Я пришел убить хорвата - Николай Стародымов

Приняв такое решение, я одернул воротник куртки-джинсовки, которую тоже купил только сегодня утром, и решительно зашагал по тротуару прочь от подъезда, в который вошел каких-нибудь полчаса назад. В конце концов, не сошелся же на Мареке…

Додумать до конца фразу я не успел. Прямо перед мной что-то шлепнулось и громко разбилось об асфальт. Я замер, рефлекторно вскинул голову вверх.

На балконе третьего этажа стоял Марек. Ни слова не говоря, он ткнул в сторону подъезда большим пальцем: мол, давай-ка вернись. Значит, он наблюдал за мной до последнего мгновения, ожидая, какое я приму решение.

Что ж, это хорошо, что не выдержал и сломался именно он, а не я пошел на попятную. Значит, теперь разговор состоится. Причем, разговор с его стороны не будет вестись с позиции сильного.

Я чуть потоптался, делая вид, что колеблюсь, стоит ли возвращаться, потом чуть махнул рукой, мол, так уж и быть, раз приглашают, повернулся и вновь вошел в обшарпанный подъезд с невесть когда взломанным домофоном, раскуроченная коробка корпуса которого теперь обреченно лохматилась жгутом разноцветных проводов.

…Дверь в квартиру распахнулась еще до того, как я нажал кнопку звонка. Ни слова не говоря, Марек посторонился, пропуская меня в тесную прихожую, так же молча кивнул за спину, в комнату. Проходи, мол, располагайся. А сам направился на кухню.

Уже оттуда громко спросил:

— Ты, это самое, что пить будешь?

Нашел у кого спрашивать! У здорового нормального русского человека, который только что освободился!

— Все, что предложишь, — ответил я ему без ложного кокетства. — Помнишь, как в том старом анекдоте: дочь моя, и пиво тоже.

В комнате я уселся на том же месте, где сидел десять минут назад. И приготовился ждать.

Впрочем, ждать хозяина пришлось совсем недолго. Марек вернулся в комнату, вкатив за собой видавший виды деревянный разболтанный сервировочный столик. Коньяк, кофе, печенье, нарезанный лимон, орешки… Вот это другое дело, теперь, судя по всему, разговор пойдет.

— Ладно, Беспросветный, это самое, повыдрёпывались — и хватит, — предложил мировую Марек.

Кто бы возражал! Мне твои испытания нужны, как пингвину плавки.

Не дождавшись ответа, Марек спросил:

— Давай-ка еще раз: что тебе конкретно, это самое, от меня нужно?

Принимая предложенные им правила игры, я начал с самого начала:

— Когда я выходил из «зоны», Корифей дал мне твой адрес и сказал…

Марек кивнул, небрежно махнул рукой и бесцеремонно перебил меня:

— Я знаю, Корифей о тебе маляву передал, так что все в порядке. Только он сказал, что не уверен, что ты, это самое, здесь появишься.

Я неоднократно имел возможность убедиться, что информация у них поставлена на должном уровне. Так что скрывать что-либо не имело смысла.

— Не собирался, — согласился я. — Только с тех пор обстоятельства немного изменились.

Марек между тем наполнил рюмки, взял свою, слегка коснулся моей и одним глотком проглотил содержимое. Сморщился, громко отрыгнул и, не закусывая, уставился на меня.

— И что у тебя же у тебя такое случилось, что заставило поменять планы?

Снова мне показалось, что что-то происходит не так, как должно было бы происходить по моим прикидкам. Только если попервости это ощущение было каким-то невесомым, непонятным, эфемерным, то теперь мне показалось, что я понял, что именно меня беспокоит.

Корифей говорил, что здесь можно встретиться с солидными людьми. А Марек, окончательно убедился я, был обыкновенной «шестеркой». Причем, судя по всему, «шестеркой», злоупотребляющей спиртным. Другими словами, меня сейчас попросту прощупывают. Потому Марек не остановил меня в первый момент, когда я направился к двери. Потому он остановил меня лишь после того, как я окончательно собрался уходить. Ну а значит и перышки перед ним распушать особенно не следует. Ведь он, по всей вероятности, ничего не решает. Значит, он сейчас только информацию обо мне собирает, а потом только докладывать свои соображения и наблюдения будет.

А может… Мысль мне показалась нелепой и я ее тут же решительно отбросил. Однако мгновенно вмешался внутренний голос. Ты погоди, рассудительно заметил он, может, в этом и есть свой резон. Вдруг действительно пока он тут меня прощупывает, за нами исподтишка наблюдают?..

Я поднял свою рюмку и тоже опрокинул ее содержимое в рот. Отпил глоток кофе.

— Так что же у тебя, это самое, случилось? — напомнил о себе Марек.

И я решился на провокацию. В конце концов, он меня вернул, значит, можно немного и обострить ситуацию.

— Ну а тебе-то какая разница? — нагло, прямо в его физиономию усмехнулся я. — Что у меня случилось… Ты давай-ка не строй из себя какого-то крутого, а позови сразу людей, которые могут принимать решения. Где они у тебя? В соседней комнате?

Квартирка была обыкновенной малогабаритной «хрущовкой». Комната, в которой мы сидели — проходная. В противоположной от входа стене была еще одна дверь. Плотно закрытая дверь. И я, торопливо проанализировав поведение Марека, заподозрил, что именно за ней, за этой второй дверью, может кто-то находиться.

— Так что же? Может, позовем? — я наклонился вперед и уставился в глаза хозяину квартиры. — Чего разговаривать через посредников?..

Следующее, что я собирался сделать и сделал бы непременно — хотел подняться и сам пройти к двери и раскрыть ее. Однако не успел. Дверь открылась сама. И в комнату вошли двое.

Старший из вошедших, клочковато седенький, вернее, пегий какой-то, с изрядно прореженной шевелюрой, как-то боком, неловко опустился в кресло, стоявшее чуть поодаль от столика, за которым сидели мы с Мареком. Он внимательно, колюче и довольно бесцеремонно разглядывал меня, одобрительно кивая и неискренне изображая благожелательность. Он вообще был весь какой-то несимпатичный, неприятный, неискренний… Такие как он, знал я, легко отдают приказ лишить жизни кого бы то ни было, без малейших угрызений совести и фарисейски изображая сожаление по этому поводу. Второй, вошедший за ним и оставшийся стоять, прислонившись к стене, человек, был из числа тех, кто такие приказы выполняет. Тоже без размышлений и сожалений. Здоровенный, преданный тому, кто платит, бесконечно жующий и столь же тупой.

— Немало наслышан про тебя, Беспросветный, немало, — проговорил старший. — Должен признаться, Корифей о тебе сообщил немало хорошего. И я вижу, что он не ошибся, не ошибся он…

Я тебе не скаковая лошадь. И не девица, которой с момента знакомства необходимо говорить комплименты.

— Мне почему-то кажется, — откровенно ухмыльнулся я, протянув руку и взяв свою, вновь наполненную Мареком, рюмку, — что Корифей должен был сообщить вам не только о моих положительных качествах. Или я ошибаюсь?

Старший меленько засмеялся, нервно потирая руки. Или это у него привычка такая?

— Так и есть, ежик, так и есть, — хихикал он. — Корифей так и сказал: колючий ежик.

О господи, с досадой подумал я, с кем приходится общаться! Правильно сказал Шарапов: самое дорогое на свете — глупость, потому что за нее приходится платить самую большую, неадекватно большую цену… Вот и я сейчас расхлебываюсь за то, что в жизни мне всегда не хватало ума и выдержки. Был бы погибче, умел бы унижаться и идти на компромисс — вся жизнь иначе пошла бы!

И теперь глядеть на это самодовольно хихикающее плюгавое создание было противно, омерзительно. Гидко — как говорят на Украине.

— А Корифей вам не говорил, что человек должен представляться, когда входит в помещение, где есть незнакомые люди? — резковато спросил я у него.

Однако пришедший не обиделся, опять с готовностью захихикал, потрясая реденькими, с проседью, волосами и возбужденно потирая ладошки.

— Как и есть ежик, — повторил он. — Колючий…

— Лучше тогда уж сказать — дикобраз, — опять я не счел нужным промолчать.

И снова довольное хихиканье, снова нервное потирание ладоней.

— Остряк! — можно было подумать, что он увидел перед собой кого-то из ведущих сатириков страны, так радостно засмеялся. — И почему же дикобраз, позвольте спросить? Почему именно дикобраз?..

Мне отвечать не хотелось. Мне очень хотелось как можно скорее перейти к делу. Однако в данной ситуации приходилось если и не подчиняться предлагаемым правилам игры, то по крайней мере приспосабливаться к ним.

— Потому что ежик только свернется в клубочек и ждет, пока беда пройдет мимо, — угрюмо расшифровал я свою мысль. — А дикобраз втыкает иголки во врага и оставляет их там. Дабы тому впредь неповадно было его трогать.

— Позиция, — хихикал и поощрительно кивал мой собеседник. — Вот это я понимаю — позиция!..

Что ты тут делаешь? — вдруг непривычно робко подал реплику внутренний голос. Может, лучше уйти? Ну их, в самом деле, и без них проживешь…