим их завтра вместе, пари держу.

На сей раз они говорили не об Александре.

Глава 27

— Королева Островов? — переспросил Александр.

— Да, так она себя называет. — Если бы Моргана не была королевой, ее тон можно было бы назвать ядовитым, — И пусть еще будет довольна, что выскочила замуж за этого мелкого королька, — ведь она была любовницей Мерлина боги знают сколько лет, а он ей в деды годился!

Александр и Моргана сидели вдвоем в опочивальне королевы — обители блаженства. Граф Ферлас, отдохнув в замке пару дней, уехал к себе домой, увозя своей матери печальную весть о смерти брата, и с той поры королева прилагала все усилия, чтоб излечить душевные раны, нанесенные ее молодому любовнику, и чтобы показать ему, что между ними ничего не изменилось. Пока Ферлас гостил в замке, Александру пришло в голову, что беседы графа и королевы Морганы затягивались что-то чересчур надолго, даже если им и в самом деле многое надо было обсудить.

Но хотя Александр не признавался в этом самому себе, он был рад отдохнуть от необходимости вечно ходить перед королевой на задних лапках и от еще более изнурительных занятий любовью.

Но тем не менее, когда королева позвала его, Александр с готовностью повиновался. Он нашел Моргану в ее покоях. Та в одиночестве сидела возле окна, выходившего на юг: из него открывался вид на речную долину. Ему дозволили поцеловать лишь руку, не более, и, поднявшись с колен, юноша увидел, что прекрасное лицо королевы омрачает тень беспокойства.