Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта - Марсель Брион

Шествие быков было таким желанным и долгожданным развлечением, что в изданной в 1812 году книге под названием Комическое повествование о венском предместье[67] в описании веселого спора двух друзей о преимуществах городских кварталов, в которых они живут, житель предместья, через которое проходит Венгерская улица, упоминает именно марш быков как наиболее приятную особенность и достоинство своего квартала. Каждый раз при повторении этого, казалось бы, банального события люди в предвкушении развлечения покидали свои прилавки и станки, надевали праздничную одежду и отправлялись смотреть, как гонят на убой животных, с тайной надеждой на то, что этому удовольствию придаст новую остроту какой-нибудь беспорядок или происшествие.

Нам как-то трудно поверить, чтобы такая добродушная, милая и добрая публика, как население Вены, могла находить удовольствие в созерцании диких, кровавых сцен, в которые слишком часто превращался проход быков по городу. Однако среди этих добрых, вполне мирных и доброжелательных людей было немало и тех, кто любил смотреть на казни, и то же самое происходило в Лондоне и Париже, где среди любителей подобных зрелищ было достаточно горожан, не слывших ни дикими, ни жестокими.

Когда придворные дамы спорили за место, чтобы увидеть четвертование Дамьена,{28} или когда буржуа из Сити платили очень дорого за стул, на который можно было встать, чтобы лучше разглядеть, как повесят человека, укравшего носовой платок, никто особенно не осуждал ни Францию, ни Англию XVIII века. В любой толпе, к какой бы расе она ни принадлежала и каким бы ни был ее родной город, живет звериный, садистский инстинкт, требующий подобных зрелищ. В Вене вплоть до конца XVIII века даже существовал специальный театр, куда люди ходили, как в римские цирки, смотреть на звериные бои между волками, медведями и львами, раздиравшими друг друга на куски к вящему удовольствию черни. Когда этот театр, по счастью, сгорел, император Франц I запретил его восстанавливать, дабы искоренить, как он сказал, «этот жестокий и позорный обычай». Вполне признавая его правоту, народ тем не менее запротестовал и выразил свое недовольство, возможно потому, что речь шла об очень старинном обычае, восходившем к Средневековью, а то и к древней Виндобоне, и народ настолько свыкся с ним, что никто уже не усматривал в нем жестокости.[68]

Бои быков, собачьи, петушиные бои, вечера смертоносной американской борьбы «кэтч» — какая страна и какая эпоха могли бы считать себя в этом выше и цивилизованнее венцев XVIII столетия?! А если бы какой-нибудь антрепренер массовых зрелищ, потеряв всякий стыд, решил организовать сегодня бои гладиаторов, разве он не получил бы на этом баснословных доходов?

Как бы то ни было, венцы также с удовольствием любовались экзотическими животными в различных зоологических садах Вены. Когда давались представления в зверинцах, отчеты о них печатались в театральных газетах наряду с рецензиями на новые оперы и модные комедии. Зверинцы обычно располагались вдоль Егерцайле, где красовались их афиши, сулившие зевакам златые горы. Какой-то дрессировщик из Аугсбурга привез в 1812 году «школу обезьян-гимнастов», которыми долго и бурно восхищались горожане. В соседнем балагане можно было посмотреть на обезьяну, которая, потанцевав на канате, играла на различных музыкальных инструментах и умела переходить «от престо к пиано и обратно», когда ее об этом просили. Вена также некоторое время восторгалась ученым зайцем, так хорошо обученным преодолевать свойственную ему пугливость, что он не моргая смотрел в дула нацеленных на него пистолетов и ухом не вел, когда их разряжали над ним со страшным грохотом.

Самой большой сенсацией из мира редких и удивительных животных стал в 1828 году жираф, подаренный императору вице-королем Египта. С того дня, когда это животное погрузили на борт корабля в Александрии, венские газеты ежедневно осведомляли своих читателей обо всех деталях путешествия. Не обошлось без некоторой тревоги, когда Театер Цайтунг от 3 июля 1828 года опубликовала «бюллетень о состоянии здоровья» в следующих выражениях: «Загребская газета сообщает, что, согласно официальным сообщениям, прибытие жирафа в Фиуме в назначенный день не состоится, так как судно задержано штормом. По получении новых сведений мы немедленно проинформируем наших читателей». Когда жираф наконец комфортабельно обосновался в Шенбруннском зверинце, буржуа и народ спешили им полюбоваться, а ученые стали исследовать вопрос о том, как называлось это животное в Древнем Египте. Если верить доктору Людвигу Фитцингеру, жираф — это библейский «цамер»… В течение нескольких лет все в Вене делалось «а ля жираф»: прически, шарфы… Изображение жирафа фигурировало на табакерках, на перчаточных коробках, на эмалевых гнездах ювелирных колец; завладели им и актеры, которые в то время исполняли обязанности шансонье. Раймунд сочинил на эту тему комедию, а изобретательный владелец крупного бального зала На голубом винограднике организовал «балы жирафа», на которых танцевали новый галоп, названный соответственно «галоп жирафа», с участием не расстававшегося со своим кальяном араба в тюрбане и в туфлях без задника и каблука, сопровождавшего жирафа в пути из Каира в Вену. Он стал очень модной личностью, и его наперебой старались залучить к себе буквально все развлекательные учреждения. В память о «празднике жирафа» владелец Виноградника Перль дарил дамам букеты, в которых помещался сахарный жираф, его можно было либо съесть, либо благоговейно хранить в качестве сувенира, по усмотрению счастливицы.

Любовь к редким животным была одной из самых старых и самых свято соблюдавшихся венских традиций. Император Максимилиан устроил в построенном им замке Эбельсдорф огромный птичник для фазанов и сад для диких баранов со скалами, на которые эти животные карабкались, совсем как в нынешних зоопарках. В 1552 году император подарил венцам небывалое, чудесное зрелище — торжественное явление слона. Это событие прославили ученые и поэты, и память о нем была увековечена на многих домах, выбравших слона в качестве символа. Последнее заведение У Слона на Грабене было разрушено в 1865 году, как сообщает нам Фридрих Райхсль в своем бесценном труде Вена времен бидермайера, на который постоянно ссылаются историографы Вены. Одновременно со слоном венцам были представлены «индийские вороны», которые оказались не чем иным, как попугаями, привезенными из Америки испанцами.

В какую эпоху начали заселять окружавшие город рвы оленями, быками, не говоря уже о разных видах рыб, а в тщательно изолированных котлованах разводить медведей, тигров и львов? Этот обычай восходит, вероятно, к тем временам, когда владельцы замков, не имея возможности заполнить окружавшие их укрепления рвы водой, размещали там в качестве часовых хищных зверей, которые должны были оповещать солдат о случайном ночном нападении. В составе обслуживающего двор персонала содержались на постоянном жалованье дрессировщики обезьян, учителя, обучавшие попугаев пению и декламации, и даже один «мойщик львов». Порой случались несчастья, когда неосторожные подходили к клеткам зверей слишком близко. В памяти венцев сохранилась трагедия, случившаяся с девушкой, которую прозвали «невестой льва». Это произошло в зверинце Бельведерского замка, принадлежавшего победителю турок принцу Евгению.[69] У человека, обслуживавшего львов, была дочь, которая ежедневно приносила еду своему любимому льву. В день своей свадьбы она вошла в клетку в подвенечном одеянии, с миской в руке. Хищник внезапно набросился на нее и разорвал на части либо потому, что не узнал ее в никогда не виданной им одежде, либо — и этой версии, подсказанной народной сентиментальностью, видимо, отдавали предпочтение — потому, что считал свою юную хранительницу собственной невестой и предпочел скорее убить ее, чем увидеть в объятиях чужого мужчины.

Созданный в 1752 году в Шенбруннском парке зоологический сад был сразу же открыт для жителей Вены, восхищению которых не было предела. Зверинец, приобретенный у некоего итальянца Альби, и дары иностранных монархов превратили этот зоосад в одну из самых значительных достопримечательностей города. По воскресеньям венцы целыми семьями устремлялись к замку с корзинками провизии, устраивали пикники в аллеях и на лужайках и ходили по павильонам, полным удивительных зверей. Автор Писем Айпельдауэра, шутник и остроумец Йозеф Рихтер, в очаровательно иронической манере рассказывающий на венском диалекте о достопримечательностях города, не упускает из виду и этих воскресных экскурсий в императорский зверинец. Он живописует читателю «двух обезьян, которые сидят на палке в окружении других им подобных, созерцающих с раскрытыми ртами эту пару весь день, с утра до вечера», «гигантских птиц [вероятно, страусов], чьи головы на длинных шеях возвышаются над головой моей супруги; на своих босых ногах они горделиво прогуливаются перед зрителями, как знатные дамы в большой аллее парка». В корзинку с едой венцы не забывали положить бутылку вина и большую краюху хлеба для слона, орехи и яблоки для попугаев и обезьян, корм для рыб, птиц и медведей.