Пещера Черного Льда - Джулия Джонс

— Эффи, надень капюшон.

Эффи послушалась, и они с Рейной вышли из круглого дома через боковую дверь, ведущую в обход молельни к конюшням. Всюду — на конюшенном дворе, на глиняном дворе, на выгоне и на серой каменной крыше молельни — лежал глубокий снег. Даже ручеек за березами, который Орвин Шенк прозвал Вонючим из-за желтовато-зеленой воды, струился теперь под заснеженным льдом. Снег валил без передышки семь дней — с тех пор, как Брон Хок вернулся из Дхуна.

На следующее утро после его приезда клан раскололся. Мейс Черный Град и присягнувшие ему мужчины отправились на восток разведать, что делается в доме Дхуна. Дрей тоже поехал, и Эффи это тревожило. Райф вместе с Шором Гормалином и другими подался в клан Гнаш узнать все, что можно, у тамошнего вождя: Гнаш граничил и с Черным Градом, и с Дхуном. Много мужчин выехали в дозор на юг и на восток, и всех подданных клана созвали в круглый дом, чтобы защищать его в случае нападения. И Мейса, и Шора ожидали со дня на день. Когда они вернутся, состоится совет, на который будут допущены только полноправные кланники.

Эффи полагала, что там-то Мейса и сделают вождем.

— Не стой столбом, Эффи Севранс, — сказала Рейна, направляясь по проторенной в снегу тропке на конюшню. — Поможешь мне оседлать и навьючить Милашку.

Эффи, посмотрев на выгон и низкую гряду холмов за ним, поежилась. Под снегом все казалось огромным, просто бескрайним. Не видно стало, где овечье пастбище, где коровье, где яблоневый сад Длинноголового, где Клин, — все слилось воедино.

Сердце Эффи забилось чуточку быстрее. Земля превратилась в большую белую пустыню, как те места во сне, которые тянутся и тянутся без конца.

— Ну уж нет, Эффи Севранс. — Рейна взяла ее за руку и потащила за собой. — На этот раз ты от меня не улизнешь. Тут только свежий воздух и снег — бояться нечего. И я все время буду с тобой, обещаю.

Эффи позволила довести себя до конюшни. Ей нравилось здесь, хотя и не так, как в собачьем закуте. Стены у конюшни толстые и крепкие, но кровля слишком высока, и над головой у человека остается слишком много места. Зато малый закут такой низенький, что ни один взрослый не встанет там во весь рост. Эффи усмехнулась, вспомнив, как скрючился Шор Гормалин, вытаскивая ее оттуда две недели назад. Он хороший, Шор. Он понял ее, когда она сказала, что вовсе и не убегала никуда. «Ну да, ты просто нашла укромное местечко, чтобы подумать, — сказал он. — Понятно. Я и сам иногда так делаю — только я выбираю себе уголки потеплее и не столь опасные, как собачий закут. Эти шенковы бестии способны голову отгрызть человеку».

Шенковы бестии! Улыбка Эффи стала шире. Собаки Орвина Шенка ластятся к ней, как щенки.

Видя, что она улыбается, Рейна тоже улыбнулась.

— Мы славно проведем время. Я поджарила нам ветчины с яблочной начинкой.

Эффи сразу почувствовала себя значительно лучше и принялась надевать Милашке уздечку. Она любила, когда Рейна улыбалась.

Оседлав кобылку и приторочив к ней две пустые переметные сумы, они рысцой выехали со двора. Старый лес лежал к западу от круглого дома, за выгоном и северным кряжем. Свежий снег, прихваченный ночным морозцем, хрустел под сапожками Эффи. Холод пощипывал щеки под лисьим капюшоном. Посаженные Длинноголовым деревца поблескивали, покрытые льдом.

Эффи спрятала руки в варежках под мышками. Зима в Черном Граде всегда наступает быстро. Батюшка говорил, это потому, что...

Эффи остановилась как вкопанная.

— Батюшки больше нет.

— Эффи, — тихо, словно издалека, сказала Рейна, — все хорошо, малютка. Со мной тебе нечего бояться, даю слово.

В глазах у Эффи закололо. Она поморгала, но боль не прошла. Рейна говорила что-то и сжимала ее плечо, но Эффи почти ничего не слышала и не чувствовала. Амулет нажимал на ключицу, словно палец. Батюшки больше нет. И она чувствовала неладное с того самого утра, как он уехал. Амулет сказал ей, что будет беда.

— Полезай-ка ко мне, Эффи Севранс. — Рейна подхватила ее под мышки и оторвала от земли. Небо, белое от снеговых туч, приблизилось, и Эффи плюхнулась на твердое седло. — Бери поводья, Милашка будет тебя слушаться. Правда, Милашка? — Рейна потрепала кобылку по шее.

Эффи взяла поводья, и Рейна подогнала стремена ей по росту. Амулет под тулупом и кофтой толкался, давил на кожу. Он хотел что-то сказать Эффи... как в тот день, когда батюшка уехал на Пустые Земли.

Эффи потрясла головой. Не хочет она ничего знать. Амулет всегда говорит что-то плохое, и внутри у тебя происходит что-то странное. Держа поводья левой рукой, Эффи сунула правую за пазуху и вынула камень, данный ей клановым ведуном при рождении. Один рывок — и бечевка лопнула. Даже через собачьи варежки Эффи чувствовала, что камень живой. Он не был теплым и не шевелился, но все равно толкался.

— В чем дело, Эффи? Он тебя оцарапал? — Рейна шла рядом с Милашкой, глядя на Эффи, и лицо у нее было бледное и наморщенное.

Отклонившись назад, Эффи нащупала седельную сумку и спустила камень туда, на самое дно. В животе у нее при этом защекотало. Эффи перевела дух и сказала себе, что глупо бояться какого-то камешка не больше твоего носа.

— Все хорошо, Рейна, просто мне стало холодно от него. Рейна кивнула, и Эффи сделалось скверно. Она терпеть не могла врать.

Они продолжали свой путь молча. Когда они перевалили через холм, вдоль тропы стали появляться старые вязы, дубы и березы. Их голые ветки хватались за небо при каждом порыве ветра. Бугры замерзшей смолы блестели, как глаза, а в дуплах скалились ледяные зубы.

Эффи пробрала дрожь. Она вообще-то любила старые деревья, но сегодня ей виделось только плохое: древесные грибы, разъедающие кору, склизкий зеленый мох, покрывающий стволы с северной стороны, корневицу, лезущую из земли у подножия дубов. Корни не должны показываться наружу. При взгляде на них Эффи казалось, что она видит что-то потаенное, вроде тех бледных бескрылых козявок, которые живут в половицах и стенах круглого дома.

Чувствуя, что ее сердце снова расходилось, Эффи отвела глаза в сторону. Глядя Милашке между ушей, она старалась не думать ни об амулете, лежащем на дне сумки, ни о дубовых корнях. Жаль, что на ней рукавицы, а то она потрогала бы Милашку за шею, такую теплую, мягкую и славную.

— Хорошая девочка, — шепнула Эффи, испытывая нужду услышать собственный голос. — Хорошая Милашка.

Старый лес наползает на тебя постепенно. Сначала это просто помягчевшая под ногами земля, поросль низкой ольхи и березы да ряд старых вязов. Потом из-под снега начинают проступать стебли зимнего папоротника и сухого молочая. Чуть позже появляются валуны, испещренные белым птичьим пометом и желтым увядшим мхом. Под ногами начинают хрустеть разные мертвые и замерзшие вещи, которые лежат здесь годами. Сначала слабеет свет, потом ветер. Запах сырой земли и распада усиливается. И вот, миновав еще сколько-то гнилых обломанных стволов и тонких, как нитки, ручьев, ты попадаешь в самую гущу скрипящих лип, дубов и вязов — в Старый лес.