Боги, пиво и дурак. Том 2 - Ник Гернар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твою мать! — с досадой выругалась она. — Что сегодня за день такой?..
— Это не день такой, — проговорил Эрик, который задержался вместе со мной и слышал весь наш разговор до конца.
Он указал рукой на медленно тающий туман на дороге, оставшийся после исчезновения бродяги и добавил:
— Могу ошибаться, но, похоже, только что мы говорили с Гермесом.
Глава 10. Кричание телят
Едва мы кое-как отчистили Майю, как у Берна захромала лошадь — оказалось, что она потеряла подкову с правой задней ноги. И нам пришлось тащиться к кузнецу. Да-да, по той самой дороге, которую буквально десять минут назад указал Берну бродяга! Кузнец оказался не просто ловким малым, но еще и кузеном нашего Дина, так что Майя, не дожидаясь вопроса, разрешила своему подопечному остаться с родственником и поговорить о своем семейном за кружкой пива.
— Мы за тобой на обратном пути заедем, — хмуро пообещала она.
Когда наш слегка поредевший отряд наконец-то снова тронулся в путь, девушка грустно разглядывала унылые дома по обе стороны дороги и как-то без удовольствия бубнила ругательства себе под нос не хуже моего Лёхи.
— Да не переживай ты так, — решил ее поддержать Эрик. — Я вот тоже не сразу понял, кто он. Хотя мой учитель теологии в свое время так наседал на меня с зубрежкой пантеона...
— Да просто обидно, — буркнула Майя. — Вот вечно так: терпишь, пытаешься быть хорошей... А потом сорвешься разок на босяка, который вместо простого ответа на простой вопрос вдруг какую-то невнятную околесицу нести начинает — и на тебе! Гермес, здрасьте-пожалуйста. Один вон Даня подсуетился. «Уважаемый», «будьте любезны». А другим не мог подсказать, что это — бог?
Я растерянно пожал плечами.
— Да я бы, может, и подсказал, да только сам не понял.
— Если не понял, то с чего вдруг такие любезности отвешивать начал? — рассердилась девушка.
Тут в разговор вмешалась Камилла.
— Майя, он просто попытался быть вежливым с человеком, только и всего.
— Вообще-то я подумал, что он юлит и петляет в ответах из-за того, что переживает за свое божество, а перечить вооруженным людям побаивается, — признался я. — А так я как бы в ваших пантеонах не силен. И вообще, чего ты так распереживалась? Ну да, получилось как-то немного не очень, но вроде кроме падения тебе ничего такого больше не предсказано, так что можешь уже расслабиться.
Эрик усмехнулся.
— Это же Гермес, Даня. Он хитрый и злопамятный, так что, думаю, нам всем еще что-нибудь прилетит.
— Однажды этот прохвост обиделся на моего отца, — заговорила Майя. — За то, что он промчал по луже на лошади, когда Гермес в облике пастуха сидел на обочине и ел хлеб. Тот возьми и гаркни в след, мол, чтоб ты подметки потерял, торопыга эдакий. И знаете что было потом? У отца после того дня с обувью просто какая-то напасть стала. Он если ехал куда-то надолго по делам, всегда потом брал с собой запасную обувь. Всех сапожников в округе знал лично! Он сначала не понял, отчего ему так не везет, пока жрец в каком-то храме не подсказал, что на нем, оказывается, проклятье. Пришлось проводить обряд очищения. С тех пор я всегда очень вежлива с пастухами.
— Ну, теперь еще и с нищими бродягами будешь, — улыбнулся я.
— Очень смешно, — зыркнула она на меня. — Главное, чтобы он меня тоже каким-нибудь противным проклятьем на наградил, а то как начну падать с лошади на всех перекрестках, или еще что-нибудь...
Тем временем мы свернули в яблоневый сад.
Дорога превратилась в тропинку. На пожухлой траве то тут, то там проглядывали розоватые и желтые бока подгнивших яблок. Старые деревья с крепкими стволами и уставшими от богатых урожаев ветками шуршали влажной листвой. Вокруг стоял сладковатый запах, напоминавший о закончившимся лете и теплых вечерах.
А когда сад закончился, мы очутились у высокой стены. Она была старая, сложенная из осыпающегося рыжего кирпича. Ворота представляли собой двойную литую решетку с двусторонними шипами. Справа от ворот висел большой проржавевший гонг и прикованная цепью к стене колотушка.
— Будто тюрьма, — заметил я.
— Хуже, — отозвался Берн.
Мы подъехали к воротам, и Майя несколько раз ударила в гонг.
Минут через пять с той стороны решетки показались два жирненьких жреца. Их гладкие бритые головы напоминали круглые детские коленки, а тела укрывали длинные черно-красные одеяния.
Мы ждали, что они впустят нас внутрь, но вместо этого жрецы выстроились в рядок перед решетчатыми воротами, и один из них гнусавым голосом проговорил:
— Приветствуем вас в святилище великого бога Джасуры!
И ловким движением опытного эксгибициониста распахнул полы своего одеяния, под которым у него ничего не было.
Кроме, конечно, рыхлого пуза, дряблых ляжек и всего прочего, стыдливо прячущегося под болтающимися жирными складками.
— Да-да, приветствуем, — поддержал его второй и тоже обнажил все свои причиндалы.
— Это что еще значит?.. — вскипела Майя.
— Святой Джасура, нам что, вам всю приветственную мантру читать? — лениво отозвался гнусавый. — Ну пожалуйста. Клянемся, что мы чисты как спереди, так сзади...
Он развернулся к нам спиной и, подхватив полы своих одежд, задрал их себе на голову, показывая всем свой дряблый оттопыренный зад.
— ... И как внешне, так и внутренне...
Опасаясь того, как он собирается демонстрировать внутреннюю чистоту, я поспешно вмешался в приветственный процесс.
— Стойте, нам всего достаточно!
— Я бы даже сказала, более чем достаточно, — вполголоса проговорила Камилла.
— Ну вот о чем и речь, — отозвался гнусавый.
Обернувшись к нам лицом, жрец запахнул свои одежды и неизвестно из какого места вытащил маленький медный ковш с длинной ручкой.
— Подношением может быть только то, что вмещается в священный сосуд подношений, — монотонно прогнусавил он. — Никакого дурмана, никаких папирос и прочих веществ...
— Мы вообще по поводу коров, — не стал дожидаться окончания тирады Берн.
— Коров?..
Жрецы как-то странно переглянулись, и второй, придвинувшись поближе к решетке, громким полушепотом прошипел:
— Ну что же вы кричите-то об этом, милейший? Дело-то деликатное. Коровок с месячного выгула уже всех в хлев загнали, так что того-самого их уже не получится...
— Получить опосредованное
